Нигилизм это в литературе: Нигилист в русской литературе

Содержание

Нигилист в русской литературе

[Определение] Нигилизм — это отрицание всего, что не доказано наукой и не имеет обоснованной научной подоплеки; опровержение «старых» истин и устоявшегося образа жизни; в некотором смысле — абсолютизированный нонконформизм. [/Определение]

В русской литературе нигилизм и его представители встречаются впервые лишь в конце девятнадцатого века. Это было достаточно новым и спорным явлением в русской литературе, что сразу же вызвало множество обсуждений у читателей. Самые популярные темы в нигилистических произведениях следующие: тема отцов и детей, тема любви как чувства, тема души и духовности, тема противоречия, тема дружбы. Большинство этих тем — так называемые «вечные» темы, а, следовательно, произведения, включающие в себя тему нигилизма — вечные.

Наиболее известным произведением, главным героем которого представлен нигилист, является, конечно же, роман Ивана Сергеевича Тургенева «Отцы и дети». Главный герой данного произведения — Базаров — молодой ученый, без дворянского происхождения, однако, хорошо образованный. Он не ценит в человеке качества его души, отдавая предпочтение качествам личности, весьма циничен и не верит ничему, что не доказано. Он — нигилист — человек, для которого не существует никаких авторитетов. В произведении Тургенева поставлена под сомнение такая идея, такая принципиальность. В конце самого произведения Базаров не выдерживает собственных принципов, не проходит проверку — идея нигилизма для него оказывается провальной. Таким раскладом автор хочет подчеркнуть провальность идеи нигилизма для современных реалий обыденной жизни.

Нигилизм в русской литературе имеет следующие характерные особенности:

Строгая принципиальность и серьезное отношение к своей идее, убежденность в таковой. Эти принципы, согласно концепции нигилизма, нерушимы, а, следовательно, это означает строгое следование и соблюдение принципов теории нигилизма.
Несмотря на строгость и жесткую принципиальность, а также, вкупе, равнодушие и презрение ко всему «антинаучному» и недоказанному, нигилизм в русской литературе является исключением и, зачастую, непригоден в быту и в реальной жизни. Даже в произведении И. С. Тургенева нигилист Базаров не проходит проверку любовью, все его принципы оказываются ложными и рушатся.

Нигилизм — это, своего рода, нонконформизм, представляющий первые, робкие попытки неподчинения, выхода из системы. Так, исходя из этого предположения, можно сказать о том, что нигилизм, столь популярный во второй половине девятнадцатого века свидетельствовал о возникновении революционных, меритократических и социалистических политических течений в нашей стране.

Готовые работы на аналогичную тему

Таким образом, исходя из всего этого, можно сделать вывод о том, что нигилизм — одно из основных течений и направлений в русской литературе второй половины девятнадцатого века. Нигилизм стал своеобразным символом того, что в России зарождается революция. Нигилизм в русской литературе — это отражение едва наметившихся, но уже оформившихся перемен в русском привычном укладе и строе.

Значение нигилизма в русской литературе

Как уже говорилось выше, нигилизм в русской литературе свидетельствовал о начале перемен в стране. Чем еще он так знаменит и какого его значение в русской литературе в целом?

1Во-первых, нигилизм — это, прежде всего, отрицание всего, что не доказано наукой, это поклонение истине и презрение к другим истинам. Так, можно смело утверждать, что нигилизм — это первая попытка нонконформизма, смело отрицавшее старое: устои и традиции, но принимавшее новое для людей, непривычное, безоговорочно.

Во-вторых, как уже говорилось, нигилизм в русской литературе свидетельствовал о возникновении перемен в политической обстановке в России, он может быть связан с новыми политическими течениями, с образованием новых реформ и направлений. Нигилизм стал своеобразным отражением молодежи того периода: сильной, независимой, отрицавшей все, что было до этого, все, что создано предыдущим поколением. Однако, такая молодежь, на самом деле, мало что могла предложить взамен, кроме слепого отрицания. Их принципы часто рушились, отчего возникали новые идеи и идеологии. Так, нигилизм можно назвать основоположником особой идеологии и философии, базирующихся на принципах отрицания старых устоев и стремлении к лучшему будущему страны.

В-третьих, нигилизм можно смело назвать основоположником многих новых идей и течений. С появлением нигилизма молодежь больше не боялась рушить старые условии, придумывать что-то новое и более современное. Так, нигилизм является к тому же инициатором внутренней свободы человека как в творчестве, так и в поведении людей.

Таким образом, из всего вышеперечисленного можно сделать вывод о том, что нигилизм имел в русской литературе, а также культуре и истории большое значение. Именно нигилизм оказал большое влияние на формирование и развитие русской литературы, а также на возникновение новых течений и направлений в ней. Именно благодаря нигилизму родилась и получило должное распространение нигилистическая философия, ставшая в литературе отражением целой эпохи.

Так, нигилизм нес в русской литературе и культуре историческую и политическую функции, а также выполнял некоторые функции в социальных сферах общественной жизни. Нигилизм в России стал свидетельством перемен в стране, это — нонконформизм, символизирующий отход от старых, традиционных устоев общества, предпочтение их новому, современному и научному.

Благодаря нигилизму и его влиянию в стране зародились некоторые политические течения, впоследствии ставшие революционными. Исходя из всего этого, мы можем прийти к выводу о том, что нигилизм, как явление в русской литературе, имел очень большое значение как в ней, так и в культуре России, а также оказывал влияние на историю, политику, социальные сферы жизни общества и, разумеется, науку.

«Литературный нигилизм» как явление русской общественной жизни XIX века Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 821.161.1.09 «18»

ФЕСЕНКО Эмилия Яковлевна, кандидат филологических наук, профессор кафедры теории и истории литературы Северодвинского филиала Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Автор 53 научных публикаций

«ЛИТЕРАТУРНЫЙ НИГИЛИЗМ»

КАК ЯВЛЕНИЕ РУССКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ XIX ВЕКА

В статье рассматривается явление, составившее пятилетний эпизод литературной жизни России XIX века и получившее название «литературный нигилизм», его духовными отцами явились общественные и литературные деятели А.Н. Радищев, П.Я. Чаадаев, П. Пестель, М.А. Бакунин. Автор также затрагивает проблему «интеллигентского нигилизма».

Литературный нигилизм, критика, дилетантизм

Во второй половине XIX века М. Бакунин и

А. Герцен в Лондоне, Н. Чернышевский в Москве, Д. Писарев в Петербурге являлись кумирами своего времени. В них было нечто увлекающее за собой молодых людей, «что-то подмывающее, — по замечанию Е. Штакеншлей-дер, — да и цель, которую они “выставляли”, -благая цель, но <…> нет нетерпимее людей, чем либералы»1.

Постепенно к 60-м годам сложилось такое явление в России, которое получило название «литературный нигилизм», составивший пятилетний эпизод литературной жизни России XIX века. Литературная традиция, переросшая в целое явление, начала складываться, несомненно, задолго до 60-х годов и была связана, по мнению многих исследователей этого периода истории России, с именем А. Радищева, на всем пути от Петербурга в Москву не увидевшего ни одного отрадного явления в российской жизни. Отсюда возник нигилизм тотального отрицания «проклятой расейской действительности».

Ю. Никуличев в статье «Великий распад», осмысляя это явление, говорил о «демонстра-

тивной манифестации» определенных идей «этого нигилизма», одновременно исключающих из его «трезвой правды жизни все, что не черным-черно (nihil — ничто…)». Он замечал, что «никаких цензур для нигилизма этого толка не существовало», соглашаясь с А.И. Герце-ным, который утверждал, что среди нигилистов было много «деятелей, давно сделавших себе пьедестал из благородных негодований и чуть не ремесло из мрачных сочувствований ограждающим», даже если и не называть прямо по именам тех из них, что столь удачно «отдали в рост свои слезы о народном сознании»2.

«Духовными отцами» русской интеллигенции ряд отечественных мыслителей считает П.Я. Чаадаева, В.Г. Белинского, А.И. Герцена, М.А. Бакунина. Связана эта точка зрения с тем, что в 30-50-е годы XIX века в мировоззрении русского образованного общества произошли глубокие изменения, в частности, начали распространяться нигилистические идеи. В нигилизме обвиняли не только А. Радищева, но и П.Я. Чаадаева, а позднее в одном ряду с ними оказались М. Бакунин и В. Белинский, И. Введенский

и Н. Добролюбов, А. Герцен и М. Петрашевс-кий.

Эволюция интеллигентского нигилизма, несомненно, связана и с тем, что в обществе стала играть роль не только дворянская интеллигенция, но и разночинская, а это не могло не отразиться в литературе, всегда живо откликающейся на события общественной жизни России. И появились тургеневские Базаров и Ру-дин, гончаровский Волохов.

В. Возилов в своем исследовании останавливает внимание на том, что различается раз-ночинство социальное (сословное) и духовное («отщепенство», выражаясь языком П.Б. Струве и Н.В. Соколова)3.

Большинство вождей русских нигилистов XIX века были дворяне (П. Пестель, К. Рылеев, А. Герцен, Н. Огарев, М. Бакунин, Д. Писарев, М. Петрашевский, М. Соколов, П. Лавров, Н. Михайловский), а из разночинцев — В. Белинский, Н. Полежаев, Н. Надеждин, Н. Добролюбов, Н. Чернышевский.

Многие из них являлись не только общественными, но и литературными деятелями, что и определило формирование такого явления в русской жизни, как «литературный нигилизм». Способствовали этому и кружки 30-х годов: М.Ю. Лермонтова, В.Г. Белинского, Н.В. Станкевича, и более радикальные кружки 40-х: М.В. Петрашевского,

A.И. Герцена и Н.П. Огарева.

Одним из тех, кто сыграл огромную роль в становлении русской критики, можно назвать

B.Г. Белинского, которого А. Герцен считал «человеком экстрима» и которому был свойственен максимализм романтика. Он совершил полный переворот в воззрениях на литературное произведение, найдя в себе мужество признать большое количество литературных шедевров, созданных в Золотой век.

В отечественной историографии Белинского часто называют родоначальником русского нигилизма. А. Герцен писал: «Белинский был нигилистом с 1838 года — он имел на это все права»4 . В конце 40-х годов в письме к В.П. Боткину Белинский уже говорил о необходимости «развивать идею отрицания, без которой человечество превратилось бы в “стоячее” и “вонючее” болото»5. Критик считал отрицание необходимой частью исторического процесса:

«Отрицание — мой Бог. В истории мои герои -разрушители старого — Лютер, Вольтер, энциклопедисты, террористы, Байрон»6. Да и все его утопические идеи носили нигилистический характер: «Я начинаю любить человечество ма-ратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную»7. Н. Бердяев считал Белинского представителем русской радикальной интеллигенции8.

Белинский, по замечанию П. Вайля и А. Ге-ниса, «вмешивался в литературный процесс без излишнего трепета, с необходимой трезвостью и отвагой». Его достоинством «была как раз та самая знаменитая неистовость, с которой он расправлялся с предшествующей литературой». «Футурист» Белинский дебютировал отчаянным хулиганским заявлением: «У нас нет литературы!». Это означало, что великая русская словесность должна начинаться с его современников -с Пушкина и Гоголя. Смелость Белинского была немедленно вознаграждена популярностью.

Властителем дум он стал с первых же напечатанных строчек — со статьи «Литературные мечтания»9.

Авторы «Родной речи» подчеркивают, что Белинский «не был связан с официальной ученостью», что он «ворвался в литературный процесс с пылом относительного невежества», что «на него не давил авторитет науки», и он «не стеснялся ни своего легкомыслия, ни своей категоричности: педантизм он заменял остроумием, эстетическую систему — темпераментом, литературоведческий анализ — журнализмом». Стиль Белинского был «слегка циничным, чуть фамильярным и обязательно приправлен сарказмом и иронией». Он первым «затеял игру» с читателем, в которой не было «скучной серьезности», он придавал большое значение «занимательности изложения», часто грешил «чудовищным многословием», но сам был «талантливым читателем», всегда «следовал за своим автором» (Пушкин отмечал «независимость мнений и остроумие» критика). «Отменный вкус редко его подводил», но критик так и не сумел «найти абсолютный критерий для своего анализа» и признавал «крах своих теоретических притязаний», в отличие от появившихся у него эпигонов и истолкователей.

Вследствие этого «Белинский все больше переносит акцент с собственно литературы на результат ее общественного воздействия. <…> Расставшись с эстетикой, он чувствует себя гораздо увереннее, критикуя не литературу, а жизнь. Именно такого Белинского, публициста, социального историка и критика, потомки вполне заслуженно возвели на пьедестал. <…> Его анализ человеческих типов очень интересен сам по себе — и без литературных героев, служивших ему основой»10.

Сторонники Белинского одобрили разработанный им принцип — исследовать социальную реальность на основе литературы. Д. Писарев, например, в статье о Базарове довел этот метод до виртуозности. Но если Белинский, уверенный, что главное в искусстве — то, что оно «отражает жизнь» (с его легкой руки позднее появилась формула «литература — учебник жизни»), не отказывался от требований соблюдения принципов художественности в литературных произведениях, литературная критика все больше стала отходить от литературы.

Идею разрушения Д. Писарев обосновал в своей ранней статье «Схоластика XIX века». Исследователи его творчества сходятся на том, что в его мировоззрении обнаруживаются все разнообразные формы нигилизма — этического, эстетического, религиозного, политического. Этический базировался на теории «разумного эгоизма» Чернышевского, эстетический обосновывался в статье «Разрушение эстетики», религиозный был связан с его атеизмом, политический — с желанием изменить существующую общественную систему.

Д.И. Писарев, начавший с утверждения аристократии над демократией, осмеивающий «красных прогрессистов» с их «немытыми руками», «всклокоченными волосами» и стремлением «перекроить на свой лад» Россию, придя к руководству «Русским словом», постепенно поворачивает его к «демократическому принципу» и «социальному отрицанию всего существующего» и заявляет в своей «Схоластике XIX века», что «умственный аристократизм — явление опасное…» А уж когда сидя в Петропавловской крепости за «покушение к возбуждению бунта», Писарев стал писать для «Русского слова», он, считавшийся видным литературным критиком,

меньше всего писал о художественных достоинствах литературного произведения, не скрывая своего кредо: «Разбирая роман или повесть, я постоянно имею в виду не литературное достоинство данного произведения, а ту пользу, которую из него можно извлечь для миросозерцания моих читателей…»11 Он не стеснялся заявлять, что «беспредметный и бесцельный смех г. Щедрина сам по себе приносит нашему общественному сознанию и нашему человеческому совершенствованию так же мало пользы, как беспредметное и бесцельное воркование г. Фета», что «влияние г. Щедрина на молодежь может быть только вредно…» («Цветы невинного юмора»), что «…даже лучшие из наших критиков, Белинский и Добролюбов, не могли оторваться окончательно от эстетических традиций…» («Мотивы русской драмы»)12.

Отвечая на вопрос, есть ли в России замечательные поэты, Писарев заявляет, что их нет

— на его взгляд, в России были или «зародыши поэтов», к ним он относит Крылова, Грибоедова, Лермонтова, Полежаева, Гоголя, или «пародии на поэта», к ним он относит Жуковского и Пушкина («Реалисты»)13.

Самому Д. Писареву были свойственны такие черты, как непреклонность, неумолимость выводов, исповедальная страстность, категоричность в суждениях, «непочтительность к авторитетам» (Чернышевский). Он был из породы тех «русских мальчиков» — детей своей эпохи, о которых сказал Ф.М. Достоевский в «Братьях Карамазовых»: «Покажите вы… русскому школьнику карту звездного неба, о которой он до тех пор не имел никакого понятия, и он завтра же возвратит вам эту карту исправленною».

В. Кантор в своих заметках о Писареве говорит об «органической связи выдающегося критика с основной тенденцией развития русской культуры»14 и ставит его в ряд независимо мыслящих людей, которые становились героями своего времени, таких как А. Радищев, В. Новиков, П. Чаадаев, А. Герцен, понимая пафос писа-ревского творчества, видя историческую закономерность его взгляда на мир — взгляда человека, чья творческая деятельность пришлась на период крушения революционной ситуации начала 60-х годов, но не принимая утилитаристской

позиции Писарева, подходившего к явлениям искусства с точки зрения их практической пользы для жизни, его пренебрежения к культурным ценностям, резких осуждений Пушкина и Салтыкова-Щедрина15 и высоко оценивая стремление Писарева к независимости, смелость самоанализа, открытую самокритику и, главное,

— внутренний пафос всех его статей, сводящийся к стремлению воспитать думающего, независимого человека. Писарев, по убеждению Кантора, «органически совпадал с пафосом великой русской литературы. В этом пафосе — неумирающая сила критика»16.

И. Виноградов замечал, что взгляды Д. Писарева были близки взглядам Базарова: «Мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшие суеверия нас душат…» А его рассуждения помогали лучше понять тургеневского героя: «… трудно спорить с ним, даже когда он явно как будто бы не прав. В его неправоте, как это обычно и бывает, когда логика рождается из живого, сильного и истинного чувства, все равно есть всегда некая высшая правота -правота странная, часто однобокая и несправедливая, но все равно высокая и покоряющая. И как успешно и убедительно ни доказывали вы себе, споря с ним, что его инвективы против Пушкина несправедливы и антиисторичны, а нигилизм по отношению к музыке или живописи совершенно несостоятелен, все равно вы будете неспокойно чувствовать в себе недоверчиво-строгий, этот требовательно и страстно обращенный к вашей совести писаревско-тол-стовский вопрос: а как же быть с тем горем, несчастиями, страданием, которые вот здесь, сейчас, рядом с вами, вокруг вас?.. Как быть со злом, которое множится вокруг вас, душит и давит людей, пока вы отдаетесь божественным красотам пушкинского стиха или рафаэлевских красок?.. Конечно, это то, что называется нравственным максимализмом. Но вы никуда не уйдете от жалящих вопросов этого максимализма, пока реально будет существовать общественная ситуация, его питающая»17.

К сожалению, у Писарева были не всегда достойные последователи. В «Русском слове»

появлялись и рецензии об «освежающем воздействии прозы Помяловского на публику, что было привыкла к такой “вони”, как романы Лескова». Знакомство с «выходками» «полуле-каря» Варфоломея Зайцева, заявлявшего, что «всякий ремесленник полезнее любого поэта настолько, насколько положительное число больше нуля», что «юнкерская поэзия Лермонтова пригодна для чахоточных барышень» и т.п., тоже подтверждает сложившееся явление «писаревщины», демонстрирующей неуважение к русской классике. Группа писателей-народников (В. Слепцов, А. Левитов, М. Воронов, Ф. Решетников) ощущала «дух времени» как требование показывать «злобы побольше»: «Ничего хорошего о “злополучной русской действительности” литератор этого типа писать не хотел, да, похоже, и не мог измышлять “трезвую правду жизни”»18.

Д. Писарев властвовал над умами своих современников. Н.В. Шелгунов замечал, что «…печать и читатели шестидесятых годов стоили друг друга, между ними были самые тесные умственные симпатии и что в практических выводах читатель шел дальше печати»19.

С точки зрения В. Кантора, А. Герцен увидел «в литературе залог национального пробуждения, которое может совершиться только через самокритику», и потому был уверен, что в своих произведениях «описывает не просто литературное, а революционное движение, развитие революционных идей. Иными словами, литература и искусство становятся под его пером синонимами революционной деятельности (по крайней мере, для России). В этой мысли и заключается, на мой взгляд, центр, зерно герце-новской общественно-эстетической концепции. <.. .> Существенно тут отметить генетическую связь его как личности с русской литературой, он и сам был как бы проекцией в жизнь ее стремлений»20.

А.И. Герцен пользовался заслуженным авторитетом. Он был убежден, что, в принципе, по любому серьезному вопросу не существует никаких окончательных или простых решений, и сформулировал это свое убеждение в ранних эссе о дилетантизме в науке. Исайя Берлин в своем эссе «А Remarkable Decade» замечал, что Герцен «родился с критическими наклон-

ностями ума, с качествами обличителя и преследователя темных сторон существования. <.. .> Герцен был умом в высшей степени непокорным и неуживчивым, с врожденным, органическим отвращением ко всему, что являлось в виде какого-либо установленного правила». Он был против деспотизма готовых решений и менее других склонен к огульному отрицанию21. Исследователь отмечал, что Герцен по рождению принадлежал к поколению так называемых «лишних людей», которые отличались свободным образом мыслей и действий: «Такие люди исповедуют особый род личной свободы, при котором чувство исключительности сочетается с непосредственностью и живостью ума, которому открыты необычайно широкие и богатые горизонты и доступна та особая интеллектуальная свобода, которую дает аристократическое образование. В то же самое время они оказываются на стороне всего нового, прогрессивного бунтующего, молодого, неиспытанного, того, что только рождается; их не пугают неизведанные просторы»22. Таким был Александр Иванович Герцен. По складу ума ему был близок его герой Владимир Бельтов («Кто виноват?»), который, в отличие от создавшего его писателя, хотя и был убежден в том, что «ничто в мире не заманчиво так для пламенной натуры, как участие в текущих делах, в этой воочию совершающейся истории»23, так и остался «лишним человеком», не найдя в себе силы реализовать цель: жить ради «гражданской деятельности».

Герцен сумел избавиться от многих «недугов» «лишних людей» и встать в ряды тех, кто нашел дело всей своей жизни. Он был сыном своего времени и «полностью разделял идеалы своего поколения в России, которые проистекали из все растущего чувства вины перед народом», «страстно желая сделать что-то заметное как для себя самого, так и для своей родины»24 . С нигилистами типа Базарова его роднило желание «делать дело», рационализм мышления, несогласие с тем, что какими-то аморфными абстракциями (как, например, рассуждениями о счастливом будущем) можно подменять реальную жизнь. Вероятно, ему было близко и утверждение героя Чернышевс-

кого Лопухова: «Жертва — это сапоги всмятку», когда он писал в своем сборнике «С того берега»: «Почему так ценится свобода? Потому что в ней самой заключена ее цель, потому что она то, что есть. Принести ее в жертву чему бы то ни было — это все равно что совершить человеческое жертвоприношение»25.

Философ и писатель В. Кантор так объясняет истоки нигилизма в России XIX века и, в частности, литературного нигилизма: «Давление самодержавия было столь велико, что мыслителю, желающему противостоять этому давлению, казалось необходимым (чтобы научить людей думать самостоятельно) подвергнуть разрушительной критике буквально все, включая и искусство, поскольку неизвестно до конца, что и в какой степени “заражено” рабским духом “старой” России. Писарев следующим образом формулировал свое кредо: “Что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть”. За внешне эффективной и смелой фразой скрывалось, однако, неуважение к другой личности, к ее праву на отличную от писаревской позиции, на ее самостоятельность. Такой подход обнаруживает проявлявшееся порой у Писарева (и его единомышленников. — Э.Ф.) непонимание сложности исторического процесса, необходимости усвоения духовных богатств, созданных предшествующим развитием культуры во всей ее широте и многообразии, непонимание, по сути дела, приводившие критика к отрицанию личностного своеобразия. <…> Так, подвергнув позицию Пушкина “утилитарному” анализу, Писарев проглядел ведущий пафос пушкинского творчества — пафос свободы (“пока свободою горим”, “свободы сеятель пустынный” и т.п.), поскольку пушкинское понимание свободы не подходило под мерки писаревского “утилитаризма”»26, который со временем был им изжит.

Задача любого критика — уметь войти в художественный мир, созданный писателем (поэтом), мир сложный, противоречивый, подчас трагический и понять его.

Примечания

1 ШтакеншнейдерЕ.А. Дневник и записки (1854-1886). М.; Л., 1934. С. 160-161.

2 Никуличев Ю. Великий распад//Вопр. литературы. 2005. №2. С. 184.

ъВозиловВ.В. Омнизм и нигилизм: метафизика и историософия интеллигенции России. Иваново, 2005. С. 287.

4Герцен А.И. Собр. соч.: в 30т. М., 1959. Т. XVIII. С. 216-217.

5БелинскийВ.Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. М., 1956. Т. XI. С. 576-578.

6 Там же. Т. ХП. С. 70.

I Там же. С. 52.

8 В этот ряд следует поставить Н. Шелгунова, Н. Чернышевского, Н. Добролюбова, которого И. Тургенев сделал одним из прообразов Базарова, считая «истинным отрицателем». Позиция их определялась не только расхождением с властью и близостью к народу, но и тем, что они находились вне социальных связей и искали свое место в общественной жизни. Их экстремизм и утопические идеи не принимали многие, среди которых были А. Герцен и М. Салтыков-Щедрин.

9Вайль П., ГенисА. Родная речь. М., 1990. С. 60.

10 Там же. С. 63.

II Писарев Д.И. Роман кисейной девушки//Его же. Полн. собр. соч. и писем: в 12 т. М., 2001. Т. 7. С. 38.

12 Там же. Т. 5. С. 334, 345, 359,369.

13 Там же. Т. 6. С. 319, 323.

ыКанторВ. В поисках личности: опыт русской классики. М., 1994. С. 134.

15 «Чтобы понять причины крайностей и перехлестов писаревской позиции, стоит, видимо, напоминать методологически важную мысль Энгельса, неоднократно замечавшего, что крайности русского “нигилизма” есть не что иное, как реакция на невиданный в Европе гнет азиатского деспотизма российского самодержавия» (См.: Кантор В. Указ. соч. С. 137).

16 Там же. С. 140.

11 Виноградов И. Духовные искания русской литературы. М., 2005. С. 475-476.

18НикуличевЮ. Указ. соч. С. 185.

19ШелгуновН.В., ШелгуноваЛ.П., Михаилов М.Л. Воспоминания в двух томах. М., 1967. Т. 1.С. 135. 20КанторВ. Опыт русской классики: в поисках личности. М., 1994. С. 110.

21 Берлин И. Александр Герцен II Новое литературное обозрение. 2001. № 49. С. 102.

22 Там же. С. 100.

23Герцен А.И. Указ. соч. Т. IV. С. 106.

24Берлин И. Указ. соч. С. 101.

25Герцен А.И. Указ. соч. Т. IV. С. 126.

26КанторВ. Указ. соч. С. 37-38.

Fesenko Emilia

LITERARY NIHILISM AS A PHENOMENON OF RUSSIAN PUBLIC LIFE

IN THE XIX CENTURY

The article is devoted to the 5-year period of the literary life of Russia called «the literary nihilism». Spiritual fathers of this period were such public and literary workers as A.N. Radishchev, P.Y. Chaadaev, P. Pestel, M.A. Bakunin. The problem of “the intelligentsia nihilism” is also dwelled upon.

Контактная информация: e-mail: [email protected]

Рецензент-Николаев Н.И., доктор филологических наук, профессор, проректор по учебной работе Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова

к вопросу о пространственных и временных границах явления – тема научной статьи по языкознанию и литературоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

ЦЕННОСТНЫЙ ОПЫТ

ББК 83.3(2Рос=Рус)1 + 87.8 УДК 821.161.1″18″ + 165.721

Т.В. Шоломова

эстетизация нигилизма в русской литературе xix века:

к вопросу о пространственных и временных границах

явления

Русский нигилизм середины XIX в. представляется массовым явлением, захватившим русскую культуру в масштабах страны по меньшей мере на два десятилетия. Между тем, кроме нескольких литературных героев (Базаров, Верховенский, Кириллов) и ровно двух общественных деятелей (Д.И. Писарев и С.Г. Нечаев) причислить к конкретным нигилистам некого. В массе своей нигилизм как движение состоял из эпигонов, так что главными нигилистами следовало бы признать Ситникова и Кукшину. Нигилизм был явлением сугубо петербургским, не приживавшимся в провинции. Видимость жизнеспособности ему придали два романа — «Отцы и дети» и «Бесы», в категориях которых мы до сих пор воспринимаем и описываем русский нигилизм.

Ключевые слова:

кризис, нигилизм, нигилист, разрушение, ценности, эстетизация.

Шоломова Т.В. Эстетизация нигилизма в русской литературе XIX века: к вопросу о пространственных и временных границах явления // Общество. Среда. Развитие. — 2015, № 3. — С. 127-131.

Актуальность темы данного исследования обусловлена неугасающим интересом к проблеме современного нигилизма. Следует отметить, что в центре внимания в последние десятилетия систематически оказывается правовой нигилизм. Поскольку проблему описывают, в основном, юристы [10; 18] и лишь изредка культурологи [14], сложно сказать, насколько социально-политический нигилизм XIX в. является предтечей современных нигилистических проявлений. Тем не менее, своему историческому предшественнику современный нигилизм обязан как минимум названием.

В данной статье обосновывается локальность русского нигилизма XIX в., его временная и пространственная ограниченность вопреки исторически укоренившемуся убеждению, что это было широчайшее молодежное движение, отразившее как кризис сознания, так и духовные запросы своей эпохи.

Русский нигилизм обычно определяют как отрицание общепринятых ценностей, идеалов и норм — моральных, эстетических, культурных, правовых, политичес-

ких, экономических и прочих. Это отрицание нашло выражение в конкретных поступках (жестах), по которым нигилиста можно было с легкостью обнаружить. Важнейшим из этих жестов оказались смена прически, переодевание, намеренная демонстрация нарочитой грубости манер.

Русский нигилизм как явление жестко локализован во времени (я постараюсь показать, что и в пространстве). В первую очередь, это «русский нигилизм 1860-х гг.» -«своеобразное отражение идеологии и психологии эпохи кризиса крепостничества и всех его порождений в философии, морали, быту» [8, с. 40]. В этом случае нигилизм описывается как «ранний период формирования революционно-демократического лагеря». Особенности русского нигилизма (система нигилистических жестов и предполагаемая эволюция в революционно-демократическое движение) дают основания для определения его как социально-политического — в отличие от эсте- о

тического (английского и французского) о и философского (немецкого) [7, с. 19-52]. Ц Иногда нигилизм определялся как «скеп- о

тическое мировоззрение, отрицающее все объективные и субъективные ценности», а также как «радикальная разночинная интеллигенция 60-х — начала 70-х годов, хотя последняя не только не отрицала, а имела очень определенные убеждения» [23, с. 167-168]. И даже существует определение нигилизма как «полемического термина для обозначения крайностей движения 60-х годов» [22, с. 11]. Возможно, это последнее ближе всего к истине.

Никто точно не может сказать, когда русский социально-политический нигилизм перестал существовать, но дата его возникновения совершенно точно известна: публикация романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» во второй книжке «Русского вестника» за 1862 г. Притом, что главный герой романа Евгений Васильевич Базаров, студент Медико-хирургической академии, сам ни разу не называет себя нигилистом, и никто из описанных в романе нигилистов сам себя не называет так. Слово «нигилист» употребляется в романе 14 раз, причем всегда в третьем лице — не удивительно, что оно не прижилось в качестве самоназвания — таковым оказались «реалисты» (по крайней мере, по утверждению представителей враждебного лагеря) [4, с. 3], вероятно, не без влияния одноименной статьи Д.И. Писарева. Не прижилась также шутка А.И. Герцена про «сан-кринолины» по аналогии с санкюлотами [1, с. 558]. Первым слово «нигилист» в романе произносит Аркадий Кирсанов, сразу же поясняющий изумленному отцу, что это значит: «человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип» [16, с. 216].

После публикации романа все заметили, что «нигилисты среди нас» — все, кроме Н.Г. Чернышевского, который в крепости писал собственный роман о передовых («новых») людях, не принимая во внимание ни неряшливой одежды, ни отсутствия кринолина, ни необходимости отрицать всякий авторитет и грубить гостеприимным хозяевам за утренним чаем. Больше всего в романе идейного оппонента его заинтересовал лопух. Также Чернышевский ничего не знал про синие очки, длинноволосых юношей и стриженых девушек, то есть про реальную молодежную моду — возможно, потому, что передовую женщину Веру Павловну списал с собственной жены. Как бы то ни было, в 1862 г. все увидели новое социальное явление, молодежную субкультуру, как сказали

бы сейчас, причем увидели именно ее «тургеневский», а не «чернышевский» вариант. Так что именно увидели современники?

Если мы сейчас попробуем реконструировать т.н. «визуальный ряд» русского нигилизма, то обнаружим следующее: о том, как нигилисты выглядели, можно много прочитать, но сложно посмотреть: отсутствие кринолина, стриженые волосы у женщин и длинные у мужчин [11, с. 339], синие очки, «дабы не мрачить единый свет разума» [1, с. 558]. Эти внешние признаки дополнительно подчеркивают смену моделей поведения и социальных ролей: люди и так ходили в книжную лавку братьев Серно-Соловьевичей поглазеть на первую женщину-продавца А.Н. Энгельгардт, так она еще была в синих очках [20, с. 134]. Фотографии (по крайней мере, известные растиражированные фотографии) соответствующего периода не дают полного представления о внешнем виде нигилистов, о том, что же так шокировало ревнителей традиционных ценностей — достаточно взглянуть хоть на снимки А.П. Сусловой (стриженые волосы не так сильно бросаются в глаза, юбка остается пышной и без кринолина). Привычный нам визуальный образ нигилизма оформился позже в живописи 1870-х гг. в картинах И.Е. Репина, Н.А. Ярошенко, В.Е. Маковского и др. Но до сих пор исследования о «людях 1860-х годов» иллюстрируют картинами, написанными на 10-20 лет позже (например, книга О.М. Гончаровой [3]), и мы все искренне принимаем за образ подлинного шестидесятника образ представителя следующего поколения.

Второй важный вопрос — сколько на самом деле было нигилистов и даже — кого в действительности следовало бы так называть? От того, кто именно будет определен как нигилист, зависит ответ на вопрос о хронологических рамках явления. Потому что термин «нигилизм» употребляется в самом широком значении, и в число нигилистов включаются все, начиная от ранних теоретиков (Чернышевского и Добролюбова) и до поздних практиков, например, группы Шевырева-Ульянова (я сама когда-то написала диссертацию, в которой слово «революционер» означало «нигилиста в предельной степени» [21, с. 10]). Эта точка зрения широко распространена как в отечественной науке, так и в зарубежной [25] (как и общемировая склонность иллюстрировать явление картинами Репина и Ярошенко рубежа 1870-1880-х гг). Тогда следует признать, что первые нигилисты вышли на историческую арену даже раньше 1859 г. — времени действия романа

«Отцы и дети». Верхней границей может быть угасание революционной практики, например, «Второе первое марта» 1887 г. То есть нигилизм — явление исключительно широкое, имеющее не только вполне определенный визуальный ряд (окончательно оформившийся, однако, не в 1860-е гг., а на десятилетие позднее), но и множество самых разнообразных проявлений, вплоть до бомбометания.

Но возможен и другой подход к проблеме. Позволю себе высказать предположение, что описанный Тургеневым нигилизм был, напротив, чрезвычайно узким явлением, и только по недоразумению сначала и по традиции потом это название стали употреблять по отношению к совершенно разным общественным движениям — от «брожения умов» (которое еще иногда описывают как «революционную ситуацию») рубежа 50-60-х гг. XIX в. — и до террористической деятельности 1870-1880-х гг.

В письме К.К. Случевскому Тургенев объяснял, почему выбрал именно такое слово: «и если он называется нигилистом, то надо читать: революционером» [17, с. 380]. Если Тургенев понимал под революционером именно того, кто готовит революционное выступление, а не употреблял слово в метафорическом смысле для обозначения деятеля, способного в определенной области самым решительным образом изменить ход вещей, то здесь возникали дополнительные основания для дезориентации современников. Потому что революционеров в обоих смыслах слова обычно очень мало, а все особенности описанного в романе явления распространили на самые широкие круги молодежи и ожидали от этих самых широких кругов того, чего ожидать не стоило бы. И это привело как минимум к неправильному пониманию того, что такое нигилизм, и к обнаружению его там, где его в действительности не было. За нигилизм принимали отдельные, хотя и совершенно определенные жесты, т.е. поверхностные подражательные проявления, в то время как нигилизм — это фундаментальный кризис ценностей в сознании нигилиста. Понятно, что кризис этот каким-то образом проявляет себя на практике — решили, что проявляет через смену прически или ношение синих очков, но вполне возможно, что решили ошибочно.

Д.И. Писарев чувствовал истинную природу и глубину этого кризиса прекрасно и писал про Базарова прямо, что для того не существует разницы между добрым и злым, хорошим и плохим, и он не ворует и не режет людей только потому, что ему это все не

нравится — «он не украдет носового платка также, как не станет есть тухлой говядины», то есть это дело исключительно вкуса и расчета, а не следования идеалам или принципам [12, с. 166-167]. Идеалы стираются в сознании нигилиста до полного неразличения, а такое бывает крайне редко. Как ни странно, как раз Чернышевский отличался неспособностью отличать хорошее от плохого — стоит вспомнить, как показаны в романе «Что делать?» семья и брак, когда самому автору кажется нормальным, что, если мужу притвориться мертвым, то жена сможет выйти замуж за другого, да и сам муж благополучно женится на другой, и все будут соседствовать и жить весело и дружно. Такого рода неспособность отличать одно от другого привела к известной сцене из счастливого будущего, когда резвящиеся пары по очереди покидают зал и потом возвращаются, т.е., по замечанию Набокова, к утверждению «ходячих идеалов, выработанных традицией развратных домов» [9, с. 453], воспроизведенных под видом истинно свободной любви грядущего века.

Настоящий нигилизм еще и не сводится к демонстративному поведению, к «нигилистическому» поступку, поскольку дерзкий поступок может быть попыткой проверить устойчивость ценностей, а не следствием их неразличения или безразличием к ним. Например, юный Вася Слепцов весной 1853 г. вошел в алтарь домовой церкви Пензенского дворянского института и упал там в обморок, а объяснил это тем, что, войдя в алтарь, сказал: «Не верую», чтобы проверить, что будет дальше [24, с. 3]. Формально поступок нигилистический — человек совершает нечто недозволенное, демонстрирует пренебрежение к традиционным ценностям. А фактически, если мальчик упал от напряжения в обморок, стало быть, ожидал ответа от Бога и признавал его существование, так что какой же это нигилизм? Это совсем не то, что мышь, запущенная за разбитое стекло иконы в романе «Бесы».

А.И. Новиков в своем исследовании приводит в числе прочих классификацию раннесоветского историка Н. Рожкова, выделявшего наряду с другими «нигилистическую» революционную группу — Д.И. Писарева и С.Г. Нечаева [8, с. 42]. Больше никого и нет — Варфоломея Зайцева еще с некоторой натяжкой можно отнести к нигилистам, может быть, с еще большей натяжкой, издателя журнала «Русское слово» Г.Е. Благосветлова как главного поощ-рителя нигилизма (но всю славу журнала составлял один Писарев; после его ухода

все нигилистическое влияние кончилось). Подлинный нигилизм был до крайности редок, и с классификацией Рожкова лучше согласиться — Писарев и Нечаев, теоретик и практик. Всё. Все остальные нигилисты, заполнившие пространство и создающие видимость массовости — эпигоны. Синие очки так запомнились современникам потому, что в них-то и было дело, под очками был не кризис ценностей, а стремление его имитировать, и далее этих синих очков нигилизм не шел.

И тут возникает еще одна важная проблема: нигилизм как явление петербургское, не выдержавшее столкновения с инерцией провинциальной жизни. Действие «Отцов и детей» происходит в русской деревне, куда нигилизм заносится как столичное поветрие, и где он очень быстро умирает. У Аркадия нигилизм умирает в душе, Базаров умирает физически, а Кук-шиной как эпигона нигилизма на самом деле еще нет, потому что в описываемом 1859 г. никто в России не знает, что явиться на бал «безо всякой кринолины и в грязных перчатках» — это нигилизм. Но неприглядная правда русской действительности такова, что, по итогам развития сюжета, главными фигурами и самыми заметными действователями следующего периода, известного нам как «русский нигилизм», оказались именно Авдотья Кукшина и Виктор Ситников. Мы помним финал романа: Кук-шина прекрасно процветает в Гейдельбер-ге, Ситников нашел себя в Петербурге, где «продолжает дело Базарова» [16, с. 400-401]. Причем Кукшина и Ситников сами себя не ощущают изнутри эпигонами, они абсолютно уверены в полном соответствии своего поведения жизненной программе своего идейного лидера — они воплощают идеал. Почему никто не обратил внимания, что начитавшаяся романа молодежь тоже взялась «продолжать дело Базарова» не хуже, надо полагать, Ситникова, точно также не ощущая изнутри собственного эпигонства. Непонятно, сознательно так написал Тургенев или бессознательно, но интересно, что даже такие сторонники нигилизма, как Герцен и Писарев обсуждали всерьез нежизнеспособного и вполне себе локального Базарова и не считали необходимым внимательно относиться к Кукшиной и Ситникову как единственным реальным деятелям нигилизма. А ведь именно эпигоны оказались подлинными носителями русского нигилизма; за редчайшим исключением никого, кроме эпигонов, в реальном русском нигилизме не было. И как Базаров не называл себя нигилистом, так и реальный нигилизм

продолжал существовать во внешних оценках: простой народ ругался обидным словом «нигилист» [2, с. 210], иногда производя его от слова «глист» [11, с. 337-338].

Нигилизм создали русские писатели -Тургенев его описал (отчасти, видимо, придумал) — и русский нигилизм появился. Рожденный нигилизм поддержал критик Писарев — потому что при его резком складе ума иначе как нигилистом его и не назвать. Нигилизм Писарева — теоретический нигилизм, нигилизм разрушающего слова. Но боевой призыв Писарева не вызвал к жизни реальных нигилистов. Кто еще нигилист? Герцен в полемике с Писаревым придал явлению иллюзию жизнеспособности, поскольку обсуждал его как нечто реально существующее. Писарев утонул в 1868 г., и теоретический период нигилизма закончился. Следующих «говорящих уст» он не нашел.

В 1869 г. Нечаев и нечаевцы убили студента Московской сельскохозяйственной академии Ивана Иванова — так начался период практического нигилизма, переход от слова к делу. Но и это убийство, несмотря на цинизм мотива и исполнения, осталось бы локальным явлением. Нигилизм нечаевского толка вышел за границы Москвы и даже России снова благодаря русской литературе — если бы Ф.М. Достоевский не написал роман «Бесы», провинциальная история не превратилась бы в событие вселенского масштаба. Именно под пером Достоевского нигилизм обрел недостающие ему глубину и объем, выявил и показал органически присущую ему тягу к смерти (которой отличался уже Базаров, иначе почему он не взял с собой средство дезинфекции, отправляясь препарировать тифозный труп?). У нигилизма появились разновидности — нигилизм Петра Верхо-венского, нигилизм Николая Ставрогина (неспособность которого отличать доброе от злого Тихон комментирует евангельскими словами: «о если б ты был холоден или горяч! Но поелику ты тепл, то изблюю тебя из уст моих» [6, с. 11]) и нигилизм Алексея Кириллова. Нигилизм Верховен-ского самый очевидный и кажется самым разрушительным, и впоследствии именно его описывали как самый опасный: Петру-ша стремится насладиться гибелью других и даже целого мира, старательно оберегая при этом себя самого как воспринимающий субъект. Но в действительности главный русский нигилист — это Кириллов, пренебрегающий профессиональным долгом ради идеи (на что Базаров, как известно, никогда не решался). Если Верховен-

скии умело организует разрушение вокруг тура не только вызвала нигилизм к жиз-

себя и наслаждается открывшимся зрели- ни, подробно охарактеризовала, сделала

щем, то Кириллов уничтожает мир вместе влиятельным, но она же способствовала

с собоИ, то есть уничтожает даже того, кто и тому, что название «нигилизм» распро-

мог бы воспринять и оценить разрушения. странилось потом и на участников револю-

Этому нигилизму уже все равно где реали- ционного движения (изданный в Лондоне

зовываться — скромные масштабы губерн- роман С. Степняка-Кравчинского «Андрей

ского города для него не помеха, а лишнее Кожухов» [15] первоначально назывался

свидетельство всепобеждающей силы. «Карьера нигилиста» — и это была именно

Таким образом, русский нигилизм история русского революционера, расска-

XIX в. — явление больше литературное, занная для представителей другой куль-

чем существующее на самом деле (в ре- туры с целью вызвать сочувствие). И если

альной действительности отсутствие не- русский нигилизм XIX в. — явление более

обходимого для подлинного нигилизма всего литературное, то его хронологичес-

кризиса ценностей компенсировалось мно- кие границы — 1862-1870 гг., от публикации

гочисленными намеками на него). Литера- «Отцов и детей» до публикации «Бесов».

Список литературы:

[1] Герцен А.И. Былое и думы. 1852-1868. Части VI-VIII / Герцен А.И. Собрание сочинений в 30 т. -Т. 11. — М.: Издательство академии наук СССР, 1957.

[2] Герцен А.И. Скоты / Герцен А.И. Полное собрание сочинений: в 30-ти т. — М., 1954-1964. — Т. 19.

[3] Гончарова О.М. «Новые люди» эпохи 1860-х: идеи — тексты — социопрактики: лекции по истории русской культуры — СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2011/ — 139 с.

[4] Де Пуле М. Нигилизм как патологическое явление русской жизни. — М.: В университетской типографии на Страстном бульваре, 1881. — 53 с.

[5] Достоевский Ф.М. Бесы / Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. — Т.10. — Л.: Издательство «Наука», Ленинградское отделение, 1974. — 516 с.

[6] Достоевский Ф.М. Бесы. Глава «У Тихона». Рукописные редакции / Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. — Т.11. — Л.: Издательство «Наука», Ленинградское отделение, 1974. — 414 с.

[7] Краус В. Нигилизм сегодня, или Долготерпение истории. Следы рая. Об идеалах. Эссе / Пер. с нем. А. Карельского, Е. Кацевой и Э. Венгеровой. — М.: Радуга, 1994. — 256 с.

[8] Новиков А.И. Нигилизм и нигилисты. Опыт критической характеристики. — Л.: Лениздат, 1972. -296 с.

[9] Набоков В.В. Дар. / Набоков В.В. Русский период. Собрание сочинений в 5 т. — Т. 4. — СПб.: Симпозиум, 2000. — С. 188-541.

[10] Ольхова Л.Н. Трансформация модусов отрицания в русской культуре переходных эпох: монография. — М.: МГИМО-Университет, 2007. — 304 с.

[11] Панаева А.Я. Воспоминания. М.: Захаров, 2002. — 445 с.

[12] Писарев Д.И. Базаров / Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем в 12 т. — Т. 4. Статьи и рецензии 1862 (январь-июнь). — М.: Наука, 2001. — С. 164-201.

[13] Писарев Д.И. Реалисты / Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем в 12 т. — Т. 6. Статьи 1864 (апрель-декабрь). — М.: Наука, 2003. — С. 222-353.

[14] Сапронов П.А. Путь в Ничто. Очерки русского нигилизма. — СПб.: ИЦ «Гуманитарная академия», 2010 — 400 с.

[15] Степняк-Кравчинский С.М. Андрей Кожухов. — М.: Советская Россия, 1978. — 336 с.

[16] Тургенев И.С. Отцы и дети / Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем в 28 т. Сочинения. — Т. 8. — М.-Л.: Наука, 1964. — С. 193-402.

[17] Тургенев И.С. Письмо Случевскому К.К. от 14(26).04.1862 / Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем в 28-ми т. — Письма. Т. 4. — М.-Л.: Наука, 1962. — С. 379-382.

[18] Утарбеков Ш.Г. Преодоление правового нигилизма в Российской федерации (вопросы конституционного регулирования): монография — Челябинск: ИИУМЦ «Образование», 2010 — 146 с.

[19] Чернышевский Н.Г. Что делать? / Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: в 15-ти т. — Т. XI. Под ред. П.И. Лебедева-Полянского. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1939.

[20] Шелгунов Н.В. Воспоминания / Шелгунов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.Л. Воспоминания: в 2-х т. — Т. I . — М.: Художественная литература, 1967. — 510 с.

[21] Шоломова Т.В. Эстетика русского нигилизма (1860-1880 годы). Дисс. … канд. филос. наук. — СПб., 1999. — 173 с.

[22] Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. — т. XXI. — СПб., 1897. — С. 11.

[23] Энциклопедический словарь товарищества «Бр. А и И. Гранат и К°». Изд-е 7-е, совершенно переработанное. — М.: т-во Бр. А. и И.Гранат и К°», 1910-1948. — Т. 30. — С. 167-168.

[24] Якушин Н.И. «Крупный, оригинальный талант» // Слепцов В.А. Проза. / Сост., вступ. ст. и примеч. Н.И.Якушина. — М.: Советская Россия, 1986. — 336. с.

[25] Hinghley R. Nihilists. Russian Radicals and Revolutionaries in the Reign of Alexander II (1855-1881). -London, 1967. — 128 p.

это… Русские нигилисты. Примеры из литературы :: SYL.ru

Слово «нигилист» в переводе с латинского буквально переводится как «ничто». Это человек, который не признает никаких авторитетов. Этот термин широко распространился в литературе и публицистике 60-х годов 19 века.

Течение общественной мысли

В России это течение получило максимальное распространение после того, как свет увидел роман И.С. Тургенева «Отцы и дети». Нигилизм проявил себя в качестве общественного настроения разночинцев, отрицавших устоявшиеся нормы морали. Эти люди опровергали все привычное. Соответственно, нигилист – это человек, который не признает ничего. Представители данного течения отвергали религиозные предрассудки, деспотизм в обществе, искусство, литературу. Нигилисты выступали за свободу личности женщины, ее равноправие в обществе, а также в определенной степени пропагандировали эгоизм. Программа этого течения была весьма схематична, а те, кто продвигал ее, были излишне прямолинейны.

Если говорить о нигилизме как о мировоззрении, то его нельзя назвать цельным. Нигилист – это человек, который отличался лишь выражением неприятия к окружающей действительности. Идеи этого общественного течения в то время выражал журнал «Русское слово».

Нигилизм до «Отцов и детей»

Как уже говорилось выше, сам термин получил распространение после того, как был опубликован роман «Отцы и дети». В данном произведении нигилист – это Евгений Базаров. У него были последователи, но об этом позже. Именно после публикации романа распространился термин «нигилизм». До этого в журналах подобные идеи назывались «отрицательным направлением», а его представители именовались «свистунами».

Для противников общественного течения нигилист – это тот, кто стремился разрушить моральные устои и пропагандировал аморальные принципы.

«Что такое Базаров?»

Именно с таким вопросом обращается П.П. Кирсанов к своему племяннику Аркадию. Слова о том, что Базаров – это нигилист, брата Павла Петровича изумили. Для представителей его поколения жизнь без принципов невозможна.

Стоит отметить, что нигилисты в литературе – это в первую очередь герои Тургенева. Наиболее ярким, конечно, является Базаров, у которого были последователи, Кукшина и Ситников.

Принципы нигилистов

Для представителей этого течения характерен главный принцип – отсутствие каких-либо принципов.

Наиболее ярко мировоззренческая позиция Базарова отражается в спорах с Павлом Петровичем Кирсановым.

Герои по-разному относятся к простому народу. Базаров считает этих людей «темными», Кирсанов умиляется патриархальности крестьянской семьи.

Природа для Евгения является своеобразной кладовой, в которой человек может хозяйничать. Павел Петрович любуется ее красотой.

Отрицательно относится главный нигилист в романе «Отцы и дети» к искусству. Чтение литературы для Базарова – пустое времяпрепровождение.

Евгений и Павел Петрович – представители разных социальных слоев. Базаров разночинец. Это во многом объясняет его отношение к народу и равнодушие ко всему прекрасному. Он представляет, насколько тяжела жизнь тех, кто возделывает землю. Русские нигилисты, как правило, действительно были разночинцами. Вероятно, этим вызвана их революционная настроенность и неприятие общественного строя.

Последователи Базарова

На вопрос о том, кто из героев был нигилистом в «Отцах и детях», можно, конечно, ответить, что учеником Базарова считал себя Аркадий Кирсанов. Кукшина и Ситников тоже выдают себя за его последователей. Однако можно ли их считать нигилистами?

Аркадий, хоть и пытается подражать Базарову, совершенно по-другому относится к искусству, природе, родным людям. Он перенимает лишь холодную манеру Базарова общаться, разговаривает низким голосом и держится развязно. Аркадий – воспитанный молодой человек. Он образован, искренен, неглуп. Младший Кирсанов рос в другой среде, ему не надо было зарабатывать себе на учебу.

Однако когда Евгений Базаров влюбляется в Анну Одинцову, то создается впечатление, что его поведение тоже несло оттенок наигранности. Конечно, он намного тверже Аркадия, глубже разделяет идеи нигилизма, но при этом он все-таки душой не мог отвергнуть все ценности. В конце романа, когда Базаров ожидает собственной смерти, он признает силу родительской любви.

Если говорить о Кукшиной и Ситникове, то они изображаются Тургеневым с такой иронией, что читатель сразу понимает: воспринимать из как «серьезных» нигилистов не стоит. Кукшина, конечно, «пружится», стараясь показаться не такой, какая она есть в действительности. Автор называет ее «существом», подчеркивая тем самым суетливость и глупость.

Ситникову писатель уделяет еще меньше внимания. Этот герой – сын трактирщика. Он недалек, держится развязно, копируя, вероятно, манеру Базарова. У него есть мечта сделать людей счастливыми, используя для этого деньги, заработанные отцом, в чем выражается неуважительное отношение к чужому труду и к родителям.

Что же хотел автор сказать таким ироничным отношением к этим персонажам? Во-первых, оба героя олицетворяют собой негативные стороны личности самого Базарова. Ведь и он не проявляет уважения к устоявшимся ценностям, которые были заложены много веков назад. Базаров также проявляет пренебрежение к родителям, которые живут лишь любовью к единственному сыну.

Второй момент, который хотел показать писатель, заключается в том, что время «базаровых» еще не наступило.

История происхождения термина «нигилизм»

Благодаря Тургеневу, понятие нигилизма получило широкое распространение, однако не он придумал этот термин. Есть предположение, что Иван Сергеевич заимствовал его у Н.И. Надежина, который в публикации применил его для негативной характеристики новых литературных и философских течений.

Тем не менее именно после распространения романа «Отцы и дети» термин получил общественно-политическую окраску и стал широко применяться.

Надо также сказать, что дословный перевод этого слова не передает содержания этого понятия. Представители течения вовсе не были лишены идеалов. Есть предположение, что автор, создав образ Базарова, выказывает осуждение революционно-демократического движения. В то же время Тургенев говорит, что его роман направлен против аристократии.

Итак, термин «нигилизм» первоначально задумывался как синоним слова «революция». Однако слово получило такую популярность, что нигилистом мог считать себя семинарист, отдавший предпочтение учебе в университете и отказавшийся от духовной карьеры, или девушка, выбравшая себе мужа по велению сердца, а не по указу родственников.

Нигилисты в жизни и литературе. Нигилистические идеи в русской литературе

Это модное когда-то словечко уже без сомнений можно причислить к архаизмам или историзмам. А было время, когда слово «нигилисты» гремело во всей мировой печати, будоражило мировую общественность, вдохновляло писателей и художников. Фактически, все волнения, происходившие в России в 60-80-х годах, считались в Европе, в США делом рук нигилистов.

Так ли это было на самом деле? И какое содержание скрывается за этим словом, которое, в отличие от других «-измов», не несет в себе никакой «положительной» идеи, а воплощает только отрицание?

Владимир Маковский. Вечеринка, 1875-1897 г.

Первым знаменитым нигилистом стал тургеневский Аркадий Базаров. Появившись на свет, эта личность, как и подобает нигилистам, сразу вызвала массу толков, в которых было больше осуждения, чем симпатий. Он не умел вести себя как подобает, непочтительно и даже грубо разговаривал со старшими, для него не было ничего святого, он не знал и не признавал Пушкина и т.п. Базаров стал первым общеизвестным бунтовщиком против приличий, и это было в нем для публики главное, это несоответствие общественным правилам жизни публику настолько ослепляло, что увидеть росток нового в его бунте она уже не могла. А это новое было, это уже был не просто отказ от стандартной схемы жизни, как у бунтаря «старого поколения» Павла Петровича Кирсанова и но поиск новых взглядов на мир, поиск общественного смысла жизни. Опять-таки, поиск не на словах, не в мечтах, как в «Рудине» того же Тургенева, а поиск деятельный.

Тургенев писал свой роман как попытку критического взгляда на чуждое ему по духу молодое поколение, но, как прекрасный писатель, он, не понимая прототипа своего героя, понял самого героя и нарисовал его образ объемным, сложным, глубоким, достойным размышлений, а не плоского порицания (детальнее об этом — в статье Дмитрия Писарева «Базаров »). Не всякий современник мог оценить образ Базарова, но история показала неизбежность его появления, его необходимость.

У Тургенева Базаров одиночка. Ему не находится места в жизни, и он погибает, он — только предзнаменование начала больших общественных перемен.

Но знамя нигилизма, поднятое Базаровым, начинает все увереннее подниматься в действительной общественной жизни. Проходит годик-второй — и нигилистов стало в России хоть пруд пруди. Нигилистами стали называть всю несогласную со старыми патриархальными принципами жизни, демократически настроенную молодежь. Большая часть ее были студенты, откровенно бравировавшие своим протестом и выражавшие его прежде всего в своей внешности и поведении: вместо приличной одежды носили темные балахоны, вообще небрежно относились к своему виду, девушки стригли волосы, курили, стремились учиться.

Николай Ярошенко. Студент, 1881 г.

Нигилисты по-новому смотрели на брак, любовь: так, впервые в России появились фиктивные браки, заключенные лишь для того, чтобы девушка получила возможность уехать из семьи и начать учиться. История одного из таких браков лежит в основании сюжета фильма «Нас венчали не в церкви», в котором очень хорошо показана «ломка» взглядов на любовь вообще, которую переживала молодежь того времени. Между прочим, «продуктом» одного из таких фиктивных браков стала Софья Ковалевская — одна из первых в мире женщин-математиков. Что касается мировоззрения, нигилисты считали себя материалистами, атеистами.

Вместе с этими новыми взглядами распространялись по России и зачатки студенческих кружков. И вовсе неправильно было бы сказать, что нигилисты отрицали все и не имели никаких идеалов. Нет, как и всякое молодое поколение, они искали возможностей применения своих сил, они, не видящие для себя места в настоящей жизни, мечтали о том, какой эту жизнь нужно сделать. Конечно, их мечты были крайне наивны, программу их целей можно было бы назвать «абстрактным демократизмом», но это не умаляло их решительности и даже самоотверженности. Одну из историй такой жертвенной преданности рассказывает Софья Ковалевская в своей повести «Нигилистка»: молодая и красивая девушка Вера, решив посвятить свою жизнь прогрессивным идеям, выходит замуж за незнакомого ей раньше осужденного нигилиста и уходит за ним на каторгу лишь для того, чтобы облегчить его участь. Она отказывается от всех благ ради служения «делу», и видит в этом большое счастье.

Благодаря наивным идеалам нигилистов, благодаря их неприятию существующего положения в России постепенно установилась такая «общественная норма», что каждый молодой человек, студент должен волноваться за будущее, страдать за народ, бороться за новую жизнь. Чтобы обсуждать проблемы общества, парни и девушки собиралась, объединялась в группы. Наверное, впервые в истории России молодежь массово собиралась не вокруг развлечений, а вокруг общественных проблем.

Так из абстрактного отрицания рождалась новая жизнь, из совокупности отдельных бунтовщиков вырастали новые организационные формы. И это рождение было очень непростым.

Этапом становления революционной дисциплины была «нечаевщина». Сергей Нечаев был харизматической личностью, каких в революционном движении было всегда немало. Он требовал от участников своего «Общества народной расправы» беспрекословного повиновения, строжайшей дисциплины и конспирации, полного самоотречения, растворения в организации. Когда Нечаев столкнулся с неподчинением студента Иванова — он инициировал его убийство. В его «Катехизисе революционера » были такие строки: «Революционер — человек обреченный; у него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни имени. Он отказался от мирской науки, предоставляя ее будущим поколениям. … Он презирает общественное мнение, презирает и ненавидит… нынешнюю общественную нравственность». Нечаев считал для революционера приемлемыми любые методы: он позволял себе лгать, шпионить, плести интриги, вскрывать чужие письма и т.п. «Нечаевщина» остро поставила вопрос о морали революционера, о его духовной свободе, о межличностных отношениях внутри революционной организации. Вопрос, ответ на который, как мне кажется, не найдешь у себя в голове — он, наверное, находится только историей. Нечаев не был единичным явлением, был еще кружок Николая Ишутина, были, скорее всего, и другие подобные кружки. Преломление прогрессивных революционных идей через линзу больного общества отлично показал Достоевский в романе «Бесы».

Сергей Нечаев

Другой тип революционной дисциплины начинался с кружка «чайковцев». Здесь, наоборот, господствовало взаимное доверие, уважение, забота, дружба. Из «чайковцев» вышли будущие герои-народники Софья Перовская, Андрей Желябов, Николай Морозов, Сергей Кравчинский, один из инициаторов русского рабочего движения Виктор Обнорский, один из первых русских марксистов Павел Аксельрод и другие крупные революционеры. Можно себе представить, как непросто было членам «Народной воли» — преемникам моральных принципов и отношений, сложившихся в кружке «чайковцев», — решиться на террор. Но таков, очевидно, парадокс истории: тот, кто больше других умеет любить, вынужден больше других ненавидеть.

Кстати, в отличие от Нечаева, Александр Михайлов, стихийный руководитель «Народной воли», считал, что революционер должен быть непогрешим даже по критериям той прогнившей общественной морали, в условиях которой он живет.

Революционное движение России созревало, набирало обороты и по мере этого созревания слово «нигилизм» уступало место другим, более точным названиям как внутри страны, так и за рубежом. Нигилизм был только моментом становления российской революции.

Течение общественной мысли

В России это течение получило максимальное распространение после того, как свет увидел роман И.С. Тургенева «Отцы и дети». Нигилизм проявил себя в качестве общественного настроения разночинцев, отрицавших устоявшиеся нормы морали. Эти люди опровергали все привычное. Соответственно, нигилист — это человек, который не признает ничего. Представители данного течения отвергали религиозные предрассудки, деспотизм в обществе, искусство, литературу. Нигилисты выступали за свободу личности женщины, ее равноправие в обществе, а также в определенной степени пропагандировали эгоизм. Программа этого течения была весьма схематична, а те, кто продвигал ее, были излишне прямолинейны.

Если говорить о нигилизме как о мировоззрении, то его нельзя назвать цельным. Нигилист — это человек, который отличался лишь выражением неприятия к окружающей действительности. Идеи этого общественного течения в то время выражал журнал «Русское слово».

Нигилизм до «Отцов и детей»

Как уже говорилось выше, сам термин получил распространение после того, как был опубликован роман «Отцы и дети». В данном произведении нигилист — это Евгений Базаров. У него были последователи, но об этом позже. Именно после публикации романа распространился термин «нигилизм». До этого в журналах подобные идеи назывались «отрицательным направлением», а его представители именовались «свистунами».

Для противников общественного течения нигилист — это тот, кто стремился разрушить моральные устои и пропагандировал аморальные принципы.

«Что такое Базаров?»

Именно с таким вопросом обращается П.П. Кирсанов к своему племяннику Аркадию. Слова о том, что Базаров — это нигилист, брата Павла Петровича изумили. Для представителей его поколения жизнь без принципов невозможна.

Стоит отметить, что нигилисты в литературе — это в первую очередь герои Тургенева. Наиболее ярким, конечно, является Базаров, у которого были последователи, Кукшина и Ситников.

Принципы нигилистов

Для представителей этого течения характерен главный принцип — отсутствие каких-либо принципов.

Наиболее ярко мировоззренческая позиция Базарова отражается в спорах с Павлом Петровичем Кирсановым.

Отрицательно относится главный нигилист в романе «Отцы и дети» к искусству. Чтение литературы для Базарова — пустое времяпрепровождение.

Евгений и Павел Петрович — представители разных социальных слоев. Базаров разночинец. Это во многом объясняет его отношение к народу и равнодушие ко всему прекрасному. Он представляет, насколько тяжела жизнь тех, кто возделывает землю. Русские нигилисты, как правило, действительно были разночинцами. Вероятно, этим вызвана их революционная настроенность и неприятие общественного строя.

Последователи Базарова

Аркадий, хоть и пытается подражать Базарову, совершенно по-другому относится к искусству, природе, родным людям. Он перенимает лишь холодную манеру Базарова общаться, разговаривает низким голосом и держится развязно. Аркадий — воспитанный молодой человек. Он образован, искренен, неглуп. Младший Кирсанов рос в другой среде, ему не надо было зарабатывать себе на учебу.

Ситникову писатель уделяет еще меньше внимания. Этот герой — сын трактирщика. Он недалек, держится развязно, копируя, вероятно, манеру Базарова. У него есть мечта сделать людей счастливыми, используя для этого деньги, заработанные отцом, в чем выражается неуважительное отношение к чужому труду и к родителям.

Второй момент, который хотел показать писатель, заключается в том, что время «базаровых» еще не наступило.

История происхождения термина «нигилизм»

Нигилизм представляет собой философское движение, не признающее правил и авторитетов, установленных обществом. Человек, который разделяет такое мировоззрение и ставящий под сомнение любые общепринятые нормы — это Нигилист. Данный термин приобретает всё большую популярность во многих направлениях: религия, культура, право, социальная сфера.

Рассмотрев нигилизм как составляющую общественной сферы, можно выяснить, почему возникло это направление и в какое время. Важно проанализировать принципы и взгляды нигилистов и цели, которые они обычно преследуют.

Нигилист — это тот, кто считает, что жизнь не имеет цели, ценности или значения, включая его собственную.
Нигилисты не верят в существование какой-либо объективной морали, и любые правила/законы, которым они следуют, если таковые имеются, являются поверхностными или соблюдаются ими только из практических соображений.

Нигилист и нигилизм — значение

Значение слова «нигилист» определяется как отрицание индивидуумом определенных вещей, таких как смысл существования личности, наличие авторитетов и поклонение религиозным идолам.

Лексическое значение слова «нигилист» подразумевает определенное лицо, которое является сторонником радикально-демократического рассуждения и выражающий свое неприятие к общепринятым законам, правилам и традициям.

В современном обществе смысл слова нигилист приобрел более глубокий и расширенный смысл. Но взгляды и убеждения таких людей также как прежде не изменились. Нигилисты 21 века также придерживаются мировоззрений позволяющие ставить под сомнение правила и стандарты общества, а так же отрицают любые идеалы, моральные и этические нормы и закономерные формы социального существования.

Принципы нигилистов

Направление, внутри которого придерживаются нигилистических принципов, приобрело название нигилизм. Это движение характеризует образ мысли, и жизни подразумевающее непринятие всего. Более конкретизированное значение и его проявление в той или иной ситуации зависит от конкретных обстоятельств и временных рамок.

В большинстве источников нигилистов характеризуют как отрицательных и негативных личности. По мнению большинства, эти личности постоянно в состоянии протеста и бунта, которые не довольны установленными правилами и законами социума. Сторонники нигилизма встречаются во многих сферах общества. Каждый участник движения отрицает удобное для себя направление: политику, культуру, религию.

Первое упоминание нигилизма появилось в средние века Александром III. Немецкий философ Ф.Г. Якоби так же использовал термин нигилизм.

Также известно, что Ницше был нигилистом. Он придерживался утверждения, основанного на отрицании Бога и несостоятельности христианства как религии.

Нигилист, если только он логичен, сомневается в существовании своего собеседника и не уверен в своём собственном существовании.
Виктор Гюго. Отверженные

Традиционный нигилизм является основой для появления более глубоких и новых видов данного направления. Участники нигилистического движения не всегда единогласны в своих рассуждения и заключениях. Еще больше споров возникает между обществом и представителями нигилизма. Обычные представители общества не могут понять нигилистов и их убеждения.

Еще сложнее понять нигилиста, который не приемлет никаких взаимодействий и не верит ни во что. Нигилистам сложно понять общество, которое идеализирует и придает смысл вещам без веской на то причины. Они своим протестом пытаются доказать что существование мира не зависит от людей и их идеалов. Мир и вселенная функционирует отдельно от всего и не нуждается в культивировании и поклонении.

Таким образом, для нигилизма характерно мировоззрение, которое основывается на прогрессе и рациональности.

Основные принципы и взгляды нигилистов

Взгляды нигилистов всегда являются четкими и лаконичными. Их утверждения подчинены конкретным принципам и утверждениям, в которые они верят.

Наиболее распространенными утверждениями нигилистов принято считать следующие:

Главного правителя нет или создателя, т.е. Бога не существует, так как нет разумных и понятных доказательств этого факта.
Мораль и нравственность в независимом виде не существует.
У жизни нет истины и любое объективное действие не важнее другого.

Принципы нигилистов всегда близки к реальности и их рассуждения всегда основываются только на фактах. Нигилист — это такой человек, который ко всему относится со скептической недоверчивостью и подозрением и во многом ищет нестандартное объяснение.

Виды нигилизма

Философский , утверждающий, что существование не несет в себе конкретной смысловой нагрузки, правды, фактора и ценности.
Мереологический . Согласно этому типу, объекты и предметы, созданные из отдельных деталей не существуют.
Метафизический . Тут основой является позиция, основанная на теории отрицания существования объектов в реальном времени.
Эпистемологический вид нигилизма отрицает любые виды знания.
Моральный вид утверждает с учетом метаэтического мнения, что нет таких понятий как моральный или аморальный.
Правовой нигилизм. Тут под сомнения ставятся нормы и правила поведения, установленные органом управления. В данном мышлении в общественной среде присутствует активное и пассивное отрицание прав личности. Это препятствие нормальному развитию общества и может стать причиной возникновения противозаконных действий.

Как выглядит нигилист и нигилизм в реальной жизни и в литературе

На территории России определение нигилизма появилось в 1829 году. Первым, кто использовал этот термин, был Надеждин Н.И. В более позднее время нигилизм указывался в произведении Берви В.В. Более широкую известность нигилизм в таком виде, в котором мы его знаем, приобрел в романе Тургенева И.С. «Отцы и дети». Известность данного произведения позволило термину нигилизм превратиться в крылатое выражение.

В современном обществе нигилистом можно часто встретить в реальной жизни, а также и в литературе. Несомненно, в литературе наиболее ярко и полно термин нигилизм описал Тургенев в своем произведении. С помощью главного героя как нигилиста автор донес до читателя весь смысл этого понятия, и последствия такого поведения. Этот роман тал очень востребованным и приобрел своих поклонников. По истечению времени значение слова нигилизм стал включать в себя все больше значений. К ранее установленным принципам добавляется отрицание авторитетов и сомнение в правовых возможностях граждан.

Нигилизм есть отчаяние человека о неспособности делать дело, к какому он вовсе не призван.
Василий Васильевич Розанов. Апокалипсис нашего времени

Нигилизм как направление в основном встречается в России и других странах постсоветского пространства. В западных странах нигилизм как философское движение почти не существует и проявляется в единичных случаях. Нигилизм в России появился в начале 60-х годов 19 столетия. Яркими представителями этого направления были Чернышевский, Писарев и Добролюбов. К более поздним представителям нигилистического движения можно отнести В.И. Ленина. Некоторые черты его поведения и взглядов позволяют отнести его к таким последователям.

Помимо представителей российского нигилизма, наиболее известным является немецкий философ Ницше. Он был ярым нигилистом во всех отношениях. Его мировоззрение и убеждение основано на обесценивание высоких ценностей и отрицании Бога. Помимо всего этого он отрицал необходимость сострадание человека к другому и принимал наличие такого качества за слабость. По его определению идеальным является злой и эгоистичный человек, который не способен к сопереживанию и сочувствию.

Заключение

Хотя нигилизм явление и не новое, но на многие вопросы, касающиеся этого термина, до сих пор нет ответов. Для каждого это понятие трактуется по-разному. Одни воспринимают такую позицию как болезнь, мешающую нормально существовать в обществе. Для других это наоборот панацея от всех заболеваний.

Нигилист отрицает семейные ценности, духовную жизнь, нравственные принципы, т.е. он не признает эти фундаментальные понятия, на которых держится и существует социум. Каждый должен осознавать, что это все эти основы важны и без них не возможно нормальное функционирование среди людей.

А вы как думаете, нигилизм — это приговор, или всё-таки возможно изменить мировоззрение человека? Нигилистами рождаются или становятся?

Русский нигилизм

Нигилизм есть характерно русское явление, в такой форме неизвестное Западной Европе. B узком смысле нигилизмом называется эмансипационное умственное движение 1860-х годов и его главным идеологом признается Писарев. Тип русского нигилиста был изображен Тургеневым в образе Базарова. Но в действительности нигилизм есть явление гораздо более широкие, чем писаревщина, его можно найти в подпочве русских социальных движений, хотя нигилизм сам по себе не был социальным движением. Нигилистические основы есть у Ленина, хотя он и жил в другую эпоху. Мы все нигилисты, говорил Достоевский.

Русский нигилизм отрицал Бога, дух, душу, нормы и высшие ценности. И тем не менее нигилизм нужно признать религиозным феноменом. Возник он на духовной почве православия, он мог возникнуть лишь в душе получившей православную формацию. Это есть вывернутая наизнанку православная аскеза, безблагодатная аскеза. B основе русского нигилизма, взятого в чистоте и глубине, лежит православное мироотрицание, ощущение мира лежащия во зле, признание греховности всякого богатства и роскоши жизни, всякого творческого избытка в искусстве, в мысли. Подобный православной аскетике нигилизм был индивидуалистическим движением, но также был направлен против творческой полноты и богатства жизни человеческой индивидуальности. Нигилизм считает греховной роскошью не только искусство, метафизику, духовные ценности, но и религию. Все силы должны быть отданы на эмансипацию земного человека, эмансипацию трудового народа от непомерных страданий, на создание условий счастливой жизни, на уничтожение суеверий и предрассудков, условных норм и возвышенных идей, порабощающих человека и мешающих его счастью. Это — единое на потребу, все остальное от лукавого.

B умственной сфере нужно аскетически довольствоваться естественными науками, которые разрушают старые верования, низвергают предрассудки, и политической экономией, которая учит организации более справедливого социального строя. Нигилизм есть негатив русской апокалиптичности. Он есть восстание против неправды истории, против лжи цивилизации, требование, чтобы история кончилась и началась совершенно новая, внеистореская или сверхисторическая жизнь. Нигилизм есть требование оголения, совлечения с себя всех культурных покровов, превращение в ничто всех исторических традиций, эмансипация натурального человека, на которого не будет более налагаться никаких оков.

Умственный аскетизм нигилизма нашел себе выражение в материализме, более утонченная философия была объявлена грехом. Русские нигилисты 60-х годов — я имею в виду не только Писарева, но и Чернышевского, Добролюбова и др, — были русскими просветителями, они объявили борьбу всем историческим традициям, они противополагали «разум», существование которого в качестве материалистов признавать не могли, всем верованиям и предрассудкам прошлого. Но русское просветительство, по максималистическому характеру русского народа, всегда оборачивалось нигилизмом. Вольтер и Дидро не были нигилистами. B России материализм принял совсем иной характер, чем на Западе. Материализм превратился в своеобразную догматику и теологию. Это поражает в материализме коммунистов. Но уже в 1860-х гг. материализм получил эту теологическую окраску, он стал морально обязательным догматом и за ним была скрыта своеобразная нигилистическая аскеза. Был создан материалистический катехизис, который был усвоен фанатически широкими слоями левой русской интеллигенции. Не быть материалистом было признано нравственно подозрительным. Если вы не материалист, то значит, вы за порабощение человека и народа.

Отношение русских нигилистов к науке было идолопоклонническим. Наука, — под которой понимались, главным образом, естественные науки, в то время окрашенные в материалистический цвет, — стала предметом веры, она была превращена в идол. B России в то время были и замечательные ученые, которые представляли особенное явление. Но нигилисты-просветители не были людьми науки. Это были верующие люди и догматически верующие. Менее всего им свойствен был скептицизм. Методическое сомнение Декарта мало подходит к нигилистам, да и вообще к русской природе. Типический русский человек не может долго сомневаться, он склонен довольно быстро образовывать себе догмат и целостно, тотально отдавать себя этому догмату. Русский скептик есть западный в России тип. B русском материализме не было ничего скептического, он был верующим.

B нигилизме в деформированном виде огразилась еще одна черта русского православного религиозного типа — нерешенность на почве православия проблемы культуры. Аскетическое православие сомневалось в оправданности культуры, склонно было видеть греховность в культурном творчестве. Это сказалось в мучительных сомнениях великих русских писателей относительно оправданности их литературного творчества. Религиозное, моральное и социальное сомнение в оправданности культуры, есть характерно русский мотив. У нас постоянно сомневались в оправданности философского и художественного творчества. Отсюда борьба против метафизики и эстетики. Вопрос о цене, которой покупается культура, будет господствовать в социальной мысли 70-х годов. Русский нигилизм был уходом из мира, лежащего во зле, разрывом с семьей и со всяким установившимся бытом. Русские легче шли на этот разрыв, чем западные люди. Греховными почитались государство, право, традиционная мораль, ибо они оправдывали порабощение человека и народа. Замечательнее всего, что русские люди, получившие нигилистическую формацию, легко шли на жертвы, шли на каторгу и на виселицу. Они были устремлены к будущему, но для себя лично они не имели никаких надежд, ни в этой земной жизни, ни в жизни вечной, которую они отрицали. Они не понимали тайны Креста, но в высшей степени были способны на жертвы и отречение. Они этим выгодно отличались от христиан своего времени, которые проявляли очень мало жертвоспособности и были соблазном, отталкивающим от христианства. Чернышевский, который был настоящим подвижником в жизни, говорил, что он проповедует свободу, но для себя никакими свободами никогда не воспользуется, чтобы не подумали, что он отстаивает свободы из эгоистических целей. Удивительная жертвоспособность людей нигилистического миросозерцания свидетельствует о том, что нигилизм был своеобразным религиозным фенюменом.

Не случайно в русском нигилизме большую роль играли семинаристы, дети священников, прошедшие православную школу. Добролюбов и Черньшевский были сыновья протоиереев и учились в семинации. Ряды разночинной «левой» интеллигенции у нас пополнялись в сильной степени выходцами из духовного сословия. Смысл этого факта двоякий. Семинаристы через православную школу получали формацию души, в которой большую роль играет мотив аскетического мироотрицания. Вместе с тем в семинарской молодежи второй половины 50-х годов и начала 60-х годов назревал бурный протест против упадочного православия XIX века, против безобразия духовного быта, против обскурантской атмосферы духовной школы. Семинаристы начали проникаться освободительными идеями просвещения, но проникаться по-русски, т. е. экстремистски, нигилистически. Немалую роль тут играло и rеssiаntimеnt семинаристов к дворянской культуре.

Вместе с тем в молодежи пробудилась жажда социальной правды, которая была в ней порождением христианства, получившего новую форму. Семинаристы и разночинцы принесли с собой новую душевную структуру, более суровую, моралистическую, требовательную и исключительную, выработанную более тяжелой и мучительной школой жизни, чем та школа жизни, в которой выросли люди дворянской культуры. Это новое молодое поколение изменило тип русской культуры. Тип культуры шестидесятников, Добролюбова, Чернышевского, нигилистов, возраставшей революционной интеллигенции был пониженный по сравнению с типом дворянской культуры 1830-х и 1840-х годов, культуры Чаадаева, И. Киреевского, Хомякова, Грановского, Герцена. Культура всегда образуется и достигает более совершенных форм путем аристократического отбора. Демократизуясь, распространяясь в ширь на новые слои, она понижается в своем уровне и лишь позже, путем переработки человеческого материала, культура может опять повыситься.

B малых размерах в слое интеллигенции в 1860-е годы в России произошел тот же процесс, который в широких, всенародных масштабах произошел в русской революции. Изменение типа культуры выразилось прежде всего в изменении направления сознания и тем культуры. Это было предрешено уже Белинским в последний период его развития. «Идеалисты» 1840-х годов интересовались, главным образом, гуманитарньгми науками, философией, искусством, литературой. Нигилисты 1860-х годов интересовались, главным образом, естественными науками и политической экономией, что определило уже интересы коммунистического поколения русской революции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Истоки и смысл русского коммунизма автора Бердяев Николай

Из книги Постмодернизм [Энциклопедия] автора Грицанов Александр Алексеевич

НИГИЛИЗМ НИГИЛИЗМ (лат. nihil — ничто) — исходно — одна из характерных черт буддистской и индуистской философии. Согласно присущему им Н. (или пессимизму), в посюстороннем мире в принципе не присутствует изначальная реальность, ибо она не имеет имени и формы; оформленной же и

Из книги Бунтующий человек автора Камю Альбер

Из книги Инерция страха. Социализм и тоталитаризм автора Турчин Валентин Фёдорович
НИГИЛИЗМ И ИСТОРИЯ В течение ста пятидесяти лет метафизического бунта и нигилизма вновь и вновь под различными масками упорно являл свое изможденное лицо человеческий протест. Все, восставшие против удела человеческого и его творца, утверждали одиночество человека,
Из книги Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей автора Ницше Фридрих Вильгельм
Марксистский нигилизм Многих приверженцев марксизма привлекают в нем его позитивные аспекты: социалистические идеалы и решимость искать действенные методы для их осуществления. Однако нигилистический аспект марксизма — это его важнейшая черта, определяющая
Из книги Манифест философии автора Бадью Ален
I. Нигилизм
Из книги Возвращение примитива [Антииндустриальная революция] автора Рэнд Айн
5. Нигилизм? Мы не согласны ни с тем, что слово «техника», даже если заставить откликнуться в нем греческое?????, пригодно, чтобы указать на сущность нашего времени, ни с тем, что имеется некоторое полезное для мысли соотношение между «планетарным господством техники» и
Из книги Писарев автора Демидова Нина Васильевна
14. Мультикультурный нигилизм Питер ШварцЧтобы подняться выше первобытного уровня, человеку пришлось осознать факт существования ценностей. Каждый шаг вперед требовал понимания не только того, как сделать этот шаг, но и того, почему это действие представляет ценность,
Из книги Конец стиля автора Парамонов Борис Михайлович
V. Нигилизм и реализм В условиях тюремного режима продолжало формироваться мировоззрение Писарева. Друзья и сотрудники по «Русскому слову» часто навещали его, приносили ему книги, журналы, письма и вести с воли. В письмах к матери Писарев неоднократно упоминал, что,
Из книги Расовый смысл русской идеи. Выпуск 2 автора Авдеев В. Б.
Из книги Сочинения [сборник] автора Бердяев Николай
В. Л. Махнач с. Н. Марочкин Русский город и русский дом Где жить русскому народу? Человеку современного биологического вида около 40 тыс. лет. Из них более семи тысяч лет человек живет в городе. Знаменитый Иерихон, древнейшие городские поселения на Кипре и в южной части
Из книги Философский словарь автора Конт-Спонвиль Андре
Глава II. Русский социализм и нигилизм
Из книги По ту сторону добра и зла. Воля к власти (сборник) автора
VII. Формализм и нигилизм Одна из инкарнаций смысла?– технические изобретения. Если в театрализованной социокультуре смысл воплощает себя так, как будто бы он был всего-навсего значением, утаивая свою амбивалентность (мы значим что-то, исполняя публичныe роли, но никогда
Роман «Отцы и дети» имеет сложную структуру и многоуровневый конфликт. Чисто внешне он представляет собой противоречие между двумя поколениями людей. Но этот вечный усложняется идейными и философскими разногласиями. Задачей Тургенева было показать пагубное влияние некоторых философских течений на современную молодежь, в частности нигилизма.
Что такое нигилизм?
Нигилизм — это идейно-философское течение, согласно которому, нет и не может быть авторитетов, ни один из постулатов не должен приниматься на веру. (как отмечает он сам) — это беспощадное отрицание всего. Философской основой для формирования нигилистического учения послужил немецкий материализм. Неслучайно Аркадий и Базаров предлагают Николаю Петровичу вместо Пушкина читать Бюхнера, в частности его труд «Материя и сила». Позиция Базарова сформировалась не только под влиянием книг, преподавателей, но и из живого наблюдения за жизнью. Цитаты Базарова о нигилизме подтверждают это. В споре с Павлом Петровичем он говорит, что с радостью бы согласился, если Павел Петрович представит ему «хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания».
Основные нигилистические идеи героя
Нигилизм Базарова проявляется в его отношении к различным сферам жизни. В первой части романа происходит столкновение двух идей, двух представителей старшего и младшего поколений — Евгения Базарова и Павла Петровича Кирсанова. Они сразу же испытывают неприязнь друг к другу, а потом выясняют отношения в полемике.
Искусство
Наиболее резко Базаров отзывается по поводу искусства. Он считает его бесполезной сферой, которая ничего не дает человеку, кроме глупого романтизма. Искусство же, по мнению Павла Петровича, это духовная сфера. Именно благодаря ему человек развивается, учится любить и мыслить, понимать другого, узнавать мир.
Природа
Несколько кощунственно выглядит отзыв Базарова не храм, а мастерская. И человек в ней работник». Герой не видит ее красоту, не чувствует гармонии с ней. В противоположность этому отзыву Николай Петрович прогуливается по саду, любуется красотой весны. Он не может понять, как Базаров не видит всего этого, как он может оставаться таким равнодушным по отношению к божьему творению.
Наука
Что же ценит Базаров? Ведь не может же ко всему он испытывать резко негативное отношение. Единственное, в чем герой видит ценность и пользу, — это наука. Наука как основа знания, развития человека. Безусловно, Павел Петрович как аристократ и представитель старшего поколения также ценит и уважает науку. Однако для Базарова идеал — это немецкие материалисты. Для них не существует любви, привязанности, чувств, для них человек — это просто органическая система, в которой происходят определенные физические и химические процессы. К таким же парадоксальным мыслям склоняется и главный герой романа «Отцы и дети».
Нигилизм Базарова попадает под сомнение, он испытывается автором романа. Отсюда возникает внутренний конфликт, который происходит уже не в доме Кирсановых, где каждый день спорят Базаров и Павел Петрович, а в душе самого Евгения.
Будущее России и нигилизм
Базарова как представителя передового направления России интересует ее будущее. Так вот, по мнению героя, для того чтобы построить новое общество, для начала необходимо «место очистить». Что это означает? Безусловно, выражение героя можно трактовать как призыв к революции. Развитие страны необходимо начинать с кардинальных перемен, с разрушения всего старого. Базаров при этом упрекает поколение либералов-аристократов в их бездействии. Базаров о нигилизме отзывается как о самом действенном направлении. Но стоит сказать, что и сами нигилисты пока ничего не сделали. Действия Базарова проявляются только в словах. Тем самым Тургенев подчеркивает, что герои — представители старшего и младшего поколений — в чем-то очень сильно похожи. Взгляды Евгения очень пугающи (это подтверждают цитаты Базарова о нигилизме). Ведь на чем прежде всего строится любое государство? На традициях, культуре, патриотизме. Но если нет никаких авторитетов, если не ценить искусство, красоту природы, не верить в Бога, то что же остается людям? Тургенев очень боялся, что подобные идеи могут воплотиться в жизнь, что России тогда придется очень тяжело.
Внутренний конфликт в романе. Испытание любовью
В романе есть два ключевых персонажа, которые якобы играют эпизодическую роль. На самом деле они отражают отношение Тургенева к нигилизму, они развенчивают это явление. Нигилизм Базарова начинает осмысливаться им самим немного по-другому, хотя прямо автор нам этого не говорит. Итак, в городе Евгений и Аркадий встречают Ситникова и Кукшину. Они передовые люди, которые интересуются всем новым. Ситников — приверженец нигилизма, он выражает свое восхищение Базаровым. Сам же при этом ведет себя как шут, он выкрикивает нигилистические лозунги, это все выглядит нелепо. Базаров относится к нему с явным презрением. Кукшина — эмансипированная женщина, просто-напросто неряшлива, глупа и груба. Это все, что можно сказать о героях. Если они являются представителями нигилизма, на который Базаров возлагает такие большие надежды, то каково же будущее страны? С этого момента в душе героя появляются сомнения, которые усиливаются, когда он встречает Одинцову. Сила и слабость нигилизма Базарова проявляют себя именно в главах, где говорится о любовных чувствах героя. Он всячески противится своей влюбленности, ведь это все глупый и никому не нужный романтизм. Но сердце ему говорит о другом. Одинцова видит,что Базаров умен и интересен, что в его идеях есть доля истины, но их категоричность выдает слабость и сомнительность его убеждений.
Отношение Тургенева к своему герою
Недаром вокруг романа «Отцы и дети» развернулась бурная полемика. Во-первых, тема была очень злободневной. Во-вторых, многие представители литературной критики были, как и Базаров, увлечены философией материализма. В-третьих, роман был смелым, талантливым и новым.
Существует мнение, что Тургенев осуждает своего героя. Что он клевещет на молодое поколение, видя в нем лишь только плохое. Но это мнение ошибочно. Если посмотреть на фигуру Базарова повнимательнее, то в нем можно рассмотреть сильную, целеустремленную и благородную натуру. Нигилизм Базарова — лишь внешнее проявление его ума. Тургенев, скорее, чувствует разочарование в том, что столь талантливая личность зациклилась на таком малооправданном и ограниченном учении. Базаров не может не вызывать восхищение. Он дерзок и смел, он умен. Но, кроме этого, он еще и добр. Неслучайно к нему тянутся все крестьянские детишки.
Что же касается авторской оценки, то наиболее полно она проявляется в финале романа. Могила Базарова, на которую приходят его родители, буквально утопает в цветах и зелени, над ней поют птицы. Противоестественна ситуация, когда родители хоронят детей. Противоестественными были и убеждения главного героя. А природа, вечная, красивая и мудрая, подтверждает, что Базаров был неправ, когда видел в ней лишь материал для достижения целей человека.
Таким образом, роман Тургенева «Отцы и дети» можно рассматривать как развенчание нигилизма. Отношение Базарова к нигилизму — это не просто философия жизни. Но это учение подвергается сомнению не только представителями старшего поколения, но и самой жизнью. Базаров, влюбленный и страдающий, погибает от случайности, наука не в силах ему помочь, а над его могилой все так же прекрасна и спокойна Природа-мать.
Урок литературы в 10 классе «Базаров – нигилист?!» | Центр гражданских и молодежных инициатив
МБОУ СОШ № 66 г. Нижний Тагил Свердловской области

Урок-мастерская в 10-м классе «Базаров — нигилист!?»
(по роману И.С. Тургенева «Отцы и дети»)

Ибрагимова Эльмира Василевна
учитель русского языка и литературы

Цели:
Познакомиться с понятием «нигилизм».
Сравнить понятие «нигилизм» и взгляды Базарова.
Развитие навыков сравнения, критического мышления, творческого письма
Ввести учеников в процесс познания.
Создать атмосферу открытости, доброжелательности, сотворчества в общении, формировать умение отстаивать свою позицию.
Включить эмоциональную сферу ребенка, обратиться к его чувствам, пробудить заинтересованность каждого в изучении данного произведения.
Оборудование:
текст романа
таблица «Взгляды Базарова (таблица заполняется учащимися на предыдущих уроках)
презентация к уроку.
компьютер, проектор.
камень, зерно, ростки пророщенной пшеницы или другого зерна, зеркало.
Структура урока
Вступительное слово. (Налаживание взаимоотношений с классом)
“Индукция”.
“Разрыв”.
“Самоконструкция”.
“Социоконструкция”.
“Афиширование”.
“Рефлексия”.
Работа во время мастерской ведется в группах.
Ход занятия
1. Налаживание взаимоотношений с классом.
Учитель: Сегодня у нас не совсем обычный урок, а Мастерская. Работать нам будет, может быть, не очень легко, но, надеюсь интересно.
Смоделируем ситуацию: вы просите меня о чем-то, а я отвечаю вам: «нет». Почему я так поступаю? (ответы учащихся: «так хочется учителю; вследствие определенных правил и принципов, которых придерживается учитель»).   Я отвечаю так в силу определенных правил и принципов, которыми я руководствуюсь. Вот и сегодня мы рассмотрим правила и принципы Евгения Базарова, главного героя романа И.С.Тургенева «Отцы и дети». И тема сегодняшней мастерской «Базаров – нигилист!?». Обратите внимание, что в конце фразы стоит не один знак, а два; то есть нам предстоит решить каждому, каким же был нигилизм Базарова?
(Слайд 1. Приложение 1.)
2. Индукция.
А). Построение древопонятия слова НИГИЛИЗМ.
Учитель: Кем считал себя Базаров?
Ответ учащихся: нигилистом, относил себя к нигилистам, о чем прямо говорит Павлу Петровичу Кирсанову.
Учитель: Рассмотрим древопонятие этого слова. Перед вами четыре определения этого слова из разных источников. Прочитайте и подчеркните в каждом слово или словосочетание, которое вам кажется самым важным в этих определениях. Обсудите свой результат работы в группе.
(Слайд 2. Приложение 1.)
Нигилизм – это…
(от латинского nihil – ничто) отрицание общепринятых ценностей: идеалов, моральных норм, форм общественной жизни. (Большой энциклопедический словарь)
«безобразное и безнравственное учение, отвергающее все, чего нельзя ощупать» ( Толковый словарь В.Даля)
«голое отрицание всего, логически неоправданный скептицизм» (Толковый словарь русского языка)
«философия скептицизма, которая возникла в России в ХIХ веке в начале правления Александра !… ранее этот термин применялся к некоторым ересям в средние века. В русской литературе термин нигилизм был впервые использован Н.Надеждиным в статье в «Вестнике Европы»… Надеждин прировнял нигилизм к скептицизму» (М.Катков)
Чтение и объяснение подчеркнутых слов и словосочетаний.
Учитель: Попробуем их объединить. Что из этого получим?
Б) Построение ассоциативных рядов к понятию нигилизм. (Слайд 3. Приложение 1.)
Учитель: центральное понятие нашей мастерской – нигилизм. Давайте попробуем подобрать к нему ассоциации. С каким природным явлением, звуком, цветом ассоциируется у вас это понятие и почему?
Учащиеся записывают свои ассоциации, называют их, учитель записывает их на доске.
(Природные явления: буря, ветер, метель, ураган,- все эти природные явления разрушают и уничтожают, так и Базаров в своей теории говорит о том, что необходимо все разрушить, а строить будут другие.
Звуки: скрежет, скрип, гром.
Цвет: черный, серый, вишневый).
Учитель: А теперь попробуем подобрать ассоциации к образу Базарова.
Прочтение и объяснение ассоциаций. Учащиеся дополняют свои записи. Параллельно ассоциативные ряды записываются на доске.
(Базаров – камень, пропасть, летящая птица.)
В) Работа с таблицей «Взгляды Базарова» (таблица составлена на предыдущих уроках).
Точка зрения
Взгляды Базарова

«Всякий человек сам себя воспитывать должен»
«Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник…»
«Русский человек только тем и хорош, что сам о себе прескверного мнения.»
«22=4, а остальное пустяки…»
«В теперешнее время полезнее всего отрицание…»
«Необходимо все сломать и разрушить, а строить будут другие…»
Об аристократии: «вот вы уважаете себя и сидите сложа руки, вы бы не уважали себя и делали тоже самое», «аристократизм, либерализм – русскому человеку даром не нужны…»
«Рафаэль гроша медного не стоит, любой химик в двадцать раз лучше поэта»

Учитель: Откройте таблицу «Взгляды Базарова, которую мы составили на предыдущем уроке, просмотрите все взгляды Евгения Базарова и ответьте на вопрос, прав ли автор, причисляя Базарова к нигилистам?
Ответы учащихся.
(Слайд 4. Приложение 1)
Учитель: В этой же таблице напротив каждого мнения и позиции героя отметьте знаками свою позицию:
+ согласен с позицией автора
— не согласен с мнением автора
! восхищаюсь мыслями автора
? не понимаю автора.
Учащиеся делают пометки в таблице, обсуждают помеченное в группе. Озвучивают свою точку зрения.
(На данном этапе урока может возникнуть небольшой спор между учащимися, т.к. позиция и точка зрения на взгляды Базарова у учащихся разная. Почти все ребята были не согласны с отрицанием героя любви и искусства. В доказательство своей позиции учащиеся приводили свои аргументы. Основной из них « Отрицание любви и искусства противоречит развитию всей человеческой жизни, взаимоотношениям людей, т.к. основа жизни – любовь людей друг к другу.»)
Учитель: Базаров – нигилист, человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип. Но, как и каждая теория, нигилизм обладает своими «плюсами» и «минусами».
«Чаша весов» (Слайд 5. Приложение 1)
Задание учащимся: попробуйте распределить в две колонки сильные и слабые стороны нигилизма как теории и объяснить свою позицию.
(На данном этапе мастерской делаются обобщения и выводы учащихся по всей теории Базарова. Учащиеся отмечают следующие слабые стороны: нигилизм ведет к разрушению мира; отрицать все и вся невозможно и т.д. Ребята выделяют сильные стороны: нигилизм, как и любая другая система взглядов, имеет право на существование; это было новое направление в общественных взглядах России ХIХ века и т.д.)
Учитель: Конечно, однозначно оценивать нигилизм Базарова нельзя. При рассмотрении взглядов Базарова возникает много вопросов. Какой бы вопрос вы бы задали герою?
Учащиеся записывают, обсуждают вопросы, затем озвучивают.
3. Конфликт.
Учитель: У меня в руках несколько предметов: камень и проросшие зерна пшеницы. (Учитель давит камнем ростки зерен) В этих предметах и действии и заключается, на мой взгляд, все мировоззрение Базарова. Если же мы добавим к этим предметам зеркало, то увидим и всю суть нигилизма Базарова, и проблематику романа И.С.Тургенева «Отцы и дети». Попробуйте объяснить мой выбор и действия относительно мировоззрения Базарова и всего романа в целом.
(Учащимся дается в помощь схема «Творческий замысел романа И.С.Тургенева «Отцы и дети» Слайд 6. Приложение 1)
Вот как учащиеся объяснили использование предметов и действия, производимые с ними:
Камень – сам Базаров, который своей теорией нигилизма разрушает свою жизнь (ростки пшеницы), но зерно раздавлено не все, значит, его теория дает новые ростки в общественной жизни общества. Зеркало – это отражение всей жизни героя, пройдя через испытания, предпосланные ему жизнью и любовью, он в конце романа уже совсем другой, обновленный.
Камень – нигилизм Базарова, который разбивается о жизнь и любовь (зерна и ростки), зеркало – отражение в романе эпохи 60-х годов ХIХ века.
Камень – это «отцы» в романе, которые пытаются раздавить новое и прогрессивное направление «нигилизм», это старые принципы отцов, которые им казались неколебимыми и твердыми, как каменная скала. Ростки зерна – это нигилизм героя, который потерпел крушение, но не вся его теория, а только отдельные её положения о любви человека. Зеркало – это отражение и преломление, изменения героев в романе. Мы смотрим в зеркало, нам хочется увидеть одно, а в результате – совершенно другое отражение действительности.
4. Написание синквейна НИГИЛИЗМ. (Слайд 7. Приложение 1)
Прочтение синквейнов.
5. Социоконструкция.* Учитель записывает на доске, а учащиеся в тетрадях тему мастерской. «Базаров – нигилист?!»
Учитель: попробуйте написать миниэссе, взяв для заголовка тему мастерской, а какой знак поставить в конце фразы, каждый решает сам.
Написание эссе.
6. Афиширование.
Учащиеся читают вслух свои работы.
7. Рефлексия.
Заключительное слово учителя, который подводит итоги урока, говорит о роли самоопределения жизненной позиции.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
ВИДЕО

Урок русской литературы по роману «Базаров
Урок . Тема. Образ нигилиста Е. Базарова
Цель: дать понятие о нигилизме, познакомиться с характерами определения нигилизма, данными в разных источниках разного времени; сопоставить понятие о нигилизме и взгляды Базарова; показать, как влияют убеждения человека на судьбу; проанализировать последствия нигилизма, подвести к мысли о разрушительном воздействиии нигилизма на характер личности и общества; развития навыков устной монологической речи, выразительного чтения.
Оборудование: презентация, иллюстрации, потрет И.С Тургенева,таблицы
Ход урока
Орг момент .Психологический настрой
Добрый день, уважаемые учителя, ребята! Перед тем, как начать наш урок, я бы хотела, чтобы мы все пожелали удачи друг другу на сегодняшнем уроке!
Новая тема
Вступительное слово учителя.
Представьте, что вы меня просите о чем-то, а я отвечаю вам отказом, о чем бы вы не попросили. Как вы думаете, почему я так делаю?( так хочется учителю, вследствие определенных правил и принципов, которых придерживается учитель). Мы изучаем с вами роман И. С. Тургенева «Отцы и дети». Как вы думаете , о чем мы будем говорить на уроке? Да, сегодня мы рассмотрим правила и принципы Евгения Базарова, главного героя романа.
Как вы думаете, зависит ли судьба человека от его убеждений? Могут ли убеждения погубить человека, или, наоборот, сделать его счастливым? На этот вопрос мы и попытаемся ответить в ходе нашего урока
Словарная работа.
Посмотрим, как одно и то же понятия «нигилизм» раскрывается в разных источниках. (Чтение формулировок определения нигилизма, данные в Большом энциклопедическом словаре, В. Даля, Толковом словаре и Британской энциклопедии).
НИГИЛИЗМ (от лат. nihil – «ничто») – отрицание всего, общепринятых ценностей: идеалов, моральных норм, культуры, форм общественной жизни.
Большой энциклопедический словарь.
НИГИЛИЗМ – «безобразное и безнравственное учение, отвергающее все, чего нельзя ощупать».
В. Даль
НИГИЛИЗМ – «голое отричанеи всего, логически не оправданный скептицизм».
Толковый словарь русского языка
НИГИЛИЗМ – «философия скептицизма, отрицание всех форм эстетического».
Социальные науки и классические философские системы полностью отрицались, отрицалось любая власть государства, церкви, семьи. Наука для нигилизма стала панацеей от всех социальных проблем.
Британника.
— На что вы обратили внимание?
-Интересно отметить, что в разных источниках дается свой вариант толкования этого понятия и его возникновения. Британская энциклопедия ведет его историю со Средних веков. Современные исследователи относят его началу XIX века. Некоторые издания считают, что понятию нигилизм впервые дал определение немецкий философ Фридрих Ницше. «Что означает нигилизм?- спрашивает он и отвечает: — То, что высшие ценности теряют ценность… нет цели, нет ответа на вопрос «зачем?»
Интересная история слова «нигилист» в России.
3.Сообщение ученика:
-Слово «нигилист» имеет сложную историю. Оно появилось в печати в конце 20-х гг.XIX в. И вначале это слово употребляли по отношению к невеждам, которые ничего не знают и не хотят знать. Позднее, в 40-е гг., слово «нигилист» как бранное стали употреблять реакционеры, называя так своих идейных врагов – материалистов, революционеров. Передовые деятели не отказались от этого названия, но вложили в него смысл. Герцен утверждал, что нигилизм означает пробуждение критической мысли, стремление к точному научному знанию.
Задание для слабоуспевающих учеников: Считаете ли вы Базарова нигилистом? (в течение урока)
4. Построение ассоциативных рядов к понятию нигилизм.
. Давайте попробуем подобрать ассоциации к слову «нигилизм». С каким природным явлением, звуком, цветом ассоциируется у вас это понятие и почему? Работаем в парах. Обсуждаем , делаем записи в тетрадях. (2 минуты)
Учащиеся записывают свои ассоциации.
(Природные явления: буря ветер, метель, ураган, — все эти природные явления разрушают и уничтожают, так и Базаров в своей теории говорит о том что необходимо все разрушить, а строить будут другие .
Звуки: скрежет, скрип, гром .
Цвет: черный, серый, вишневый).
А теперь побробуем подобрать ассоциации к образу Базарова.
Прочтение и объяснение ассоциаций. Учащиеся дополняют свои записи.
(Базаров – птица, пропасть, летящая птица.)
— И. С. Тургенев в своем знаменитом романе «Отцы и дети» изложил в общедоступной форме идею нигилизма устами персонажа Евгения Базарова. Давайте вспомним взгляды Базарова. Откройте таблицу «Взгляды Базарова, которую мы сооставили на предыдущем уроке, просмотрите все взгляды Базарова. В этой же таблице напротив каждого мнения и позиции героя ометьте знаками свою позицию:
+ согласен
— не согласен
! восхищаюсь
? не понимаю
Точка
зрения
Взгляды Базарова
«Всякий человек сам себе воспитывать должен»
«Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник…»
«Русский человек только тем и хорош, что сам о себе прескверного мнения.»
«2х2=4, а остальное пустяки…»
«В теперешнее время полезнеее всего отрицание…»
«Необходимо все сломать и разрушать, а строить будут другие…»
«Рафаэль гроша не стоит, любой химик в двадцать раз лучше поэта»
Базаров – нигилист, человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип. Но, как и каждая теория, нигилизм обладает своими «плюсами» и «минусами».
5. «Чаша весов» ( задание по группам)
Задание учащимся: попробуйте распределить в две колонки сильные и слабые стороны нигилизма как теории и объяснить свою позицию.
(слабые стороны: нигилизм ведет к разрушению мира; отрицать все и вся невозможно и т.д.Сильные стороны: нигилизм, как и любая другая система взглядов, имеет право на существование; это было новое направление в общественных взглядах России ХIХ века и т.д.) 2 минуты
Учитель: Конечно, однозначно оценивать нигилизм Базарова нельзя. При рассмотрении взглядов Базарова возникает много вопросов. Какой бы вопрос вы бы задали герою?
Учащиеся записывают, обсуждают вопросы, затем озвучивают.
— Соответствуют ли взгляды Базарова нигилистическим воззрениям, или Тургенев ошибся, причисляя его к нигилистам?
— Взгляды Базарова вполне соответствуют нигилистическим воззрениям. Отрицание, доходящее до абсурда, всего и всех: нравственных законов, музыки, поэзии, любви, семьи; попытка объяснить все явления действительности, даже необъяснимые, с помощью научных изысканий, материалистически.
— А что говорят о нигилистах герои романа «Отцы и дети»?
Николай Петрович Кирсанов говорит, что нигилист – это человек, «который ничего не признаёт». Павел Петрович добавляет, «который ничего не уважает». Аркадий: «который ко всему относится с критической точки зрения, не склоняется ни перед какими авторитетами, не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружён этот принцип».
— Какое из 3 толкований больше подходит к нигилизму Базарова?
Хорошо это или плохо относиться ко всему с критической точки зрения?
— Глядя на всё критически, можно найти недостатки, ошибки, исправить их. Сомнения и отрицание всегда были двигателем научного и социального прогресса. Всё новое строится на основе отрицания старого. Но нельзя всё слепо отрицать, нельзя отказываться от положительного опыта, от традиций. Обязательно должна быть новая позитивная программа. Что предлагаешь взамен, какими способами?
— Базаров критически относился к крепостному праву, к самодержавию, к государственному строю вообще, к религии, к законам, к традициям. Базаров собирается «место расчистить», т.е. сломать старое.
— Как называются люди, ломающие старый строй?
— Революционерами.
— Значит, Базаров по взглядам – революционер. Тургенев писал: «…и если он называется нигилистом, то надо читать революционером». Теперь скажите, во имя чего ломают старое? Зачем?
— Чтобы построить новое – лучше старого.
6. Работа в группах ( учитель раздает карточки с вопросами)
И что же собирается строить Базаров?
Ничего. Он говорит, что это не его дело. Его дело – место расчистить, и всё.
Что же хорошо и что плохо в программе Базарова?
Хорошо, что он видит недостатки современного общества. Плохо, что не знает, что строить, и не собирается строить. У него нет созидательной программы.
Как относится Тургенев к убеждениям Базарова? Разделяет ли он их?
Автор не разделяет нигилистических убеждений Базарова, наоборот, он всем ходом романа последовательно их развенчивает. С его точки зрения, нигилизм обречён, т.к. не имеет позитивной программы.
Тургенев по своему мировоззрению либерал, по происхождению – аристократ. Как же мог он своего противника сделать лучше и дать ему одержать победу?
— Возможно ответ на этот вопрос вы найдёте в высказывании самого Тургенева: «Точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни – высочайшее счастье для литератора, даже если эта истина не совпадает с его собственными симпатиями».
По этим словам Тургенева получается, что образ Базарова — это объективная истина, хотя она противоречит симпатиям автора.
— Как вы относитесь к Базарову? Почему Тургенев так пишет о своём герое: «Если читатель не полюбит Базарова со всей его грубостью, бессердечностью, безжалостной сухостью и резкостью, если он его не полюбит, — я виноват и не достиг своей цели».
— Тургенев – великий психолог. Его Базаров, будучи циничным, бесстыдным на словах, в душе человек нравственный. В Базарове скрыто присутствует многое из того, что он отрицает: и способность любить, и романтизм, и народное начало, и семейное счастье, и умение ценить красоту и поэзию. (В минуты отчаяния бродит по лесу, перед дуэлью замечает красоту природы; стремясь скрыть своё смущение, ведёт себя развязно; дуэль).
Сам этого не осознавая, Базаров живёт по достаточно высоким нравственным принципам. Но эти принципы и нигилизм несовместимы. От чего-то придётся отказаться. Базаров как нигилист и Базаров как человек борются между собой в душе.
-Мы опять обращаемся к вопросу: отражаются ли убеждения человека на его судьбе?
— Убеждения героя, которые он последовательно воплощает в жизнь, не могут не отразиться на его судьбе. Они моделируют его судьбу. И получается, что сильный и властный человек, перед которым ещё никто не спасовал, отрицающий романтизм, настолько доверяет своим идеям, что одна только мысль об ошибке приводит его в уныние, в состояние депрессии. За это он будет страшно наказан: врачебные занятия окажутся для него роковыми, а медицина, которую он так почитал, не сможет его спасти. Логика романа заставляет нас видеть в смерти Базарова торжество сил здравого смысла, торжество жизни.
— Я хочу прочитать строчки из манифеста «Пощёчина общественному вкусу»:
«Только мы – лицо нашего Времени. Рог времени трубит нам.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов.
Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с Парохода современности».
Эти слова были написаны в 1912 году. Под ними подписи нескольких поэтов, в том числе В.Маяковского.
Авторы манифеста называли себя футуристами, от лат. futurum – будущее. Они презирали общество и его законы, старую литературу с её традициями, общепринятые правила поведения, принципы, авторитеты. Они выступали с чтением своих странных, грубых, диких стихов, появлялись перед публикой вызывающе одетые, с раскрашенными лицами, они постоянно издевались над читателями и слушателями, хамили им, показывая им, как они презирают сытый благополучный мир. Они пытались сокрушить даже язык и совершали дерзкие опыты над поэтическим словом.
Похожи эти люди на нигилистов?
О футуристах мы будем с вами подробно говорить на будущий год. Что это за направление, что оно привнесло в литературу.
Похожий период в истории нашей страны был и после Великой Октябрьской социалистической революции, когда некоторые деятели искусства решили отказаться от всего предшествующего опыта и создать на голом месте новую пролетарскую культуру.
Сейчас много говорят и пишут о надвигающейся экологической катастрофе. Исчезли многие виды животных и растений. Уменьшается озоновый слой. В больших городах не хватает питьевой воды. В разных точках планеты возникают различные катаклизмы: то землетрясения, то наводнения, всемирное потепление. Вы спросите, причём здесь нигилизм? Вспомним фразу Базарова: «Природа – это не храм, а мастерская». На протяжении лет человек действительно относится к природе как к мастерской. Он придумывает новые высокие технологии, использует новейшие достижения химии, физики, генной инженерии. И в то же время не думает, что отбросы этих высоких технологий, всевозможные эксперименты наносят большой вред природе и самому человеку. И к природе мы должны относиться в первую очередь как к храму, а потом как к мастерской.
Проблема диалога человека и природы – проблема общечеловеческая. Она постоянно рассматривалась русской литературой как XIX, так и XX веков. Давайте сейчас прослушаем стихотворение Роберта Рождественского, написанное в 70-годы. Оно, к сожалению, и сейчас остаётся актуальным.
*
Кромсаем лёд, меняем рек теченье,
Твердим о том, что дел невпроворот…
Но мы ещё придём просить прощенья
У этих рек, барханов и болот,
У самого гигантского восхода,
У самого мельчайшего малька…
Пока об этом думать неохота.
Сейчас нам не до этого
Пока.
Аэродромы, пирсы и перроны,
Леса без птиц и земли без воды…
Всё меньше – окружающей природы,
Всё больше – окружающей среды.
Да, вокруг нас всё меньше живой природы, всё больше зон, не пригодных для проживания человека: зона Чернобыля, зона Арала, зона Семипалатинска… А это результат бездумного вторжения в мир природы научно-технического прогресса.
— Итак, нигилизм – это болезнь или лекарство от болезней?
Нигилизм – очень знакомая нашей стране болезнь, которая приносила беды, страдания, смерть. Получается, что Базаров – герой всех времён и народов, рождающийся в любой стране, где нет социальной справедливости и благополучия. Нигилистическая философия несостоятельна, т.к. она, отрицая духовную жизнь, отрицает и нравственные принципы. Любовь, природа, искусство – не просто высокие слова. Это фундаментальные понятия, лежащие в основе человеческой нравственности.
Мы должны понять, что есть на свете такие ценности, которые отрицать никак нельзя. Человек не должен восставать против тех законов, которые не им определены, а продиктованы…Богом ли, природой ли – как знать? Они непреложны. Это закон любви к жизни и любви к людям, закон стремления к счастью и закон наслаждения красотой…
— Взгляните, как прекрасна наша земля в любое время года! Воспитывайте в себе жалость к сломанному дереву, к брошенной собаке. А когда вырастете и станете рабочими, строителями, инженерами, умейте думать не только о производстве, но и о нашей земле, о природе.
В романе Тургенева побеждает то, что естественно: возвращается в родительский дом Аркадий, создаются семьи, основанные на любви, а непокорного, жёсткого, колючего Базарова и после его смерти по-прежнему любят и помнят его родители.
Нужно понять: отрицая природу, отрицаешь сам себя, свою жизнь как часть природы человека.
Пусть наш сегодняшний урок закончат финальные строчки романа Тургенева. Пусть прозвучат они как гимн, прославляющий природу, любовь, жизнь!
«Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце не скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной…»
Рефлексия . Написание синквейна по теме «Базаров»
-Что вы сегодня делали на уроке? Что понравилось? Что не понравилось? О чем задумались?
Оценки за урок
Домашнее задание
1.написать сочинение – эссе «Мои размышления по поводу урока «Нигилизм и его последствия».
2. письменный ответ на вопрос «Как я понимаю нигилизм».
СПАСИБО ЗА УРОК!**
Литература нигилизма | Поль де Ман
Эти две недавние книги о немецкой литературной традиции служат для того, чтобы показать, что весьма компетентное обращение с деталями может быть искажено вводящим в заблуждение общим взглядом. Обе работы посвящены одной и той же теме: развитию истории немецкой мысли и литературы в девятнадцатом и начале двадцатого века. Эрих Хеллер, который сейчас преподает в США, проведя несколько лет в Англии, особенно известен своей коллекцией эссе The Disinherited Mind .Схожая тематика и у рецензируемой книги: она содержит исследования Фауста и Шиллера, Ницше и Витгенштейна, а также заглавный очерк, интерпретацию «романтического ума». Он интерпретирует период от Гёте до Витгенштейна как развивающееся выражение единого центрального опыта, достаточно обширного, чтобы содержать аспекты веймарского классицизма, романтизма, а также постсимволистской поэзии и философии таких писателей, как Ницше и Рильке. Ссылки на другие национальные литературы еще больше расширяют объем книги, предполагая всестороннее понимание Хеллером современной литературы и ее происхождения в девятнадцатом веке.Книга не историческая в академическом смысле, а эссеистическая, столь же живая и полемическая по мысли, сколь удачная по выражению. Похоже, целью Геллера было пролить свет на нынешнее затруднительное положение человечества посредством критического исследования его интеллектуальных предшественников. Путешествие художника в интерьер — это «совершенная» критика в лучшем смысле этого слова.
Рональд Грей, преподаватель немецкой литературы в Кембридже, не менее «целеустремлен», чем Хеллер, хотя его тон более академичен, а его книга более специализирована. «Немецкая традиция в литературе» состоит в основном из двух существенных исследований Манна и Рильке, а также есть два дополнительных раздела, в которых делается попытка связать подробный анализ обоих писателей с политикой и интеллектуальной историей в целом. Охваченный период ограничен: от эпохи Вильгельма (1871 г.) до поражения Гитлера (1945 г.), с очень скудными ссылками на более ранние классические и романтические периоды в немецкой литературе. На первый взгляд кажется, что между детальным изучением Манна и Рильке Греем и его обширным обзором политической и интеллектуальной истории есть некоторое несоответствие.Но это несоответствие только кажущееся. Грей считает Манна и Рильке типичными представителями германского «ума» вообще и пытается определить качество этого разума. Темой книги Геллера « Немецкая традиция в литературе » является фундаментальный кризис мысли девятнадцатого века. Грей также не воздерживается от принятия какой-либо стороны. Более тематическая, чем у Хеллера, его книга еще более откровенно полемична; он без колебаний переходит от литературы и философии к политическим вопросам.
ОБЕ КНИГИ, открыто Грея и более косвенно Хеллера, предполагают, что немецкая философия и литература, начиная с конца восемнадцатого века, должны быть призваны к ответу за то, что они обеспечили интеллектуальную основу для нацизма. С легким задним числом наивного историка Грей предполагает, что Гете, Гегель, Фихте, Шеллинг, Шопенгауэр, Маркс, Вагнер, Ницше, Манн и Рильке — все они разделяли общее заблуждение, которое в конечном итоге породило Гитлера. Защищается христианской этикой и здравым смыслом эмпиризма.Грей надеется «отвлечь огромную жизненную силу последних лет от новых катастроф». Он исходит из того, что эту задачу может выполнить только тот, кто стоит вне немецкой традиции и не был ею обманут. В начале книги Грей утверждает, что «литературной критики в собственном смысле слова в Германии почти не существует», тем самым лишая благонамеренных немцев всякой надежды на реабилитацию. Я не уверен, что мистер Грей счел бы эссе Эриха Хеллера образцом «правильной критики».Его многих лет в Англии, возможно, не было, по мнению Грея, достаточно, чтобы очистить их автора, получившего образование в Праге, от всех следов мистицизма и мракобесия.
Тем не менее, Хеллер, похоже, тоже считает само собой разумеющимся, что над всей немецкой традицией нависла общая гибель, что «необходимо найти другой и лучший ответ» на установки, которые «порождают… много сомнений». Его список виновных не полностью совпадал со списком Грея; Я полагаю, что Гёте, например, не был бы включен в нее, тогда как Шиллер (которого Грей довольно легко отпускает) определенно включен.Он также дает понять, что реакция на традицию должна начинаться вслед за самой традицией, а не с незапятнанной, но замкнутой точки зрения, которую занимает Грей. Но даже у Геллера мало сомнений ни в единстве этой традиции, ни в том, что недавние события (не только нацизм) дискредитировали ее до такой степени, что теперь от нее следует отказаться.
Только чрезвычайно упрощенное представление об отношениях между литературной мыслью и политическим действием могло бы рассматривать литературу и политику как полностью изолированные в своих собственных фиксированных сферах, и все же настолько тесно взаимосвязанные, что можно сделать переход от одного к другому, как от причины действовать без следов посредничества.Литературный анализ в книге Грея часто превосходен; но хотя в них совершенно отсутствуют социологические и политические соображения, они тем не менее ведут к самым опрометчивым обобщениям относительно политической ответственности писателей. Можно было бы подумать, что после некоторого опыта этого века сложность отношений между мыслью и действием станет лучше понятой. Нацистская Германия тому пример. Расхождение между интеллектуальными ценностями и фактическим поведением редко бывает таким сбивающим с толку, как в этом случае.Никто не мог утверждать (как и Грей), что нацистское движение каким-то образом укоренилось в почтенной и зрелой традиции. Она отличалась, пожалуй, своим глубоким антиинтеллектуализмом и грубой, но действенной манерой игры на самых примитивных массовых инстинктах, а также на недальновидных экономических интересах социальных классов, считавших себя обездоленными. Нацисты мало поддерживали немецких писателей и интеллектуалов и не очень стремились завербовать их в свои ряды.
Позднее, когда режим установился и нуждался в респектабельности, была предпринята преднамеренная попытка интерпретировать некоторых деятелей немецкого прошлого в гипернационалистическом и даже расистском ключе: чаще всего искажались Гете, Гельдерлин, Клейст, Ницше. в этом моде. Эти попытки часто были смехотворными, но иногда достаточно эффективными, чтобы требовать энергичной реакции. Некоторые из этих тенденций сохраняются и сегодня, но уже не остаются без внимания. Это должно быть ясно всякому, кто следит за немецкой критикой, которую г.Грей одним махом уничтожает, что сами поэты в своих произведениях дают весьма адекватную защиту от подобных искажений. Современные интерпретаторы Гельдерлина, Клейста и даже Ницше, такие как, среди прочих, Карл Лёвит, Беда Аллеман или Петер Зонди, без особого труда выявили это, хотя они все еще могут столкнуться с удивительно сильными очагами сопротивления. Эти самые критики не найдут утешения в безапелляционной манере, с которой Грей разрешает такое сложное дело, как, например, Клейст, называя его без дальнейших оговорок примером «безумного и жестокого национализма».
ЕСЛИ ГИТЛЕР ПОБЕДИЛ в Германии, это произошло вопреки интеллектуальной традиции страны, а не благодаря ей. Было trahison des clercs в той мере, в какой литературная мысль и политическое действие потеряли связь друг с другом. Проблема не в том, что философская традиция могла быть настолько ошибочной, а в том, что она могла так мало значить, когда в ней больше всего нуждались. Ответственность лежит не на традиции, а на том, как она использовалась или пренебрегала, и это прежде всего социологическая проблема.В этой традиции также не было ничего, что защищало бы разделение между разумом и действием; в этом отношении немецкая мысль девятнадцатого века несколько опережает французскую и английскую мысль. Пессимизм и негативизм, за которые Хеллер и Грей, кажется, столь сурово обвиняют его, вполне могли быть следствием большего осознания исторических сил, которые привели к таким катастрофам, как нацизм. Не во власти философии или литературы предотвратить деградацию человеческого духа, и не в ее главной функции предостерегать от этой деградации; Ницше можно справедливо критиковать за то, что он слишком много предостерегал и, возможно, недостаточно думал.Литература нигилизма не обязательно нигилистична, и нужно быть осторожным в восхвалении или порицании писателей за события, которые произошли после того, как они перестали существовать: столь же абсурдно восхвалять Руссо за Французскую революцию, как и обвинять Ницше в Гитлере. Это не означает, что философы и поэты не несут моральной или политической ответственности, даже если их работа аполитична. Но это означает, что эта ответственность должна оцениваться в полном философском или литературном контексте их работы, а не их жизни, тем более влияния, которое их работа могла или не могла оказать на других людей.Реальные и трудные проблемы, сформулированные немецкой традицией в течение последних двухсот лет, нельзя игнорировать, поскольку предполагается, что они привели к национальной катастрофе.
Поскольку в книге Грея отсутствует историческая перспектива, общие разделы остаются поверхностными и незавершенными. Эссе Эриха Хеллера гораздо ближе к реальному обсуждению важных вопросов, но они также страдают определенной сверхчувствительностью к национальным особенностям. Он преувеличивает значение немецкого влияния, когда утверждает, что «современный ум говорит по-немецки»; и он направляет свою критику на иллюзорную цель, когда видит, что содержание этого ума определяется национальными чертами.Национальные категории, применяемые к литературным и философским вопросам, всегда имеют тенденцию промахиваться; промежутки сети и слишком свободны и слишком тесны. Они не умеют отсеивать индивидуальные качества ума писателя и пренебрегают тенденцией к универсальности, присущей как философии, так и поэзии. Это верно даже для таких «националистических» периодов, как девятнадцатый век. Заблуждение, которое привело такую фигуру, как Вагнер, или, менее односторонне, Стефана Джорджа, к принятию националистических взглядов, можно понять только с точки зрения, которая уже не является национальной.Путаница проистекает именно из того факта, что нация, само по себе вполне законное понятие, выступает в качестве заменителя чего-то более фундаментального и более всеобъемлющего. Фигуры недавнего немецкого прошлого — можно вспомнить таких разных писателей, как Брехт, Вальтер Беньямин и Карл Краус — уже выступили против этого смешения ценностей. Реакция продолжается у некоторых наиболее влиятельных представителей современной Германии: Адорно, Эрнста Блоха, Гюнтера Грасса и др. Эти критики, активно занимающиеся «демифологизацией» национальных ценностей, нашли могущественных предшественников среди писателей, которые здесь, имплицитно или явно, подвергаются нападкам: Гельдерлин, Клейст и Ницше.Но и Грей, и Хеллер до такой степени ограничены национальной точкой зрения, что, кажется, не могут участвовать в этом предприятии. Критический национализм, редкий в Соединенных Штатах, является частым грехом среди европейских критиков, столь же распространенным во Франции и Англии, как и в Германии.
В СВОЕМ АНАЛИЗЕ немецкой традиции оба автора сосредотачиваются на некоторых из одних и тех же целей и намекают на недостатки, которые не являются несвязанными. Грей упрекает немецкую мысль в чрезмерной любви к полярным антитезисам и в том, что они переходят от них к огульным синтезам, игнорирующим сложность опыта.От «наивной» и «сентиментальной» поэзии Шиллера до антитетического отношения Ницше к дионисийскому и аполлинскому — кажется, что в немецком, как и в Фаусте, сердце и разум всегда боролись две души. И немецкая мысль переходит от этой полярности к широким гегелевским синтезам, игнорирующим сложность опыта. С этой точки зрения Грей повторяет распространенный упрек идеалистической философии во имя эмпиризма. Геллер выделяет «внутреннее», «уход Духа в человеческую субъективность» как основную характеристику традиции и интерпретирует ее как сознательное отчуждение сознания от внешнего мира.В этом он находится в тесном согласии с длинной линией критиков, враждебных романтизму и постромантизму. Можно было бы легко возразить, что эти характеристики не являются специфически немецкими, что такое же системообразование происходило во Франции и что сопоставимая «внутренняя направленность» преобладала в Англии в тот же период. Но этот аргумент ускользнул бы от центрального вопроса, рассматриваемого в обеих книгах. Геллер, чей подход далеко не так узконационален, как у Грея, с готовностью признал бы, что его сомнения в отношении романтической личности не ограничиваются ее немецкими проявлениями; его частые намеки на французскую и английскую литературу ясно показывают это.Грей, с другой стороны, посвящает свою заключительную главу демонстрации британского иммунитета к немецкому заражению, рассматривая случаи немецкого влияния в девятнадцатом веке — Кольриджа, Карлайла, Патера, Арнольда и других — как если бы они были вакциной, которая сделала этот иммунитет возможный. Но когда он говорит об отдельных писателях, особенно о тех, которые ему нравятся (Кафка, Тракль, Гофмансталь), он отказывается от некоторых своих общих представлений и обнаруживает ценности человеческого сострадания и смирения, которым достаточно легко сочувствовать.И когда Геллер в своей главе о романтическом сознании предполагает, что примирение между разумом и природой может быть достигнуто путем преодоления крайней точки, достигнутой Гегелем и Рильке, он предлагает убедительную альтернативу романтическому обращению внутрь себя, тем самым продолжая и углубляя демонстрацию который был начат в его предыдущем сборнике эссе ( Лишенный наследства разум ) и который в этой книге приобретает ясность и элегантность.
В таком случае не имеет большого значения, если оба автора слишком легко называют «немецким» общую черту романтического и постромантического интеллекта.Если бы их описание явления было правильным, название имело бы второстепенное значение. Не может быть никаких сомнений в том авторитете, с которым оба подходят к этому сложному периоду, их проницательность оттачивается знанием традиции, против которой они восстают. Но нужно бросить им вызов и по этому более широкому вопросу. При всех различиях между двумя книгами обе книги искажают «путешествие художника вглубь» по очень схожим причинам. И их диагноз вытекает из сознания, которое не так глубоко поняло себя, как сознание художников и философов, которое оно намеревается интерпретировать.
Возьмем в качестве примера трактовку Хеллером и Греем Рильке, поэта, которому оба придают большое значение. Во многих отношениях Рильке очень уязвим для их стратегии, будучи менее устойчивым, чем Гегель или Ницше, которые имеют в своем распоряжении гораздо более широкий концептуальный аппарат. Эмоциональное использование Рильке термина «внутреннее» дает Геллеру обилие цитат, которые звучат очень убедительно. И кажется уместным, что в своем обсуждении образности Рильке Грей упрекает поэта в том, что он использует слова таким образом, который не соответствует нашему опыту поведения физических объектов.В качестве одного из своих примеров он приводит знаменитый отрывок из Второй Дуинской элегии, в котором Рильке, стремясь передать полное значение своего центрального символа, Ангела, подводит к нему ряд обозначений, завершающихся курсивным словом » зеркала» :
зеркала , снова рисуя свою собственную
внешнюю красоту на своих
   лицах
( Spiegel: die die enströmte
   Eigene Schönheit
wiederschöpfen zurück in das
   Eigene Antlitz.)
В обычном опыте наш действительный образ (который другие знают более объективно, чем мы сами) может разочаровывающе отличаться от нашего представления о самих себе. В этом отношении мы не похожи на зеркала, поскольку наша реальность и отраженное сознание этой реальности не совпадают; обнаружение этого несоответствия может быть весьма тревожным опытом, будь то опыт «телесной дряхлости» или моральной неадекватности. Существо, достаточно сильное, чтобы не испытать этого разочарования, действительно было бы подобно зеркалу; ибо изображения с обеих сторон отражающей поверхности были бы одинаковыми.И красота, физическая или нравственная, такого существа увеличилась бы благодаря этой самоуверенности, точно так же, как в некоторых стихотворениях Рильке описывается красота женщины, усиленная одобрением, которое она может на мгновение получить от собственное отражение в зеркале:
Подчеркнуто ваше собственное изображение того, насколько вы богаты.
Утверждая себя, вы утверждаете волосы и щеки…
(Gesteigert um dein Bild: wie bist du reich.
Dein Ja zu dir bejaht dir Haar und Wange…)
В этом смысле можно сказать, что источник красоты находится в отражении, а не в самом предмете, что зеркало отражает великолепие образа обратно на себя.Но г-н Грей останавливается на буквальном факте, что «зеркала не дают и не получают обратно, как раз наоборот». Рильке действительно перевернул перспективу, потому что он рассматривает зеркало не просто как физический объект, а размышляет о том, каким образом оно, как физический объект, отличается от нашего собственного опыта. То, как он использует язык, заставляет нас, прежде всего, осознать особую странность зеркал (предметов, обладающих способностью делать объект и его отражение тождественными), а затем осознать противоречие существующего несоответствия. в нас самих.Более того, вызывая моменты, в течение которых это несоответствие исчезает, он раскрывает скрытый потенциал нашего бытия.
Здесь нет ничего мистического или глубоко философского; это попытка осознать с помощью языка отношения между собой и миром, который его окружает. В результате этих усилий отношения становятся настолько интимными и запутанными, что их уже нельзя выразить вводящей в заблуждение метафорой «внутреннего» и «внешнего» мира. Рильке пытается выйти за пределы полярностей, которые до сих пор считаются его критиками само собой разумеющимися.Это, несомненно, имеет некоторое сходство с некоторыми аспектами феноменологической мысли, которые развивались примерно в то же время. Но Грей, несомненно, счел бы это лишним доказательством того, что «Рильке совершает насилие над внешним миром вещей, заставляя их служить целям своей «великой Идеи»» — тем более, что главные сторонники феноменологии Гуссерль и Хайдеггер, и немцы, и последние политически подозрительны в придачу. Тем не менее, феноменология — это именно тот метод, который, согласно Гегелю, утверждает, что философия начинается не с «великой идеи», а с малой реальности — как почти утомительно делает поэзия Рильке.
RILKE ПРИХОДИТ В КОНЕЦ долгого отказа от больших спекулятивных систем и установленных эстетических норм, которые господствовали вплоть до восемнадцатого века. Это движение к большей детализации действительно может быть описано словами Эриха Геллера как «путешествие вовнутрь», поскольку отправной точкой современной мысли является уже не данный порядок природного мира, а самость в ее отношении к этому миру. Мир. Акцент Хеллера на внутреннем мире демонстрирует значительный прогресс по сравнению со многими более ранними определениями романтизма как пантеистического, иррационального единства с природой.Однако гораздо труднее уследить за ним в его изложении причин, приведших к этому уходу. В творчестве Рильке, как и в творчестве многих его предшественников-романтиков, эти причины излагаются пространно и часто убедительно. Они возникают из-за растущего осознания существенной случайности человеческого состояния в сочетании с осознанием того, что многие психологические, философские и теологические подходы не имеют иной цели, кроме как скрыть эту случайность от нашего понимания самих себя.Повторное утверждение Рильке о себе происходит не как гордое, прометеевское (или даже фаустовское) утверждение о власти разума над природой, а берет свое начало в чувстве утраты и замешательства. То же самое относится и к большинству крупных поэтов и мыслителей того периода, хотя форма, в которой переживается это замешательство, конечно, значительно варьируется от писателя к писателю. Даже пресловутая «Воля к власти» Ницше обозначает не силу «я», а силу Бытия, в которой «я» участвует чрезвычайно фрагментарным и косвенным образом.То, что потребовало бы обширной демонстрации в работах Ницше, совершенно очевидно у Рильке, который отождествляет силу с сущностями, такими как Ангел, которые явно сверхчеловеческие. Даже если позднее «я» может быть введено в заблуждение в сторону очередного иллюзорного примирения с миром природы (что вполне может быть в случае с Рильке), изначально оно остается свободным от таких ожиданий. У всех этих писателей внутреннее всегда начинается как отрицательный момент, как опыт смирения.
Хеллер утверждает обратное.Его аргумент предполагает, что нам нужно только оправиться от романтического греха интеллектуальной гордыни, чтобы вернуться к более гармоничному состоянию бытия. Отсюда его твердая настойчивость в отношении Фауста как архетипического романтического героя — само по себе спорное утверждение, поскольку многие иронии Гёте над его героем выражают сдержанность современного ума в отношении иллюзий более ранней эпохи. Отсюда также совершенно вводящая в заблуждение путаница, созданная в эссе «Реалистическая ошибка» между желанием полного «понимания» себя и «рационального присвоения» мира, путаница, которая замыкает накоротко то напряжение, из-за которого зародились шедевры реализма, а также постромантического символизма.Геллер описывает мотивы, которые вернули художника-романтика к себе, как произвольное утверждение свободы, неспособность оставить нетронутой суверенную доброту мира. Более того, он настойчиво предполагает, что это деструктивное вмешательство на самом деле вызвано слабостью, бессилием, которое мстит за себя, уничтожая то, чем не может обладать. В его видении вещей принципиально благостному и гармоничному миру, в котором разум и тело находятся в унисоне, противостоит властолюбивый Дух, рассматривающий этот мир «лишь как реплику к своим монологам.Дух, действующий из «принуждения, в котором… нет ничего от чувства необходимости», может успокоиться только тогда, когда он приведет в исполнение смертный приговор, вынесенный им миру чувств, и «ампутирует его как конечность». страдающих болезнью здоровой, конкретной реальности». На протяжении всей книги внутреннее отношение связано с своевольным насилием. Художники-романтики — это «своевольные правители, обладающие непредсказуемой властью из своих внутренних залов суда». Рильке становится жертвой «духовного насилия, которое поддерживает хорошие манеры и видимость мягкости», и все они в одном огромном нечестивом союзе объединяются в подготовке апокалипсиса, который вот-вот уничтожит всех нас.
В ходе своего анализа Хеллер не может не наткнуться на великие негативные темы романтиков — силы, находящиеся вне нашей власти, которые угрожают личности и чье присутствие проявляется так ясно, что романтическое движение началось не в слепоте гордыни. но в смирении размышления: темы изменчивости, времени и смерти. Для Геллера смерть кажется выражением человеческой воли. Когда он встречает его в «Оде соловью» Кита, он придает знаменитым строкам «Сейчас более чем когда-либо кажется богатым умереть…» положительное прочтение, которое отрицает весь контекст стихотворения, и заставляет Китса звучать так, как будто он были уличены в очевидном недобросовестности Новалиса.
НО ИМЕННО В трактовке романтического неоэллинизма наиболее отчетливо видна его извращенность. Рисуя резкий контраст между гармонией греческого искусства и разделением романтического ума, Хеллер предполагает, что романтическое отношение к Греции — это ностальгическая зависть, как у падшего человека к потерянному Эдемскому саду. Это действительно может быть очевидной темой у Винкельмана, в первой версии шиллеровского « Боги Греции» или в некоторых более программных стихотворениях Джорджа; Английский читатель знаком с этой темой из нехарактерного сонета наименее эллинического из английских романтиков Уильяма Вордсворта: «Мир слишком велик для нас…» («Я лучше буду / Язычником, вскормленным устаревшим кредо…») .Но большинство романтиков быстро преодолели это настроение сожаления, и у Гельдерлина, самого глубоко эллинического из них, оно никогда не проявлялось в такой форме. Греция является для них великой элегической темой не потому, что они были настолько наивны, чтобы верить, что греки были тождественны идеальному образу, созданному их скульптурой, а потому, что даже создание искусства, достаточно великого, чтобы достичь полупостоянства, не укроет их. Греция от разделения и разрушения. Неоэллинская тема есть для романтиков особая версия темы изменчивости и случайности, а не описание действительного состояния бытия, которое можно было бы вернуть, если бы у нас были на это силы.Уход классического искусства не демонстрирует извращенность Духа, который «хочет избавиться от всякого чувственного бремени», но обнаруживает безвозвратно отрицательную силу времени. Гегель всегда так сильно настаивал на конкретном, воплощенном аспекте Идеи и предъявлял высокие требования к искусству именно потому, что оно необходимо включает в себя конкретное, чувственное измерение; вряд ли его можно определить как безжалостного разрушителя реальности, каким его изображает Геллер, в силу крайне одностороннего и недиалектического прочтения раздела из лекций по эстетике .
В любой интерпретации романтизма вопрос о мотиве имеет определяющее значение: наличие отрицательных компонентов в романтическом уме становится действительно признаком слабости, если они являются компенсаторными фантазиями всепроникающего духа. Если, с другой стороны, они являются результатом подлинного переживания действительности, то мы можем только похвалить этих писателей и мыслителей за то, что они приблизились к тому, чтобы показать нам наше состояние таким, какое оно есть на самом деле. Тогда проект выхода за рамки романтизма приобретет совершенно иной смысл, чем тот, который предлагается в этих эссе.
Рядом с Фаустом Геллер предлагает Гамлета в качестве романтического прототипа; Гамлет — «человек, завещавший современной литературе и мысли навязчивую озабоченность «подлинностью». Эта озабоченность, продолжает он, приводит к параличу, «потому что для Гамлета нет ничего, что могло бы быть в согласии с его внутренним существом… Выбранное действие всегда, что бы он ни делал, грубо расходится с тонким и неразборчивым текстом, написанным внутри». ». Возлагать всю вину за то, что происходит в Эльсиноре, на Гамлета — все равно, что обвинять немецких поэтов девятнадцатого века в последующем убийстве их цивилизации.«Подлинность», которая отличает Гамлета, вызвана не только привередливым желанием привести мир в соответствие с его невыразимым чувством самости, но и его знанием неприятного факта, который другие стремятся скрыть. Болезненная манера, с которой он обращается с этим знанием, может быть далеко не похвальна; точно так же многие романтические и постромантические писатели позволяют своим первоначальным прозрениям затуманиваться уклончивым или навязчивым поведением. Тем не менее ценность инсайта остается: хотим мы того или нет, мы не можем скрыться от требований его «подлинности».Романтический текст, с которым мы сталкиваемся, действительно тонок, но он покажется неразборчивым только тем толкователям, которые предпочитают не видеть, о чем он говорит.
Project MUSE — Философия нуждается в литературе: Джон Барт и моральный нигилизм
Джесси Калин ФИЛОСОФИИ НУЖНА ЛИТЕРАТУРА: ДЖОН БАРТ И МОРАЛЬНЫЙ НИГИЛИЗМ Примеры философии в романе варьируются от произведений Толстого и Достоевского, с одной стороны, до произведений Де Сада, Льюиса Кэрролла и Роберта Пирсига, с другой. Сами философы признали, что такие литературные произведения имеют место в их деятельности, и взяли их в качестве примеров для философского анализа, использовали их для иллюстрации и расширения философских позиций и даже вырезали некоторые их части, чтобы рассматривать их как самостоятельные философские аргументы. .Тем не менее философы склонны рассматривать такие примеры философии, поскольку они представляют собой литературу и оформлены в литературном, а не просто дискурсивном ключе, как философски дополнительные и необязательные. Стандартная точка зрения состоит в том, что философия через литературу облегчает понимание определенных вопросов, особенно для начинающих, и что это делает философию более занимательной и менее абстрактной, но не более того. Философское содержание, воплощенное в романе, никоим образом не зависит от самого романа и всегда может быть выражено без философских потерь в обыденной, нелитературной манере эссе или журнальной статьи.Литература, часто полезная, для целей философии является несущественной роскошью. Я утверждаю, что этот взгляд на отношение литературы к философии ошибочен и что философское содержание зависит, по крайней мере иногда, от литературной формы, в которой оно выражено. В некоторых романах, например, выдвигается философский аргумент, содержание которого невозможно передать обычными дискурсивными средствами. Так обстоит дело с двумя романами Джона Барта — «Плавающая опера» и «Конец дороги», — и именно через их обсуждение как примеры такого аргумента я разовью этот тезис.Прежде чем начать, однако, следует отметить, что для целей этого эссе «литература» и «литературная форма» должны пониматься как обязательно включающие создание и расширенное развитие характеров и их взаимосвязей друг с другом. Это ограничение обычного смысла этих терминов, но здесь оно имеет то достоинство, что четко отличает литературное от нелитературного, что необходимо для утверждения, что некоторые типы философских аргументов могут быть полностью представлены только в особая, недискурсивная форма.Оба романа Барта посвящены моральному нигилизму. В первом Тодд Эндрюс, рассказчик «Плавучей оперы», приводит явный аргумент в пользу того, что у человека нет причин продолжать жить. На основании этого аргумента он решает покончить с собой, и роман представляет собой его рассказ о том, что произошло и почему он передумал. Эндрюс обосновывает свое самоубийство пятью утверждениями (стр. 238-243): 1. Ничто не имеет внутренней ценности. Вещи приобретают ценность только с точки зрения определенных целей. 2. Причины, по которым люди приписывают ценность вещам, всегда в конечном счете произвольны.То есть цели, с точки зрения которых вещи приобретают ценность, сами по себе в конечном счете иррациональны. 3. Таким образом, нет конечной «причины» ценить что-либо, включая жизнь. 4. Жизнь — это действие в той или иной форме. Нет причин для действий в любой форме. 5. Значит, нет «причины» жить. Тем не менее, в романе нет самоубийства. Непосредственной причиной этого является несчастный случай. Рабочий входит в камбуз шоу-бота, куда ушел Тодд, и выключает газ, прежде чем он подействует в полную силу. С этим прерыванием своего плана Тодд испытывает странный паралич воли, который заставляет его изменить свой нигилистический аргумент.«Дело не в том, что я решил не говорить, а в том, что, сознавая в каждой части меня неоправданность поступка и будучи тогда всецело подчинен действию своего рассуждения, я просто не мог открыть рта» ( стр. 264). Его первоначальный вывод был неверным, поскольку, если бы действительно не было «конечной причины ценить что-либо», это отсутствие причины относилось бы и к самоубийству. Предложение 5 действительно следует читать: 5′. Нет, следовательно, «причины» для жизни (или для самоубийства) (с. 270). Моральный нигилизм, следовательно, есть позиция, согласно которой нет причин что-либо делать, а ее практическим следствием является инерционное бездействие.Насколько человек…
Нигилизм во французской литературе 1880-1900 гг.
Бомонт, Кит (1971) Нигилизм во французской литературе 1880-1900 гг. Кандидатская диссертация, Уорикский университет.
Запросить изменения для записи.
Аннотация
Целью данной диссертации является анализ источников, проявлений и последствий нигилизма, появившегося в последние десятилетия девятнадцатого века во Франции, как этот нигилизм отражен в литературе того времени.
Глава I описывает предмет и определяет используемые термины. В главах II и III обсуждается философская эволюция, стоящая за этим нигилизмом, и исследуется роль научных достижений, в частности влияние идей Дарвина. Подчеркивается упадок веры в различные «абсолюты» начала девятнадцатого века — среди них вера в «природу» и вера в «науку» — вместе с последовавшей за этим метафизической «пустотой». Глава IV рассматривает смутный и двусмысленный «пессимизм» литературной и интеллектуальной молодежи Франции в 1880-х и 1890-х годах и роль Шопенгауэра в его распространении, показывая, что термин «пессимизм» относится, среди прочего, к взгляд на «абсурдность» существования и на неоправданность всех ценностей, и что мода на философию Шопенгауэра во многом обязана ее кажущемуся подтверждению многих выводов современной науки.Глава V анализирует «идеализм» многих символистов и его предполагаемые источники у Шопенгауэра. Он показывает, как первый стремится стать нигилистическим солипсизмом, и двусмысленную роль, которую сыграли «антипозитивистская реакция» и «идеалистическое возрождение» этих лет. Глава VI исследует политические и социальные факторы, лежащие в основе и помогающие объяснить моду этого «идеализма» — глубокое чувство отчуждения или отделения от ценностей окружающего их буржуазного мира, которое испытывали многие молодые писатели и интеллектуалы к концу XIX века. девятнадцатый век.Он исследует, как это чувство отчуждения способствует нигилизму тех лет, и различные способы, в которых оно находит выражение.
В следующих четырех главах анализируются элементы нигилизма в творчестве четырех писателей — Жана Лаора, Жюля Лафорга, Мориса Барреса и Альфреда Жарри, — каждый из которых, несмотря на их кажущееся разнообразие, обнаруживает влияние некоторых или всех факторов обсуждались в предыдущих пяти главах. Все четверо рассматриваются здесь не с «литературной» точки зрения, а как интеллектуалы, реагирующие на определенные идеи и ситуации.Исследуются точные источники и природа нигилизма каждого из них, подчеркиваются попытки Лаора, Лафорга и Барреса бороться с этим нигилизмом и преодолеть его — все с частичным успехом, — а также решительное принятие Жарри этого нигилизма и его систематизация в его . наука патафизика. Предпоследняя глава посвящена анализу четырех произведений других авторов — «A rebours» Гюисмана, «Axel» Вилльера де л’Иль-Адама, «Ученик» Бурже и «Золотая тетка» Клоделя, — все они раскрывают различные грани нигилизма этих авторов. годы.
В заключительной главе очерчивается схема, возникшая в результате этих подробных анализов, и подчеркивается значение изучаемого нигилизма, а также некоторые последствия реакции на него — среди них рост широко распространенного антиинтеллектуализма и антирационализма, рост различных форм философии «как будто» и попытки создать новые «мифы» или «вымыслы», которые снова станут источником смысла и ценностей человеческого существования. Наконец, он кратко указывает на связь между нигилизмом, изучаемым в этой диссертации, и нигилизмом двадцатого века.
Тип изделия: Диссертация или диссертация (Кандидат наук)
Субъекты: P Язык и литература > PN Литература (общая)
Тематические рубрики Библиотеки Конгресса (LCSH): Нигилизм в литературе, французская литература — XIX век — История и критика
Официальная дата: 1971
Даты:
Учреждение: Уорикский университет
Дипломный отдел: Кафедра французских исследований
Тип диссертации: Кандидат наук
Статус публикации: Неопубликовано
Объем: 517 листов
Язык: англ
Запросить изменения или добавить полнотекстовые файлы в запись
Действия персонала репозитория (требуется логин)
Посмотреть товар
загрузок в месяц за последний год
Посмотреть больше статистики
Шейн Веллер, Модернизм и нигилизм (Бейзингсток: Palgrave Macmillan, 2011 — Серия «Модернизм и…»).192 стр., ISBN 9780230231047, 16,99 фунтов стерлингов.
В своем вдохновляющем исследовании отношений между модерном, модернизмом и нигилизмом Шейн Уэллер сталкивается с одной из центральных проблем западной диалектической мысли: существуют два противоположных пути в никуда. Нигилизм может быть состоянием слишком многого в мире или слишком оторванным от него. В критике современности нигилизм — это безумный и жестокий механизм, с помощью которого просвещенческие ценности разума и прогресса доводятся до жутких пределов, безжалостная сила, которая сначала возделывает трясину, неудержимо продвигаясь вперед, чтобы произвести первозданные технологии войны и холокоста двадцатого века. , в конечном итоге променяв болото на пустошь.Но есть и нигилизм мирского отречения, отстранение от жизни и ее позитивистских ценностей, философская и политическая позиция, предполагающая отказ от гарантированных абсолютов гегемонистской власти. В такой двойственной формулировке нигилист является одновременно застройщиком и монахом, и Веллер прослеживает искажения и развертывания этой концепции с ликом Януса по мере того, как она проходит через историю как уничижительное обозначение врагов.
Исследование Веллера предлагает отчет о различных проявлениях нигилизма в Европе, начиная с их теологических истоков середины восемнадцатого века и заканчивая ролью нигилизма в постмодернистском искусстве и философии.Повсюду он возвращается к теориям Фридриха Ницше, которого позиционирует как «несомненно самую важную фигуру в истории развертывания концепции нигилизма» (3). Ницшеанская мысль проблематизирует производство стабильной нигилистической семантики, классифицируя как угнетение самооценивающих режимов власти, так и стратегии сопротивления им как нигилистические. Более того, он подразделяет эти стратегии на «активные» и «пассивные» формы, расчистку почвы и солипсическое отступление.Ницше, утверждает Веллер, предпочитает активный нигилизм, примером которого является насильственный разрыв Французской революции с мифами традиции, и видит в приверженности христианства моральным ценностям крайнюю форму пассивного нигилизма. Таким образом, Веллер должен бороться не только с исторической спецификой нигилизма, но и с его очевидно универсальной непоследовательностью. Учитывая такие параметры, неудивительно, что в начале работы он подчеркивает, что «нет нигилизма как такового » (10), и что описание Ницше его как «этого самого жуткого из всех гостей» становится рефреном на протяжении всего анализа Веллера. .
Если нигилизм является одновременно критикой современности и обвинением, выдвинутым против тех самых критиков, то нигилизм неизбежно занимает двусмысленное отношение к модернизму, который Веллер определяет, в широком смысле, как философский и эстетический отклик на современность. Нигилизм, определенный таким образом, является одновременно соперником модернизма и формой или стратегией модернизма, и постоянная задача подхода Веллера состоит в том, чтобы установить, что такой термин может противостоять семантическому давлению значения как самого себя, так и его противоположности.Он начинает с предложения отношения между философским модернизмом и эстетическим модернизмом, согласно которому первый находит во втором наиболее мощные инструменты против нигилизма гегемонии. Для Ницше это дионисийское искусство, чья субъективная текучесть растворяет позитивистскую оценку и восстанавливает жизнь как дезинтегрированный процесс становления. Для Мартина Хайдеггера это поэзия Фридриха Гельдерлина, напоминающая о святости Бытия обществу, которое о ней забыло, а для Теодора Адорно — произведения Франца Кафки и Сэмюэля Беккета, чья эстетика лингвистического отрицания размывает гнетущую уверенность авторитаризм, поддерживаемый языком закона.Конечно, эти философы и художники также часто ассоциируются с пропагандой нигилизма, как правило, со стороны правых политических критиков, и поэтому, как предполагает ницшеанское сверхъестественное, их антинигилизм заклеймен как нигилистический нигилистами, которым они стремятся противостоять. Кампания Ницше по преодолению моральных ценностей и предполагаемый субъективизм позднего модернизма Беккета, например, были истолкованы как уничтожение объективного смысла. Однако в этой цепи обвинений Мебиуса становится очевидным, что обе стороны нигилистического сверхъестественного изображают эстетику как играющую центральную роль.
Веллер, что неудивительно, на стороне модернистов. Раздел, озаглавленный «От Флобера до Дадаизма», являющийся хронологическим мостом между Ницше и философским и эстетическим модернизмом середины двадцатого века, является наименее информативным из его глав, но по прошествии этого периода его анализ вновь обретает свою провокационную силу. В своих рассуждениях о Хайдеггере, Альбере Камю, Морисе Бланшо и Поле Целане он выделяет процесс, в результате которого их различные развертывания отрицания, из-за которых они становятся уязвимыми для обвинения в нигилизме, неизбежно оказываются неполными.Другими словами, некоторая вещь всегда выживает после отрицания; сам нигилизм отрицается своей собственной силой. И снова мы подходим к сверхъестественному порогу, где то, что уничтожено, остается спектрально в присутствии своего отсутствия. Для Бланшо нигилизм бессилен, и поэтому отрицание мира в творчестве Кафки приводит к трансцендентности мертвого бога, а не к его уничтожению, и этот мертвый бог тем более могущественен, что его нельзя убить во второй раз. В поэзии Пауля Целана мы находим чувство: «Ничто / мы были, есть, будем / останемся, расцветая: / ничто-, / ничья роза».(134). Это цветение в пустоте представляет собой оптимизм и в некотором смысле политическую повестку дня тех, кто утверждает, что нигилизм, будучи замкнутым кругом, должен быть побежден изнутри, что отрицание предлагает сверхъестественно благодатную почву для появления чего-то еще невообразимого. . Это напоминает стоическую позицию обреченного бунта Камю против абсурда в Миф о Сизифе , хотя, как указывает Веллер, стоицизм также подвергался критике как одно из самых печально известных нигилистических движений в мире.
Веллер подчеркивает нетелеологическую природу этой формы нигилизма, проявляющуюся в эстетическом модернизме. Беккет заключает в себе этот идеал, потому что он видел роль писателя в том, чтобы пробить бастион языка, чтобы раскрыть то, что лежит за ним, будь то что-то или ничего. Это расчистка почвы от активного нигилизма Ницше, и Веллер прослеживает подобный дух, сохраняющийся в философских и эстетических маневрах постмодернизма. В этом заключительном разделе Веллер рассматривает вопрос о том, можно ли строго отличить постмодернизм от модернизма в его отношении к нигилизму, и он предсказуемо заключает, что «непроницаемого» (164) различения достичь невозможно.Постмодернизм, утверждает он, обладает нигилизмом, столь же сверхъестественным, как и его предшественники, и действительно, одно из удовольствий этой книги — увидеть аналогичную диалектическую двусмысленность, преследующую века. Постмодернистский отказ от того, что Эрнесто Лаклау называет «мифом об основаниях» (140), не производит ничего, кроме распространения плюралистических вещей, и тем не менее такое отстаивание дискурсивных конструкций подвергается критике как разрушение объективного мира. Для Жака Деррида нигилизм — это уничтожение инаковости, чистота фашизма, которому литература и деконструктивное изучение текстов противостоят, создавая пространство, сохраняющее различие.Создание такого пространства подразумевает надвигающееся будущее, которое может занять его, и здесь мы видим эхо Хайдеггера, который считал, что его общество жило в пороговое время между уходом одной группы богов и приходом следующей. .
Клаустрофобные запутанности концепции нигилизма подчеркнуты в последнем разделе книги, когда Веллер спрашивает: «Можно ли найти [в эстетическом постмодернизме] выход из комплекса модерн-модернизм-нигилизм?» (157).Одним из путей выхода из этого комплекса может быть конкретизация «ничего» — идея, на которую Веллер намекает, но не развивает ее существенно. Иными словами, является ли экзистенциальное «ничто» после ужасов Освенцима тем же, что и идеологическое «ничто» знаменитого тургеневского нигилиста Базарова? Жуткость нигилизма была бы несколько рассеяна, если бы существовал словарь для обозначения различных категорий пустоты, в которой оказывались замурованными различные политики, философии и эстетики.Несомненно, это часть скользкости ничего, что оно не поддается таким картографиям, и, учитывая такой концептуальный вызов, Веллер предлагает удивительно глубокое исследование этой меняющей форму тени.
Блуждающие герои, преданные писатели — Ван Леер Иерусалимский институт
NihiLists и Nihilism в русской литературе, 1862-1866
на
Rafi Tsirkin-Sadan
Publisher Ван Леер Институт Нажмите и хакиббуц Hameuchad
язык иврит
год публикации 2015
серии серии Теория в контексте серии
Странствующие герои, преданные писатели: нигилисты и нигилизм в Русская литература, 1862–1866 предлагает всесторонний взгляд на литературный, философский и социальный дискурс в России 1860-х годов.В те годы нигилизм и нигилисты составляли главную литературную и общественную проблему, которая волновала романистов, литературоведов и читателей в России. Понятие нигилизма и его истоки в немецкой философии стали синонимом радикального скептицизма и замешательства метафизики. Распространение нигилизма в России породило новый поджанр европейского романа: нигилистический роман, в основе которого лежит молодой герой, отвергающий общепринятые взгляды на все стороны жизни, включая религию, науку, политику и искусство.Эти литературные персонажи, такие как Базаров в « Отцы и дети » Ивана Сергеевича Тургенева, главные герои « Что делать?» Николая Г. Чернышевского и Раскольников в Преступлении и наказании Федора М. Достоевского — быстро стали культурными иконами. При посредничестве литературной критики нигилизм перекочевал из литературы в историческую действительность и даже оказал решающее влияние на распад общественного и политического строя. Таким образом, нигилизм в русской литературе является предметом не только литературоведения, но и исследования интеллектуальной и культурной истории России.
Д-р Рафи Циркин-Садан является научным сотрудником Израильского межуниверситетского академического партнерства в области изучения России и Восточной Европы и Даат Маком — Израильского центра передового опыта (I-CORE) для изучения местных культур. в еврейском модерне. Его книга  Еврейские письма в Пушкинской библиотеке: работа Ю.Г. Бреннера и ее связь с русской литературой и мыслью  [на иврите] была опубликована в 2013 году Институтом Бялика.
Много шума из ничего: нигилизм и модернистская литература (часть 1 из 4)
Искусство отражает дух времени, и литература не исключение.Нигилизм, мировоззрение, отвергающее высший смысл и цель жизни, сильно повлиял на литературу начала 20 века, в которой эта философия была проиллюстрирована и рассмотрена. Влияние нигилизма особенно заметно в «И восходит солнце», , «Шум и ярость», и «Пустошь».
Начало 20 века созрело для прихода нигилизма. Действительно, его появление было предсказано одним из самых влиятельных философов прошлого века Фридрихом Ницше.«То, что я собираюсь сейчас рассказать, — это история ближайших двух столетий, — писал он в своих заметках, которые будут опубликованы в г. «Воля к власти» г. нигилизма». Нигилизм, который Ницше видел на горизонте, был неизбежным следствием подрыва традиционной западной мысли, который происходил в его дни.
Дарвиновская эволюция, психоаналитические теории Фрейда, Первая мировая война и последующий упадок христианской веры в западном мире были основными причинами нигилизма 20-го века.Теория Дарвина лишила человечество его собственного уникального статуса в естественном порядке. Фрейд превратил человека в психологическую марионетку, невидимыми кукловодами которой были различные неврозы, развившиеся у него в результате подавления (в основном сексуальных) желаний. Первая мировая война с ее невероятным числом погибших и социально-политическими потрясениями заставила современный мир задуматься о том, что случилось с утопическим видением, вдохновленным промышленной революцией. И над всем нависла огромная серая грозовая туча торжественное заявление Ницше: «Бог умер».
Декларация Ницше, кажется, отражает дух эпохи лучше, чем какая-либо другая. Когда абсолютный Абсолют отброшен, откуда человечество берет свои экзистенциальные ориентиры? Что остается человеку, когда исчезают объективная красота, истина, нравственность и бессмертие? Еще раз процитирую Ницше:
.

«Что мы делали, когда освобождали эту землю от ее солнца? Куда он движется сейчас? Куда мы движемся? Вдали от всех солнц? Разве мы не погружаемся постоянно? Назад, вбок, вперед, во все стороны? Есть ли еще верх или низ? Не блуждаем ли мы, как сквозь бесконечное ничто? Разве мы не чувствуем дыхание пустого пространства?» (Притча о сумасшедшем)

В то время как эти вопросы занимали умы многих философов в начале ХХ века, Первая мировая война стала катализатором, заставившим их задуматься за пределами башни из слоновой кости научных кругов.Ужасные события, произошедшие между 1914 и 1918 годами, разрушили иллюзию морального прогресса цивилизованного мира, поскольку миллионы людей были убиты в механизированной резне, которая с каждой смертью становилась все более бессмысленной. Западная цивилизация была лишена своего идеологического убранства и вынуждена пробираться наощупь сквозь «бесконечное ничто», предсказанное безумцем Ницше. Как это могло произойти? Что станет с человечеством? Это были вопросы, которые авторы-модернисты пытались решить в годы, последовавшие за войной.
(Часть 2, Часть 3, Часть 4)
Нравится:
Нравится Загрузка…
Родственные
Возвращение к добру и злу: ответ Фланнери О’Коннор на нигилизм
«Как показывает … Генри Эдмондсон …, О’Коннор ведет нас через зло к добру, через жертву к искуплению и через трагедию к комедии».
— Томас Хиббс ; National Review
Значительная философская и теологическая утонченность Эдмондсона наполняет каждую страницу его интерпретаций рассказов О’Коннора.Эта интерпретация удивительно насыщена и полна нюансов, потому что Эдмондсон убежден, что эти истории могут быть просто одним из способов узнать правду. Книга Эдмондсона открывает новый этап в научном признании Фланнери О’Коннор.
— Питер Августин Лоулер, Колледж Берри
Насколько мне известно, это лучшее, что написано о Фланнери О’Коннор. Это чрезвычайно ценно, проницательно и красиво написано; как и сами рассказы О’Коннора, трудно оторваться.Это великолепное введение для начинающих читателей, а также сокровище для тех, кто хорошо знаком с работами О’Коннора. . . . Профессор Эдмондсон подводит нас к сути истории с изяществом и прямотой.
— Питер Калкавидж, Колледж Св. Иоанна
Хотя общеизвестно, что О’Коннор была серьезной католичкой, литературоведы не исследуют, что это означает для ее работы с той глубиной, которую Эдмондсон предпринимает здесь; также многие из них не потратили время, которое он отвел на изучение и выводы из ее библиотеки и писем.
— Чарльз Рубин, Университет Дюкен
Эта наиболее яркая книга должна стать эталоном, по которому будут оцениваться прошлые и будущие исследования О’Коннора. Все упоминают Ницше, но Эдмондсон, кажется, знает его мысли так же близко и надежно, как, я полагаю, знал О’Коннор. Мы давно нуждались в этом более тщательном изучении плохого ангела О’Коннора.
— Джон Э. Алвис, Университет Далласа
В этой яркой, убедительной и важной книге Генри Т.Эдмондсон III раскрывает пророческую поэзию Фланнери О’Коннор и объясняет ее моральное видение. Он ведет нас в самое сердце ее художественной литературы и демонстрирует глубокое понимание ее намерений и ее богословских источников. Ловко перемещаясь среди ее рассказов, писем и речей, бесстрашно отслеживая каждое ее литературное движение, Эдмондсон делает так же трудно для нас, как и для персонажей О’Коннор, оставаться на «некоторой половинчатой позиции» в моральных вопросах. Более того, он демонстрирует, что «христианский реализм» О’Коннора не для слабонервных.Она предлагает шоковую терапию морально тупым и бескомпромиссным истинам, чтобы встревожить легкомысленных и сентиментальных. Как объясняет Эдмондсон, истории О’Коннор показывают, почему усилия Ницше по изгнанию добра и зла, Бога и Дьявола обречены на провал, но она также показывает, что, когда это злополучное приключение будет прекращено, самопознание вернется через благодать.
— Памела К. Дженсен, Колледж Кеньон
Страстное и подробное объяснение [Эдмондсона] интеллектуальных «дьяволов» и наставников О’Коннора полезно, информативно и приветствуется.
— Cheers
Перестроенные, обновленные и подкрепленные отличительной экспозицией Эдмондсона, мы отложили его исследование с улучшенным пониманием, готовые еще раз обратиться к Фланнери О’Коннор.
— Хроники: журнал американской культуры
Для новичков книга Эдмондсона предлагает учебник по остроумию и мудрости О’Коннора. Для искушенного читателя книга «Возвращение к добру и злу » предлагает легко читаемое изложение философской и теологической составляющей ее историй.

Нигилист в русской литературе

Нигилист в русской литературе

Готовые работы на аналогичную тему

Значение нигилизма в русской литературе

«Литературный нигилизм» как явление русской общественной жизни XIX века Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

это… Русские нигилисты. Примеры из литературы :: SYL.ru

Течение общественной мысли

Нигилизм до «Отцов и детей»

«Что такое Базаров?»

Принципы нигилистов

Последователи Базарова

История происхождения термина «нигилизм»

Нигилисты в жизни и литературе. Нигилистические идеи в русской литературе

Течение общественной мысли

Нигилизм до «Отцов и детей»

«Что такое Базаров?»

Принципы нигилистов

Последователи Базарова

История происхождения термина «нигилизм»

Нигилист и нигилизм — значение

Принципы нигилистов

Основные принципы и взгляды нигилистов

Виды нигилизма

Как выглядит нигилист и нигилизм в реальной жизни и в литературе

Заключение

Из книги Постмодернизм [Энциклопедия] автора Грицанов Александр Алексеевич

Из книги Бунтующий человек автора Камю Альбер

Из книги Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей автора Ницше Фридрих Вильгельм

Из книги Манифест философии автора Бадью Ален

Из книги Возвращение примитива [Антииндустриальная революция] автора Рэнд Айн

Из книги Писарев автора Демидова Нина Васильевна

Из книги Конец стиля автора Парамонов Борис Михайлович

Из книги Расовый смысл русской идеи. Выпуск 2 автора Авдеев В. Б.

Из книги Философский словарь автора Конт-Спонвиль Андре

Из книги По ту сторону добра и зла. Воля к власти (сборник) автора

Что такое нигилизм?

Основные нигилистические идеи героя

Искусство

Природа

Наука

Будущее России и нигилизм

Внутренний конфликт в романе. Испытание любовью

Отношение Тургенева к своему герою

Урок литературы в 10 классе «Базаров – нигилист?!» | Центр гражданских и молодежных инициатив

Урок русской литературы по роману «Базаров

Литература нигилизма | Поль де Ман

Project MUSE — Философия нуждается в литературе: Джон Барт и моральный нигилизм

Нигилизм во французской литературе 1880-1900 гг.

Аннотация

Действия персонала репозитория (требуется логин)

Шейн Веллер, Модернизм и нигилизм (Бейзингсток: Palgrave Macmillan, 2011 — Серия «Модернизм и…»).192 стр., ISBN 9780230231047, 16,99 фунтов стерлингов.

Блуждающие герои, преданные писатели — Ван Леер Иерусалимский институт

NihiLists и Nihilism в русской литературе, 1862-1866

Много шума из ничего: нигилизм и модернистская литература (часть 1 из 4)

Нравится:

Возвращение к добру и злу: ответ Фланнери О’Коннор на нигилизм

Добавить комментарий Отменить ответ