Нигилист герой: Русский нигилист как герой английской литературы XIX-XXI веков Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Содержание

Русский нигилист как герой английской литературы XIX-XXI веков Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2016 РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ Вып. 1(33)

УДК 821.111

РУССКИЙ НИГИЛИСТ КАК ГЕРОЙ АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX-XXI ВЕКОВ

Ольга Михайловна Ушакова

д. филол. н., профессор кафедры зарубежной литературы

Тюменский государственный университет, Институт филологии и журналистики

625003, Тюмень, ул. Семакова, 10. e-mail: [email protected]

В статье рассматривается динамика развития образа русского нигилиста в английской литературе XIX-XXI вв. Особенности трансформации и трактовки данного типа персонажа изучаются в контексте «базаровского мифа». Образ Е.В. Базарова представлен как архетип нигилиста в мировой литературе. Исследуются причины высокой восприимчивости западной литературы к этому герою, его изначальная укорененность в европейской культурной традиции. Материалом исследования являются произведения О. Уайлда («Вера, или Нигилисты»), К. Дойла («Ночь среди нигилистов», «Пенсне в золотой оправе»), С. Моэма («Рождественские каникулы»), Т. Стоппарда («Берег утопии») и др. Литературный образ нигилиста анализируется в широком философском и историко-культурном контексте.

Ключевые слова: нигилист; архетип; базаровский миф; «Отцы и дети» И.С. Тургенева; О. Уайлд; А.К. Дойл; С. Моэм; Т. Стоппард.

Рецепция русской литературы на Западе -процесс динамичный, разновекторный и многосторонний1. Образы, созданные русскими писателями, стали архетипами и символами, претерпели метаморфозы и трансформацию, обретя собственное место и статус, новый характер и значение в иных культурных и литературных контекстах. В настоящей работе мы обращаемся к типу нигилиста, «изобретенного» в русской литературе и реинкарнированного и мифологизированного в произведениях английских писателей (от О. Уайлда до Т. Стоппарда).

Понятия «нигилизм» и «нигилист», появившиеся в западной культуре еще на исходе XVIII в., получили новую жизнь и литературную судьбу в романе И.С. Тургенева «Отцы и дети»2 (1862). Именно тургеневский Базаров становится прообразом многих «литературных» нигилистов, а за Тургеневым прочно закрепляется репутация «изобретателя нигилизма». Так, Г. де Мопассан («Изобретатель слова «нигилизм» (L ‘inventeur du mot «nihilisme», 1880), «Иван Тургенев» (Ivan Tourgueniev, 1883) и др.) утверждает: «Это новое состояние умов он запечатлел в знаменитой книге «Отцы и дети». И этих новых сектантов, обнаруженных им во взволнованной народной толпе, он называет нигилистами, подобно тому как натуралист дает имя неведомому живому орга-

низму, существование которого он открыл» [Мопассан 1983: 260]. В письме к Тургеневу от 4 (16) ноября 1880 г. Мопассан, сообщая о намерении приступить к серии статей о русской литературе, подчеркивает актуальность и универсальность темы, которую русский писатель вводит в широкий культурный и социальный контекст, отмечает значение пророческого видения Тургенева: «<…> нигилизм, который Вы предчувствовали и который ныне (en ce moment) волнует мир…» [Переписка И.С. Тургенева 1986: 414].

Главный герой романа «Отцы и дети» положил начало целому ряду героев-нигилистов в русской и зарубежных литературах. Такой мощный заряд творческой энергии возник благодаря гениальному дару Тургенева создавать яркие и убедительные характеры. «Чистые беспримесные типы» [Гинзбург 1971: 309] Тургенева, с одной стороны, универсальны, с другой стороны, глубоко индивидуальны, сложны, противоречивы, что и позволяет им становиться архетипами, прообразами, «брендами», притягивающими внимание и вызывающими стремление к их постоянной актуализации в новых контекстах и текстах: «нигилист», «тургеневская девушка», «тургеневская женщина», «русский человек на rendez-vous» и т.д. Так, Т.С. Элиот в своей рецензии на книгу Э.Гарнетта о Тургеневе (1917)

© Ушакова О. М., 2016

пишет: «В высшей степени ему удалось соединить постижение глубинной универсальной схожести всех людей, мужчин и женщин, с пониманием того, насколько велики их внешние различия. Он видел эти различия и показал, что отличает русских людей не как кукольник, а как художник» [Элиот 2011: 152].

Универсальность, «надтиповая общность», индивидуальность как скрещение «многообразных несовпадений и несоответствий» [Маркович 1975: 55, 59] и, наконец, масштаб личности героя позволили тургеневским персонажам встать в ряд «вечных образов» мировой литературы. Основной конфликт книги, лежащий на поверхности, конфликт «отцов и детей», имеет сложную и универсальную природу и восходит к античной традиции. М. Бодкин, обращаясь к конфликту поколений в трагедиях У. Шекспира («Гамлет», «Король Лир») в контексте античных архетипов, отмечает противоречивую природу противостояния отцов и детей: «Кажется, что для отношений между отцом и сыном характерно то, что отец вызывает у сына одновременно чувства восхищения, любви, преданности, но также порывы гнева, ревности и стремление отстаивать свои права» [Bodkin 1978: 13] (в романе Тургенева переплетены любовь Базарова к родителям и его протест против старшего поколения в социальном и индивидуальном планах).

Конфликт отцов и детей обнаруживает также заложенное в философской концепции романа противостояние индивидуальной воли и рока, позволяя увидеть в фигуре Базарова центральный тип греческой трагедии — «гибриста». В романе Тургенева, как и в греческой трагедии, судьба сильнее героя, она равнодушна к проявлениям личной гениальности и силе характера гибриста. Любовь, мировая скорбь и прочие романтические затеи, столь презираемые Базаровым, обряд соборования перед смертью, совершаемый против его воли, и, наконец, природа-сфинкс, оставшаяся равнодушной к естественнонаучным интересам протагониста, по трагической иронии становятся воплощением судьбы героя. Его родители, Василий Иванович и Арина Власьевна, оплакивают сына подобно греческому хору в «эксоде» этой современной «трагедии рока». «Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной» [Тургенев 1975: 588] — в этих заключительных строках тургеневского романа заключена та

же философская идея, что и в финальной песне хора «Царя Эдипа» Софокла: «Значит, смертным надо помнить о последнем нашем дне».

Обращение в данном контексте к античным параллелям помогает понять не только масштаб характеров, созданных русским писателем, но и их укорененность в европейской литературной традиции, присущую им «нормативность» в аристотелевском смысле, а следовательно, заложенные в них возможности для дальнейшей воспроизводимости и моделируемости в литературной традиции. Хорошему «усвоению» тургеневских героев в европейской литературе способствовало то, что они, несмотря на свою ярко выраженную «русскость», выросли на почве европейской культуры. Базаров как «гибрист» и «нигилист» был для западного читателя узнаваемым философским и эстетическим феноменом.

Образ Базарова сопоставим с героем именно софокловского типа (об «антигоновском конфликте» романа упоминалось в тургеневеде-нии)3. Как и Софокл, соблюдающий равновесие объективного и субъективного, общего и частного, внешнего и внутреннего, Тургенев выдерживает «золотую середину», избегает погружения в бездны психологии и стихию патоса, что определяет цельность, внешнюю пластическую выразительность («аполлонизм») и скульптурную рельефность образа. Античная параллель позволяет осознать, почему именно характеры Тургенева чаще других (по сравнению с условно «эсхилов-скими» типами Л.Н. Толстого или «еврипидов-скими» Ф.М. Достоевского) поддавались дальнейшему копированию, клишированию и тиражированию.

В категориях аристотелевской «Поэтики» Базаров — характер «благородный», «соответствующий действующему лицу», «правдоподобный», «последовательный». Эти нормативность и высокий уровень типизации облегчают процесс дальнейшего перемоделирования и схематизации. Как в современном массовом сознании с Эдипом ассоциируется «эдипов комплекс» (конфликт «отцов и детей» также вписывается в эту фрейдовскую теорию), так и от тургеневского Евгения Васильевича Базарова в последующих образах нигилистов остаются по большей части «базаровщина» и «нигилизм». А. Камю в «Бунтующем человеке» (глава «Трое одержимых») выражает стереотипное мнение о Базарове как об уже «законченном» типе нигилиста: «Общеизвестно, что сам термин «нигилизм» был впервые употреблен Тургеневым в его романе «Отцы и дети», главный герой которого Базаров, воплотил в себе законченный тип нигилиста. В рецензии на эту книгу Писарев утверждал, что ниги-

листы признали в Базарове свой прообраз» [Камю 1990: 237].

Базаровский миф практически сразу же отягощается грузом производных от него литературных «потомков» («Что делать?», «Преступление и наказание», «Бесы» и т.д.) и наложением качеств реальных исторических деятелей (М.А. Бакунин, С.Г. Нечаев, народовольцы и т.д.). Одним из первых в английской литературе эту особенность «напластования» отметил О.Уайлд. В диалоге «Упадок лжи» (The Decay of Lying, 1889), обосновывая принципы своей теории «искусства для искусства», он замечает: «Нигилист, сей странный страдалец, лишенный веры, рискующий без энтузиазма и умирающий за дело, которое ему безразлично, — чистой воды порождение литературы. Его выдумал Тургенев, а довершил его портрет Достоевский» [Уайльд 1993: 235].

Постепенно понятие «нигилист» начинает ассоциироваться с «революционером», «радикалом», «террористом», «заговорщиком», «бунтарем» и шире — с «русским интеллигентом». С.Л. Франк в «Этике нигилизма» (1909) констатирует: «…мы можем определить классического русского интеллигента как воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия» [Вехи. Из глубины 1991: 193]. Но при всех привходящих контекстах именно за Тургеневым в западной литературе сохранилось звание «изобретателя» нигилиста, а нигилист в большинстве случаев — это «русский нигилист». В первой английской монографии о Тургеневе, в главе «Отцы и дети», Э. Гарнетт провозглашает: «Тургенев был первым человеком, который открыл существование этого нового типа — нигилиста» [Garnett 1917: 199]4. Выражаясь словечком, позаим-ствованым в воспоминяниях П.Д. Боборыкина о Тургеневе, именно Базаров, непосредственно или опосредованно, «отлинял» на все последующие образы нигилистов в европейской литературе5.

Одной из первых художественных рефлексий на тему русских нигилистов стала пьеса Уайлда «Вера, или Нигилисты» (Vera, or the Nihilists, 1880). Непосредственным поводом для ее написания была история русской революционерки, социалистки Веры Засулич (1849-1919), необычайно популярной в Англии. Среди причин, побудивших Уайлда обратиться к этой теме, называют его обеспокоенность общей политической ситуацией в Европе, взгляды его матери как активного борца за независимость Ирландии [Ва-лова 2011: 237], угрозы ирландского радикализма, антибуржуазный бунт самого Уайлда, его теорию семейной и сексуальной эмансипации [Уилсон 2015], и, конечно, нельзя не добавить к

этому списку увлечение социализмом и собственный «нигилистический» Modus Vivendi великого эстета. Дендизм Уайлда можно рассматривать как одну из разновидностей нигилизма, о чем убедительно рассуждает Д.С. Шиффер в работе «Философия дендизма. Эстетика души и тела (Кьеркегор, Уайльд, Ницше, Бодлер)» (Phi-losophie du dandysme, 2008): «<…> Уайльду, этому «антиномисту от рождения», как определял себя он сам в «De Profundis», в этом плане нет оснований завидовать Ницше, потому что если последний в знаменитом афоризме 108 из книги «По ту сторону добра и зла» фактически утверждал, что «нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов», то совершенно так же верно и то, что заявил Уайльд в предисловии к «Портрету Дориана Грея» <…>» [Шиффер 2011: 121].

В пьесе «Вера, или Нигилисты» (драма в четырех актах с прологом) действуют четыре типа героев-нигилистов — нигилист базаровского («литературного») типа (Вера), нигилисты-заговорщики, безымянные арестанты, которые фигурируют в тексте как «нигилисты», и, наконец, примкнувший к нигилистам царевич Алексей. Нигилист — общее наименование борцов против правящего режима, которое используют и сами нигилисты, и их гонители, и сторонние персонажи. В прологе Вера, спрашивая у арестанта, кто они такие, получает ответ: «нигилисты»: «VERA:[(advances to the Nihilists)] Sit down; you must be tired. [(Serves them food.)] What are you? A PRISONER: Nihilists» [Wilde: 3].

Сама Вера, подобно Базарову, нарушает нигилистические заповеди, влюбившись в Алексея (Alexis Ivanacievitch, known as a Student of Medicine). Даже фамилия Веры — Сабурова (Sabouroff) — напоминает один из вариантов написания имени Базарова по-английски — Bazaroff (см., например, «Исповедь молодого человека» Дж. Мура, 1886). Тургенев, как свидетельствуют мемуаристы, намеревался создать образ женщины-нигилистки: «Видите ли, мне хочется представить нигилистку, честную, добрую, даже нежную, но …с шорами на глазах» [Островская 1983: 71].

Как и Базаров, Вера — персонаж противоречивый и страдающий. Любовь к Алексею — причина ее внутренней драмы, она осознается ею как предательство жизненных принципов: «VERA: [(loosens her hands violently from him, and starts up)] I am a Nihilist! I cannot wear a crown! <…> VERA: [(clutching dagger)] To strangle whatever nature is in me, neither to love nor to be loved, neither to pity nor—Oh, I am a woman! God help me, I am a woman! O Alexis! I too have broken my oath; I

am a traitor. I love» [Wilde: 32]. Страдание, по мнению Уайлда, неотъемлемое качество русского нигилиста, более того, оно придает религиозный характер его деятельности по свержению существующего режима, олицетворяющего силы зла: «Все, кто живут или жили в России, могли реализовать своё совершенство только через страдание. Несколько русских художников реализовали себя в Искусстве, некоторые писатели -в прозе, которая по духу остается средневековой, потому что основной нотой является, все же, реализация души людей через страдание. Для тех, кто не является художником и для кого нет другой жизни, кроме фактического существования, страдание — единственная дорога к совершенству. Тот русский, который живет счастливо при нынешней системе правительства в России, или не должен вообще иметь души, или имеет душу совершенно неразвитую. Нигилист, отвергающий всякую власть, потому как знает, что власть — это зло, и принимающий всякое страдание, реализует свое совершенство и поступает как настоящий христианин. Для него идеалы христианства верны» [Уайльд 1993: 373].

Алексей, примкнувший к нигилистам, — также борец со злом и страдалец, но лишенный фанатизма и цинизма соратников Веры. Этот «сложный» тип нигилиста, обладающий признаками человечности, в дальнейшем будет в меньшей степени востребован в литературной традиции. В какой-то степени литературным «потомком» Веры и Алексея станет «императрица-большевичка» великая княжна Аннаянска, главная героиня революционно-романтической «пьески» Дж. Б. Шоу «Аннаянска, сумасбродная великая княжна» (Annajanska, The Wild Grand Duchess, 1917), «мужчина», «солдат» и «циркач». Образ великой княжны решен Шоу в гротесковом, фарсовом ключе, при этом она, как и Алексей, «царевна-нигилистка», но в соответствии с законами жанра Аннаянска не одержима теми страстями и противоречиями, которые сгубили Веру и сделали несчастным Алексея. И, безусловно, отсутствие «страдательной» компоненты и победный пафос героини объясняются как мировоззрением драматурга, так и временем написания, триумфом Русской революции.

Нигилисты, соратники Веры, наделены теми чертами, которые наиболее прочно закрепятся за образами нигилистов в последующей литературе: фанатизм, суровость, жесткость, отсутствие человеческих слабостей, спартанский образ жизни, преданность принципам, переходящая в ограниченность, абсолютная дегуманизация всех жизненных проявлений и т.п. Этот набор качеств станет определяющим в мифологеме нигилиста.

Еще один тип нигилиста, уже скорее карикатурного плана, Уайлд создает в своем рассказе «Преступление лорда Артура Сэвила. Размышление о чувстве долга» (Lord Savile ‘s Crime. A Study of Duty, 1887). Это молодой человек с революционными взглядами по фамилии Рувалов (Rouvaloff), который является «агентом нигилистов» («a Nihilist agent»). Именно он сводит главного героя с немецким специалистом по взрывным устройствам. В рассказе характер нигилиста подается в лишенном героизма, сниженном плане, что объясняется самой ситуацией неудавшегося «террористического акта» и отвечает пародийному модусу текста: «В повести «Преступление лорда Артура Сэвила» происходит травестирование викторианских романов, идейной основой которых оставалась незыблемость традиций, значимость морали, образования, чувства долга, семейных обязанностей» [Анцыферова; Листопадова 2014: 205]. Наличие образа русского нигилиста в этом рассказе свидетельствует о том, что радикальный политический элемент в английском обществе конца XIX в. ассоциировался с Россией, в коллективном сознании складывался набор стереотипов, связанных с «русским нигилистом».

Сочетание травестирования и одновременно демонизации русских нигилистов характерно для творчества Конан Дойла. В 1881 г. в журнале «Ландон Сэсайти» (London Society) публикуется рассказ «Ночь среди нигилистов» (A Night Among the Nihilists), впоследствии вошедший в сборник «Тайны и приключения» (Mysteries and Adventures, 1889). Главный герой рассказа, мистер Робинсон (Robinson), сотрудник одесского представительства английской зерноторговой фирмы, отправившийся с поручением в периферийный город Солтев (Solteff), по недоразумению попадает в логово нигилистов («а gang of cold-blooded nihilists»). Местные нигилисты принимают его за представителя английской радикальной организации, «братства по духу» («a spiritual brotherhood»), а полиция за «агента нигилистов» («the Nihilist agent»). Дойл отражает как реалии тогдашней политической жизни, в частности, широкие международные связи русских революционеров, так и стереотипные представления о заговорщиках (строгая конспирация, сектантство, жестокость, фанатизм, радикализм).

Образы нигилистов шаржированы, что определяется характером самой трагикомической ситуации и отношением автора к этим персонажам. Главному герою удается остаться в живых благодаря вмешательству полиции, которая за ним следит, так как сыщики также принимают его за нигилиста: «Пока мы шли в гостиницу, мой

бывший попутчик объяснил, что возглавляемая им сотлевская полиция вот уже некоторое время как получила уведомление и все эти дни ждала нигилистического посла. Мой приезд в это глухое местечко, мой таинственный вид и английские наклейки на чемоданчике завершили это дело» [Дойл 2008: 326]. Перенесенные страхи и ужас от увиденного остаются с рассказчиком на всю оставшуся жизнь, он, по словам полицейского, «единственный посторонний, кто смог выбраться из этого логова живьем» [там же]. Стоит отметить любопытную деталь из разряда тех, что подтверждают репутацию Дойла как писателя, обладавшего «предсказательной мощью» и «блистательной прозорливостью», о которых рассуждает Г. Панченко, автор предисловия и составитель сборника «Забытые расследования» [там же: 7], включающего новый перевод рассказа на русский язык. Комната «для увольнений» со следами крови, которые наивный рассказчик принимает за пятна от кофе, «тройка», осуществляющая репрессивные меры (казнь предателя, несостоявшееся убийство Робинсона), напоминают отечественному читателю печально известные тройки НКВД: «Трое <…> силой выволокли Павла Ивановича из комнаты» [там же: 321].

Русская нигилистка становится главной героиней рассказа «Пенсне в золотой оправе» (The Adventure of the Golden Pince-Nez, 1904) из сборника «Возвращение Шерлока Холмса» (The Return of Sherlock Holmes). Нигилистка Анна совершает непреднамеренное убийство, которое раскрывает Шерлок Холмс. В соответствии с законами жанра история лишена какого-либо идейно-политического подтекста: «В рассказах Конан Дойля даже подслеповатые русские нигилистки, босые дикари с Андаманских островов или вульгарные немецкие князья становятся своими, начинают играть так, как нужно Шерлоку Холмсу, а в итоге — и как нужно платоновскому архетипу холмсовского мира» [Кобрин 2015: 7]. Тем не менее в сюжете и в образах Анны и ее бывшего супруга, в прошлом — революционера, профессора Корэма (Сергея), отражены реалии английской жизни того времени (в частности, большое число русских революционеров, проживающих в Лондоне), стереотипные представления о «нигилистах».

Анна представляет собой тип «сложного» нигилиста и напоминает уайлдовскую Веру. Она также жертвует собой ради любви (совершает преступление, принимает яд), являясь олицетворением русской «религии страдания» (во время написания рассказа книга М. Де Вогюэ «Русский роман» (1886), которая делает общеупотребимым и популярным это понятие, уже известна англий-

ской публике). Возлюбленного Анны, ради которого совершается самопожертвование, также зовут Алексей (Alexis), и он, как и уайлдовский Алексей, противник насильственных методов и террора. Анна, как и Вера, выводится автором бесстрашной, целеустремленой, благородной, преданнной идее и любимому человеку.

В образе Анны мы видим отражение стереотипных представлений о женщине-нигилистке, увлеченной идеями классовой борьбы и лишенной внешних признаков женственности: «Притчей во языцех сделались нигилистки, сменившие фижмы и кринолины на черные блузы, носившие синие очки, курившие папиросы, коротко стригшиеся и встречавшиеся с мужчинами наедине» [Уилсон 2015]. Анна близорука, некрасива, нелепо выглядит: «Она была вся в пыли и паутине, которую собрала, видимо, со стен своего убежища. Лицо ее, которое никогда нельзя было бы назвать красивым, все было в грязных потеках. Холмс правильно угадал ее черты, и, кроме того, у нее был еще длинный подбородок, выдававший упрямство. Из-за близорукости и резкого перехода от темноты к свету она щурилась и моргала глазами, стараясь разглядеть, кто мы такие. И все же, несмотря на то, что она предстала нам в столь невыгодном свете, во всем ее облике было благородство, упрямый подбородок и гордо поднятая голова выражали смелость и внушали уважение и даже восхищение» [Дойл 2014: 334].

Анна представляется Холмсу и его спутникам именно как «нигилистка»: «Мы были революционеры, нигилисты («reformers—revolutionists— Nihilists»), вы знаете» [там же: 336]. Так же, как в «Ночи среди нигилистов», нигилисты, соратники Анны, составляют сплоченную организацию, тайный орден (в оригинале: «the Brotherhood» и «the Order»), который незамедлительно расправится с предателем, как только узнает о его местонахождении. В этом рассказе Дойл создает гораздо менее монструазный образ нигилиста, чем в «Ночи среди нигилистов», но сохраняет все традиционные для этого типа героя атрибуты, как внешние (конспирация, терроризм, ссылка, Сибирь), так и внутренние (самопожертвование, бесстрашие, радикализм, фанатизм, аске-тичность).

Сатирическая и любовно-драматическая линия в изображении русских нигилистов (Александр Осипов, Кирилл Разумов, Виктор Халдин и др.) продолжена в творчестве Дж.Конрада. Подробный и глубокий анализ образов «русских студентов» и «русских революционеров» представлен в монографии Е. Е. Соловьевой «Джозеф Конрад и Россия» (2012). По мнению автора, «Конрад внимательно и напряженно вдумывался

в феномен русского революционера, пытался понять, что движет молодым человеком, приходящим к революционной борьбе. Что заставляет стариков хранить верность убеждениям юности, как переплетаются в этом движении фанатизм и практицизм, искренность и фальшь, благородство и низость» [Соловьева 2012: 103-104].

В произведениях «Тайный агент» (The Secret Agent, 1907), «На взгляд Запада» (Under the Western Eyes, 1911) и других благодаря углубленному психологическому анализу и гораздо большему уровню «русской рефлексии» Конрада, обусловленному его биографией, стереотипные «нигилистические» черты образов русских революционеров изображены лишь в той мере, в какой они соответствуют художественной правде. «Базаровский след» есть и в русских героях Конрада. Конрад был внимательным читателем произведений русского писателя и почитателем его таланта. Именно Конрад пишет предисловие к монографии Гарнетта о Тургеневе, не преминув подчеркнуть, что ставит его гений гораздо выше Достоевского. Как и его англоязычные современники (например, Г. Джеймс), Конрад отмечает человеческую убедительность, полновесность и полноценность человеческой природы тургеневских героев: «Все его творения, счастливые и несчастливые, теснимые и их притеснители — именно люди, а не причудливые обитатели зверинца или проклятые души, странствующие в душной темноте мистических противоречий. Они — люди, способные жить, способные страдать, способные бороться, способные побеждать, способные проигрывать в бесконечной и воодушевляющей гонке преследования будущего изо дня в день» [Conrad 1917: viii].

Победа революционного движения в России в 1917 г. не могла не наложить отпечаток на восприятие и художественное осмысление образа русского нигилиста, поскольку революционеры («нигилисты») пришли к власти. Образ нигилиста в романе У.С. Моэма «Рождественские каникулы» (Christmas holiday, 1939) становится результатом трансформации, обусловленной изменениями исторического контекста. Один из главных героев, Саймон Фенимор (Simon Fenimore), представляет собой тип «английского нигилиста». Но образцом для подражания, парадигматическим типом, является «русский нигилист», Ф. Э. Дзержинский, основатель ВЧК, теоретик и практик «красного террора». Литературными же протопипами «английского нигилиста», как уже было отмечено отечественными исследователями, стали Е. В. Базаров и П. С. Верховенский [Никола, Петрушова 2015: 245].

Показательно, что сам сюжет, основной конфликт романа, особенности характеров главных героев строятся по модели «Отцов и детей». Чарли Мейсон (Charley Mason) и вся семья Мей-сонов — своего рода английские Кирсановы. А отец Чарли, Лесли Мейсон, даже внешне напоминает Павла Петровича: кирсановская англомания коррелирует с «английскостью», культурной недпредвзятостью и либерализмом старшего Мейсона. В то же время облик, манеры, поведение, принципы Саймона, базаровское «все отрицаем» соответствуют стереотипным представлениям о Базарове-нигилисте: «Я родился не в роскоши, как-нибудь перебьюсь. В Вене я провел опыт самоограничения, месяц жил на хлебе и молоке» [Моэм 1992: 23].

Саймон — герой нового времени и его непомерная гордыня и «опыты самоограничения» приводят к интеллектуальной и душевной ограниченности, мизантропической жажде власти, которые были чужды его литературному прототипу. Образцом для жизнестроения для него служит Дзержинский как логическое завершение и триумф нигилистической идеи: «При исполнении своих обязанностей он не давал воли ни любви, ни ненависти <…>. Собственной рукой он подписал сотни, нет, тысячи смертных приговоров. Жил он по-спартански. Сила его заключалась в том, что для себя ему не нужно было ничего и т.п.» [там же: 174].

Дзержинский в романе Моэма — это победивший нигилист, нигилист, захвативший власть, но оставшийся верным философии тотального нигилизма. Не случайно, Саймон, переболевший, как и положено студенту Кембриджа образца 30-х, увлечением коммунистическими идеями, с чу-довищниым цинизмом отзывается о коммунистических идеалах: «Коммунизм? Кто говорит о коммунизме? Теперь уже все знают, коммунизм вздор. То была мечта оторванных от жизни идеалистов <…>. Огромная масса людей по самой своей природе рабы, они не способны собой управлять, и для их же блага им нужны хозяева <…>. Каков результат революций, которые совершились на нашем веку? Народ не лишился хозяев, только сменил их, и никогда власть не правила такой железной рукой, как при коммунизме» [Моэм 1992: 171].

В своем романе Моэм показывает, что террор, являющийся одной из составляющих нигилистической теории, из антигосударственного переходит в разряд государственного. Разрушение как осознание своей силы — мысль, вложенная в уста Саймона, продиктована автору историческим опытом Русской революции, красным и белым террором Гражданской войны и, наконец,

«Большим террором» 1930-х. Хотя термин Роберта Конквеста (Robert Conquest), предложенный им в конце 1960-х (The Great Terror: Stalin’s Purge of the Thirties, 1968), некоторые историки считают не совсем корректным, в контексте данной темы он помогает увидеть генетическую связь нигилистов XIX в. с их духовными потомками и отражение этой преемственности в логике развития образа нигилиста в английской литературе с 80-х гг. XIX в. по 30-е гг. XX в.

Нельзя не отметить в этом романе полемику Моэма с писателями-современниками, не желающими замечать реалий советской жизни, Б. Шоу, Т. Драйзером, Р. Ролланом и др. Нигилист у власти распоряжается уже не жизнями отдельных людей, а манипулирует огромными массами. Описывая бледного, небритого, взлохмаченного, нелепого, возбужденного собственной риторикой Саймона, Моэм от своего лица, что не оставляет сомнений по поводу авторской позиции, отмечает: «Но в прошлом, не таком уж далеком прошлом, другие молодые люди, такие же бледные, тощие, неухоженные, в поношенных костюмах или студенческих тужурках ходили по своим убогим жилищам и высказывали столь же, казалось бы, несбыточные мечты; и однако, как ни странно, время и благоприятный случай помогли их мечтам осуществиться, и, сквозь кровь прорываясь к власти, они держали в своих руках жизнь миллионов» [там же: 174].

Жертвами этого нигилизма становятся главная героиня романа Лидия (Lydia) и Алексей, ученик ее отца, а ныне спившийся русский эмигрант, в судьбе которого Дзержинский непосредственно сыграл роковую роль. Именно Лидия отчетливо видит нигилистическую сущность Саймона, объясняя Чарли свою неприязнь к нему: «Вы в нем обманываетесь. Приписываете ему вашу доброту и бескорыстное внимание к людям. Говорю вам, он опасен. Дзержинский был узколобый идеалист и ради своего идеала мог без колебаний обречь свою страну на погибель. Саймон еще хуже. У него нет сердца, нет совести, нет чести, и при случае он без сожаления пожертвует вами, своим лучшим другом» [там же: 135]. Таким образом, в «Рождественских каникулах» Моэм показывает преемственность нового вида нигилиста его предшественникам и пытается осмыслить эту новую роль в современном мире, накануне новых глобальных событий, Второй мировой войны.

Казалось бы, возможности архетипа нигилиста с наступлением новейшей истории исчерпаны, тем не менее образы нигилиста-«борца с режимом» и «победившего» нигилиста — продолжают привлекать внимание английских публи-

цистов и писателей. Предельно ясно эту тенденцию выразил И. Берлин, рассуждая о современном нигилизме, ставшем всемирной идеологией, в своем эссе «Отцы и дети: Тургенев и затруднения либералов» (Fathers and Children: Turgenev and the Liberal Predicament, 1972): «Этот болезненный конфликт, который стал постоянным затруднением русских либералов на полвека, сейчас распространился на весь мир. Мы должны ясно понимать: сегодня герои мятежа не Базаровы. В каком-то смысле Базаровы выиграли. Победное продвижение количественных методов, вера в организацию человеческой жизни с помощью технологического управления, упование на один лишь расчет утилитарных последствий при выработке политики, которая затрагивает огромные массы людей, — это Базаров, а не Кирсановы» [Берлин 2014: 176].

Расширение английского литературного «нигилистического» текста на рубеже тысячелетий происходит также благодаря постмодернистской рефлексии на темы русского нигилизма. Дискуссия о генезисе и развитии русского нигилизма ведется в характерных для постмодернизма эстетических формах, в частности, в рамках «историографической металитературы», осмысляющей природу литературного творчества. Интертекстуальность, игра, стилизация, цитирование, размывание границ между документальным и художественным повествованием, квазибиогра-фичность и т.д. — тот инструментарий, с помощью которого тема русского нигилизма предстает в новых, неожиданных ракурсах. Героями текстов становятся сами творцы архетипа нигилистов — Тургенев и Достоевский. Современные авторы делают попытки реконструирования творческого процесса и культурно-исторического контекста, который определил появление и специфические характеристики нигилиста как литературного персонажа.

Роман англоязычного писателя Дж.М. Кутзее «Осень в Петербурге» (The Master of Petersburg, 1994) посвящен вымышленной истории из жизни Достоевского. Кутзее устами своего героя рассуждает о нигилизме как о специфически русском и вневременном явлении: «Только не мода. То, что вы зовете нечаевщиной, всегда существовало в России, разве что под другими именами. Нечаевщина — явление такое же русское, как разбой» [Кутзее 2009: 63]. Тема отцов и детей также является важной в этом романе Кутзее и разворачивается, как убедительно показывает Д. Бержайте, в тургеневской плоскости: «Проблемы отцов и детей, введение темы нигилизма — во главе всего этого в русской литературе стоит имя Тургенева. Достоевский, как из-

вестно, в «Бесах» не просто продолжает начатое Тургеневым, но полемизирует с ним, как и подобает всем, действующим по схеме «отцы и дети». Через много лет на другом континенте другой художник включается в ту же полемику об извечном идеологическом (и не только) конфликте поколений и тоже диалектически опровергает истины, установленные предшественником, вместе с тем, доказывая, что все в этом мире действует по одному и тому же принципу: «злободневность оказывается лишь кажимостью, а вечное — сущностью» [Бержайте 2009: 33].

Развернутой иллюстрацией экстравагантного заявления Уайлда о Тургеневе как изобретателе нигилизма, покоящегося в основании всей конструкции традиции темы русского нигилиста в английской литературе, является эпизод из трилогии английского драматурга Т. Стоппарда «Берег утопии» (The Coast of Utopia, 2002). Это еще одно пространство освоения как личности Тургенева, так и созданного им типа и понятия «нигилист». У Стоппарда Тургенев предстает как литературный персонаж, реальный исторический контекст его творчества пересекается с контекстом мемуарно-документальным (воспоминания о Тургеневе, его переписка) и вымышленным. Тургенев является одним из главных героев трилогии и, если доверять многочисленным ссылкам на высказывание Стоппарда, его alter ego: «Возможно, все-таки художник в конечном счете, а не три гениальных публициста, является подлинным героем «Берега утопии»» [Stoppard 2006].

Стоппарда интересуют различные стороны личности Тургенева: его политические симпатии, отношение к любви, дружеские привязанности и т.п. Тургенев предстает как оппонент своих приятелей социал-демократов, либерал, западник, «русский европеец» (см. об этом подробнее нашу статью «Английские связи русских изгнанников. Париж как культурный перекресток» [Ouchakova 2012: 467-475]). Творческая алхимия проступает как один из глубинных слоев палимпсеста, что точно подмечает и формулирует Е.Г. Доценко: «Произведения И.С. Тургенева должны восстанавливаться из подтекста, но и служить в свою очередь неким контекстом для понимания личности писателя, потому что Тургенев в пьесе о собственных литературных достижениях друзьям практически не рассказывает. Предполагается, что стоппардовский зритель и читатель узнает классические произведения на уровне аллюзий и неполных цитат, в данном случае — из «Отцов и детей». В пьесе присутствует разговор Тургенева с Доктором-нигилистом, прототипом

Базарова: автор и его герой встречаются в 1860 г. на острове Уайт» [Доценко 2007: 242].

История возникновения идеи нигилиста прописана детально, что указывает на особое значение этого героя для творчества Тургенева и в целом для русской и европейской культуры. В трилогии обыгрывается одна из известных версий создания персонажа-нигилиста, усиленная и дополненная воображеним драматурга: «Тургенев. Совершенно ничего? Доктор. Ничего. Тургенев. Вы не верите в принципы? В прогресс? Или в искусство? Доктор. Нет, я отрицаю абстракции. Тургенев. Но вы верите в науку. Доктор. В абстрактную науку — нет. Сообщите мне факт, и я соглашусь с вами. Два и два — четыре. Остальное

— конский навоз. Вам не нужна наука, чтобы положить хлеб в рот, когда вы голодны. Отрицание

— это то, что сейчас нужно России. Тургенев. Вы имеете в виду народу, массам? Доктор. Народ! Он более чем бесполезен. Я не верю в народ. Даже освобождение крестьян ничего не изменит, потому что народ сам себя ограбит, чтобы напиться. Тургенев. Что же вы в таком случае предлагаете? Доктор. Ничего. Тургенев. Буквально ничего? Доктор. Нас, нигилистов, больше, чем вы думаете. Мы — сила. Тургенев. Ах да… нигилист. Вы правы, мы не встречались раньше. Просто я все искал вас, сам того не зная» [Стоппард 2006: 432-433]. Таким образом, история идет по кругу, от нигилистов, реализовавших многие из своих потенций, мы вновь возвращаемся к истокам создания этого образа.

Рассмотрев различные типы рефлексии вокруг понятия «нигилисты», нельзя не заметить определенную диалектику сужения и расширения семантики изначального образа, актуализацию отдельных его составляющих, не увидеть динамику развития базаровского мифа в английской литературе. Универсальность типа, наряду с художественной честностью Тургенева и точностью изображения («надтиповой» тип), обеспечили Базарову долгую и счастливую литературную судьбу. А богатая история развития трансформаций и метаморфоз «литературного нигилиста», которая отнюдь не исчерпывается приведенными в данной работе примерами, открывает перспективы появления новых поворотов, площадей и тупиков в «городе Базарове»6. Судя по тому, что история Евгения Васильевича Базарова продолжает писаться в XXI в., представляется дискуссионным положение И.Л. Волгина о том, что «в глазах современного Запада русский сюжет завершен» [Волгин 1999: 239]. И то, что русская литература «превращается в одну из современных мировых мифологий» [там же], лишь

является основанием для постоянного обновления и живой циркуляции ее мифов и архетипов.

Примечания

1 Исследования в этом направлении ведутся довольно давно. Из новых работ на эту тему см. работы С.Б. Королевой [Королева 2014], Л.Ф. Хабибуллиной [Хабибуллина 2010], содержательную рецензию Н.С. Бочкаревой и Б.М. Проскурнина на компаративистские исследования в области русско-английских литературных связей [Бочкарева, Проскурнин 2015], сборник статей по материалам Пятого Фицвильям-ского коллоквиума в Кембридже под редакцией корифея британской славистики Э. Кросса [A People Passing Rude: British Responses To Russian Culture 2012] и др.

2 Традиция исследования понятия «нигилист» — одна из самых длительных и значительных в философии, культурологии, литературоведении, публицистике. Существует огромное количество серьезных исследований по этой теме как в России, так и за рубежом. Среди работ, представляющих традицию изучения нигилизма: монография В.Г. Косыхина [Косыхин 2009], статьи А.В. Михайлова [Михайлов 2000], Г. И. Данилиной [Данилина 2006], сборник, включающий работы Э. Юнгера и М. Хайдеггера и их комментарий [Судьба нигилизма 2006] и др.

3 Заметим, что Тургенев, получивший в Европе классическое образование, серьезно размышлял над характерами софокловских героев. Так, в воспоминаниях Я.П. Полонского читаем: «И, развивая теорию трагического, Иван Сергеевич, между прочим, привел в пример Антигону Софокла» [Полонский 1983: 367-368].

4 О восприятии И.С. Тургенева в английской литературе см. монографию М.Б. Феклина [Феклин 2005].

5 «Он слишком много жил с французскими писателями, артистами и светскими людьми, чтобы на него не отлинял их язык». «Но, повторяю опять, немецкий склад жизни, ума и вкусов на него резким образом не отлинял» [Боборыкин 1983: 10].

6 Имеется в виду литературный анекдот об американце, завлекавшем Тургенева в Америку рассказом об основании города Базарова: «<…>Базаров родственный тип американцам и что лет через десять в Америке будет город под именем Базаров, так как уже заложено его основание. Теперь, убеждал он Тургенева, существует один только намек на этот город, но уже разбиты колышки, очерчены площади, места для лавок и рынков<…>» [Колбасин 1983: 25].

Список литературы

Анцыферова О.Ю., Листопадова О.Ю. Жанровая травестия в сборнике Оскара Уайльда «»Преступление лорда Артура Сэвила» и другие рассказы» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2014. № 2 (3). С.203-206.

Бержайте Д. Посвящение отцам, или диалог с русской литературой (Дж. М. Кутзее. «Осень в Петербурге») // LITERATURA. 2009. № 51(2). С.21-34.

Берлин И. Отцы и дети: Тургенев и затруднения либералов/ пер. с англ. Г. Дурново// История Свободы. Россия. 2-е изд. М.: Новое лит. обозрение, 2014. С. 127-182.

Боборыкин П.Д. Из воспоминаний // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 5-16.

Бочкарева Н.С., Проскурнин Б.М. Образ и миф в английской литературе о России // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2015. № 4 (32). С. 142-145.

Валова О.М. Перекрестки культур и эпох в драматургии Оскара Уайльда // Образ провинции в русской и английской литературе. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2011. С. 235-239.

Вехи. Из глубины. М.: Правда, 1991. 607 с.

Волгин И. Из России — с любовью? «Русский след» в западной литературе // Иностр. лит. 1999. № 1. С. 230-239.

Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Сов. писатель, 1971. 464 с.

Данилина Г.И. История как ключевое слово культуры (А.В. Михайлов, «Из истории «нигилизма»») // Филол. журн. 2006. № 1(2). С. 216228.

Дойл А.К. Пенсне в золотой оправе/ пер. с англ. Н. Санникова// Возвращение Шерлока Холмса. СПб: Амфора, 2014. С. 308-341.

Дойл А. К. Ночь среди нигилистов/ пер. с англ. М. Маковецкой, Г. Панченко // Забытые расследования. Рассказы и повести / сост. Г. Панченко. Харьков; Белгород: Кн. клуб «Клуб семейного досуга», 2008. С. 312 -327.

Доценко Е.Г. Русская классика Т. Стоппарда // Русская классика: динамика художественных систем: сб. науч. трудов. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, РОПРЯиЛ, УрО РАО, ИФИОС «Словесник», 2007. Вып. 2. С. 231-246.

Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика, Искусство/ пер. с фр. М.: Политиздат, 1990. 415 с.

Кобрин К.Р. Шерлок Холмс и рождение современности: Деньги, девушки, денди Викторианской эпохи. СПб: Изд-во Ивана Лимбаха, 2015. 184 с.

Колбасин Е.Я. Из воспоминаний о Тургеневе // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т. 2. С. 17-26.

Королева С.Б. Миф о России в британской культуре и литературе (до 1920-х годов). М.: Ди-рект-Медиа, 2014. 314 с.

Косыхин В.Г. Нигилизм и диалектика. Саратов: Науч. книга, 2009. 256 с.

Кутзее Дж. М. Осень в Петербурге/ пер. с англ.С. Ильина. М.: Эксмо, 2009. 368 с.

Маркович В.М. Человек в романах И.С. Тургенева. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1975. 152 с.

Михайлов А.В. Из истории «нигилизма» // Михайлов А.В. Обратный перевод. М.: Языки рус. культуры, 2000. С. 537-623.

Мопассан Ги де. Иван Тургенев // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 258-261.

Моэм У.С. Рождественские каникулы/ пер. с англ. Р. Облонской. М.: А/О «Книга и бизнес», 1992. 189 с.

Никола М.И., Петрушова Е.А. Образ Дзержинского в романе Сомерсета Моэма «Рождественские каникулы» // Филология и культура. Philology and Culture. 2015. № 3 (41). С. 242-247.

Островская Н.А. Из воспоминаний о Тургеневе // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 57-95

Переписка И.С. Тургенева: в 2 т. М.: Худож. лит., 1986. Т.2. 543 с.

Полонский Я.П. И.С. Тургенев у себя в его последний приезд на родину (Из воспоминаний) // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож.лит., 1983. Т.2. С. 358-406.

Соловьева Е.Е. Джозеф Конрад и Россия. Череповец: ЧГУ, 2012. 229 с.

Стоппард Т. Берег Утопии: Драматическая трилогия/ пер. с англ. И. Кормильцева. М.: Иностранка, 2006. 280 с.

Судьба нигилизма: Эрнст Юнгер. Мартин Хайдеггер. Дитмар Кампар. Гюнтер Фигаль/ пер. с нем. Г. Хайдаровой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. унта, 2006. 222 с.

Тургенев И.С. Отцы и дети // Тургенев И.С. Романы. М.: Детская лит., 1975. С. 421-592.

Уайльд О. Упадок лжи/ пер. с англ. А.М. Зверева // Уайльд О. Избранные произведения: в 2 т. М.: Республика, 1993. Т. 2. С. 218-245.

Уайльд О. Душа человека при социализме/ пер. с англ. О. Кириченко // Уайльд О. Избранные произведения: в 2 т. М.: Республика, 1993. Т. 2. С. 344 -374.

Уилсон Дж. Как важно любить нигилиста: «Вера» Оскара Уайльда и сексуальная политика русского радикализма // НЛО. 2015. № 5 (135). URL:

http://magazines.russ .ru/nlo/2015/5/14yu.html (дата обращения: 28.01.16).

Феклин М.Б. The Beautiful Genius. Тургенев в Англии: первые полвека. Oxford: Perspective Publications, 2005.240 c.

Хабибуллина Л. Ф. Миф России в современной английской литературе. Казань: Казан. ун-т, 2010. 206 с.

Шиффер Д. С. Философия дендизма. Эстетика души и тела (Кьеркегор, Уайльд, Ницше, Бодлер) / пер. с фр. Б.М. Скуратова. М.: Изд-во гуманит. лит., 2011. 296 с.

Элиот Т.С. Тургенев/ пер. с англ. О.М. Ушаковой // Вестник Православного Свято-Тихоновского университета (Филология). 2011. № 1 (23). С. 151-153.

A People Passing Rude: British Responses to Russian Culture / ed. by Anthony Cross. Cambridge: Open Bok Publishers, 2012. 550 p.

Bodkin M. Archetypal Patterns in Poetry. Psychological Studies of Imagination. Oxford: Oxford University Press, 1978. 340 p.

Conrad J. Foreword // Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. P. v-x.

Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. 206 p.

Ouchakova O. Les contacts anglais des émigrés russes. Paris, un carrefour des cultures // Figures de l’émigré russe en France au XIXe et XXe siècle. Fiction et réalité. Amsterdam; New York: Rodopi, 2012. P.467-475.

Stoppard T. ‘I’m Writing Three Plays Called Ba-kunin, Belinksy and Herzen…I Think’, Lincoln Center Theater Review, Fall 2006, Issue 43 // URL: http://www.lctreview.org/article.cfm?id_issue=36549 3 92&id_article=75124103&page=2 (дата

обращения: 20.08.2009).

Wilde О. Vera, or the Nihilists // URL: http://www.wilde-online.info/vera,-or-the-nihilists-page3.html (дата обращения: 15.01.2016).

References

A People Passing Rude: British Responses to Russian Culture / Ed. by Anthony Cross. Cambridge: Open Bok Publishers, 2012. 550 p.

Antsyferova O Yu., Listopadova О. Yu. Zhanrovaja travestija v sbornike Oscara Uajlda «Prestuplenije Ar-tura Sevila i drugije rasskazy» [Genre Travesty in «Lord Arthur Savile’s Crime and Other Stories» by Oscar Wilde] Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo [Vestnik of Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod]. 2014. № 2 (3). P. 203-206.

Berzhaite D. Posvjashchenije ottsam, ili dialog s russkoj literaturoj (Dzh. Kutzee «Osen’ v Peterburge»)

[Dedication to Fathers, or the Dialogue with Russian Literature (J. M. Coetzee’s The Master of Petersburg)]. LITERATURE Publ., 2009. Iss. 51(2). P. 2134.

Berlin I. Ottsy i deti: Turgenev i zatrudnenija liber-alov [Fathers and Children: Turgenev and the Liberals’ Predicament] / transl. from English by G.Durnovo. Istorija Svobodi. Rossija [History of Freedom. Russia]. M.: Novoje literaturnoje obozrenije Publ., 2014. P. 127-182.

Boborykin P.D. Iz vospominanij [From the Memoirs] I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memories of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 5-16.

Bochkareva N.S., Proskurnin B.M. Obraz i mif v anglijskoj literature o Rossii [Image and Myth in English Literature about Russia]. Perm University Herald. Russian and Foreign Philology. 2015. Iss. 4 (32). P.142-145.

Bodkin M. Archetypal Patterns in Poetry. Psychological Studies of Imagination. Oxford: Oxford University Press, 1978. 340 p.

Camus А. Buntujushchij chelovek. Filosofija. Poli-tika. Iskusstvo / transl. from French [The Rebell. Philosophy. Politics. Art]. M.: Politizdat Publ., 1990. 415 p.

Conrad J. Foreword . Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. P. v-x.

Coetzee J. M. Osen’ v Peterburge/ transl. from English by S. Il’in [The Master of Petersburg]. M.: Eksmo Publ., 2009. 368 p.

Danilina G.I. Istorija kak kljuchevoje slovo kul’tury (A.V. Mikhailov, «Iz istorii nigilizma») [History as a Key Word of Culture (A.V. Mikhailov «From the History of Nihilism»)] Filologicheskij zhurnal [Phylological Journal]. 2006. Iss. 1(2). P.216-228.

Doyle А.C. Pensne v zolotoj oprave / transl. from English by N.Sannikov [The Adventure of the Golden Pince-Nez] Vozvrashchenie Sherloka Holmsa [The Returns of Sherlock Holmes]. SPb: Amfora Publ., 2014.P 308-341.

Doyle А.C. Noch’ sredi nigilistov/ transl. from English by M. Makovetskaja, G. Panchenko [A Night among the Nihilists] Zabytyje rassledovanija. Ras-skazy i povesti [Forgotten investigations. Tales and stories]. Kharkov; Belgorod: Knizhnij klub «Klub semejnogo dosuga» Publ., 2008. P. 312 -327.

Dotsenko E.G. Russkaja klassika T. Stopparda [Russian Classics by T. Stoppard] Russkaja klassika: dinamika khudozhestvennykh sistem: sbornik nauch. trudov [Russian Classics: the dynamics of artistic systems]. Ekaterinburg: Ural. gos. ped. un-t, ROPRJAiL, UrO, RAO, IFIOS «Slovesnik» Publ., 2007. P. 231246.

Eliot T.S. Turgenev / transl. from English by O.M. Ushakova [Turgenev] Vestnik Pravoslavnogo Svjato-Tikhonovskogo universiteta (Filologija) [St.Tikhon’s University Review (Phylolgy)]. 2011. Iss. 1 (23). P.151-153.

Feklin M.B. The Beautiful Genius. Turgenev v Anglii: pervyje polveka [The Beautiful Genius. Turgenev in England. The First Semicentenary]. Oxford: Perspective Publications, 2005. 240 p.

Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. 206 p.

Ginzburg L.J. O psikhologicheskoj proze [On the Psychological Fiction]. L.: Sovetskij pisatel’Publ., 1971.464 p.

Khabibullina L.F. Mif Rossii v sovremennoj anglijskoj literature [Myth of Russia in Contemporary English Literature]. Kazan: Kazan University Publ., 2010. 206 p.

Kobrin K.R. Sherlock Holmes i rozhdenije sov-remennosti: Den’gi, devushki, dendi viktorianskoj epokhi [Sherlock Holmes and the Birth of Modernity: Money, Girls, Dandies of the Victorian Age]. SPb: Izd-vo Ivana Limbakha Publ., 2015. 184 p.

Kolbasin E.J. Iz vospominanij o Turgeneve [From the Memoirs about Turgenev] I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 17-26.

Koroljova S.B Mif o Rossii v britanskoj kul’ture i literature (do 1920-kh gg.) [Myth of Russia in British Culture and Literature (up to the 1920s)]. M.: DirektMedia Publ., 2014. 314 p.

Kosykhin V.G. Nigilizm i dialektika [Nihilism and Dialectics]. Saratov: Nauchnaja kniga Publ., 2009. 256 p.

Markovich V.iM. Chelovek v romanakh I.S. Turge-neva [An Individual in I.S. Turgenev’s Novels]. L.: Leningrad Univ. Publ., 1975. 152 p.

Mikhailov A.V. Iz istorii «nigilizma» [From the History of «Nihilism»]. Mikhailov A.A. Obratnyj perevod [Reverse translation]. M.: Jazyki russkoj kul’tury, 2000. P. 537-623.

Maupassant Gi. de Ivan Turgenev [Ivan Turgenev]. I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremenni-kov [I. S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 258-261.

Maugham W.S. Rozhdestvenskije kanikuly/ transl. from English by R. Oblonskaja [Christmas Holiday]. M.: «Kniga i biznes» Publ., 1992. 189 p.

Nikola M.I., Petrushova E.A. Obraz Dzerzhinskogo v romane Somerset Maugham»Rozhdestvenskije kan-ikuly» [The Image of Dzerzhinsky in the novel «Christmas Holiday» by William Somerset Maugham] Filologija i kul’tura [Philology and Culture]. 2015. Iss. 3 (41). P. 242-247.

Ostrovskaja N.A. Iz vospominanij o Turgeneve [From the Memoirs about Turgenev]. I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I. S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 57-95.

Perepiska I.S. Turgeneva [Corespondence of I.S. Turgenev: in 2 vols. Vol.2].. M.: Hudozh. lit. Publ., 1986.543 p.

Polonskij J.P. I.S. Turgenev u sebja v ego poslednij priezd na rodinu (Iz vospominanij) [I.S. Turgenev at Home during His Last Visit to the Motherland (From the Memoirs)] I.S. Turgenev v vospo-minanijah sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 358-406.

Schiffer D.S. Filosofja dendizna: Estetika dushi i tela (Kierkegaard, Wilde, Nietzsche, Baudelaire) / transl. from French by B.M. Skuratov [Philosophy of Dandyism. Aesthetics of Soul and Body (Kierkegaard, Wilde, Nietzsche, Baudelaire)]. M.: Izd-vo gumanitar-noj literatury Publ., 2011. 296 p.

Solovjeva E.E. Joseph Conrad i Rossija [Joseph Conrad and Russia]. Cherepovets: Chuvash State University Publ., 2012. 229 p.

Stoppard T. Bereg utopia / transl. from English by I. Kormiltsev [The Coast of Utopia]. M.: Inostranka Publ., 2006. 280 p.

Stoppard T. ‘I’m Writing Three Plays Called Ba-kunin, Belinksy and Herzen… I Think’, Lincoln Center Theater Review, Fall 2006, Issue 43. Available at: http://www.lctreview.org/article.cfm?id_issue=365 49392&id_article=75124103&page=2 (accessed 20.08.2009).

Sud’ba nigilizma: Ernst Unger, Martin Heidegger, Dietmar Kamper, Günter Figal / transl. from German by G. Khaidarova [The Way of Nihilism: Ernst Unger, Martin Heidegger, Dietmar Kamper, Günter Figal]. SPb.: St. Petersburg State Univ. Publ., 2006. 222 p.

Turgenev I.S. Ottsy i deti [Fathers and Sons] Turgenev I.S. Romany [Novels]. M.: Detskaja literatura Publ., 1975. P. 421-592.

Ushakova O. English Contacts of Russian Exiles. Paris as a Cultural Crossroads. Figures of the Russian Emigrants in France of the 19-20th Centuries. Fiction and Reality. Amsterdam/New York, NY: Rodopi, 2012. P.467-475.

Valova О.М. Perekrestki kul’tur i epokh v drama-turgii Oscara Uajlda [Crossroads of Cultures and Epochs in Oscar Wilde’s Plays] Obraz provintsii v russkoj i angliiskoj literature [The Image of Province in Russian and English Literature]. Ekaterinburg: Ural Univ. Publ., 2011. P. 235-239.

Vekhi. Iz glubiny [Milestones. De Profundis]. M.: Pravda Publ., 1991. 607 p.

Volgin I.L. Iz Rossii — s ljubovju? «Russkij sled v zapadnoj literature [From Russia with Love? Russian Trace in Western Literature]. Inostrannaja literatura Publ., 1999. Iss. 1. P. 230-239.

Wilde О. Upadok lzhi / transl. from English by A.M. Zverev [The Decay of Lying] Wilde O. Izbran-nie proizvedenija [Selected Works: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Respublika Publ., 1993. P. 218-245.

Wilde О. Dusha cheloveka pri sotsializme / transl. from English by O. Kirichenko [The Soul of the Man under Socialism] Wilde O. Izbrannie proizvedenija [Selected Works: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Respublika Publ., 1993. P. 344 -374.

Wilde О. Vera, or the Nihilists. Available at: http://www.wilde-online.info/vera,-or-the-nihilists-page3.html (accessed 15.01.2016).

Wilson J. Kak vazhno ljubit’ nigilista: «Vera» Oskara Wilda i seksual’naja politika russkogo radikalizma [The Importance of Loving a Nihilist: Oscar Wilde’s «Vera» and the Sexual Politics of Russian Radicalism]. NLO. 2015. Iss. 5 (135). Available at: http://magazines.russ.ru/nlo/2015/5/ 14yu.html (accessed 28.01.16).

A RUSSIAN NIHILIST AS A HERO OF ENGLISH LITERATURE OF THE 19th -21st CENTURIES

Olga M. Ushakova

Professor in the Department of Foreign Literature Tyumen State University, Institute of Philology and Journalism

The article deals with the dynamics of the image of a Russian nihilist in English literature of the 19th-21st centuries. Peculiarities of transformation and interpretation of this type have been studied in the context of «Ba-zarov’s myth». The image of Bazarov is presented as the archetype of a nihilist in the world literature. The author of the paper researches the reasons for high receptivity for this hero in western literature and turns to the genesis of this hero rooted in the European cultural tradition. The materials of the research are works by O. Wilde (Vera, or the Nihilists), A.K. Doyle (A Night among the Nihilists, The Adventure of the Golden Pince-Nez), S. Maugham (Christmas Holiday), T. Stoppard (The Coast of Utopia) and others. The literary image of the nihilist is analyzed in philosophical, historical and cultural contexts.

Key words: nihilist, archetype, Bazarov’s myth, Turgenev’s «Fathers and Sons», Oscar Wilde, Arthur Conan Doyle, Somerset Maugham, Tom Stoppard.

Образ нигилиста в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» и в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» (опыт сопоставления)

Библиографическое описание:

Никонов, С. С. Образ нигилиста в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» и в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» (опыт сопоставления) / С. С. Никонов. — Текст : непосредственный // Филологические науки в России и за рубежом : материалы IV Междунар. науч. конф. (г. Санкт-Петербург, декабрь 2016 г.). — Санкт-Петербург : Свое издательство, 2016. — С. 25-28. — URL: https://moluch.ru/conf/phil/archive/233/11195/ (дата обращения: 04.06.2021).



В статье предпринимается попытка сравнительного анализа двух героев русской литературы второй половины XIX века, представляющих тип нигилиста, Евгения Базарова и Родиона Раскольникова, на фоне идейных и общественных проблем середины века. В результате исследования мы приходим к выводу, что сходство героев выражается в том, что они оба скептики, бунтари, стремящиеся переделать мир. Оба оказываются создателями теорий, которые не выдерживают испытания жизнью. Однако Достоевский, делает акцент на возможности духовного возрождения героя через покаяние, искупление вины страданием и обращение к Богу. Тургенев же подчеркивает хрупкость, ничтожество человека перед вечными законами Природы, трагизм его бытия.

Ключевые слова: Тургенев, Достоевский, поэтика, герой-нигилист, проблема «отцов и детей», проблема «человек и общество», мировоззрение, философская проблематика, теория Раскольников

XIX век ознаменован прорывом в русской общественной мысли, когда творили величайшие писатели-новаторы, стремящиеся достичь идеала, открыть миру передовые философии, стили и направления в культуре. Замечательные писатели-классики И. С. Тургенев и Ф. М. Достоевский оказали огромное влияние на мировоззрение русского общества и на мировую литературу. Эпоха 1860-х гг., когда вышли в свет романы «Отцы и дети» (1862) и «Преступление и наказание» (1866) до сих пор вызывает интерес у исследователей, не теряет своей актуальности. В обоих произведениях отражена эпоха конца 1850-х — начала 1860-х гг., показаны проблемы, которые волновали людей той поры, изображены герои-нигилисты, появившиеся тогда. В то же время авторы поставили перед своими читателя очень важные универсальные проблемы, актуальные и по сей день: проблему связи поколений и опасности разрыва между отцами и детьми, проблему сильной личности в ее взаимосвязи с обществом, проблему «теория и живая жизнь». В 1861 году началась реформа, которая упразднилa крепостное право в Российcкой империи, но народ не был полностью удовлетворен ей, кроме того в обществе распространились социалистические идеи, и продолжилась неутихающая полемика между западничеством и славянофильством. Это было время надежд и разочарований, время хаоса мыслей и идей, время выбора. В такой противоречивой обстановке и родились такие герои, как Евгений Базаров и Родион Раскольников, принадлежащие к типу нигилистов.

В западной философии термин «нигилизм»ввёл немецкий писатель и философ Фридрих Генри Якоби. Понятие использовалось многими философами. В русской общественной мысли слово «нигилизм» впервые было употреблено Н. И. Надеждиным в статье «Сонмище нигилистов» (1829). В 1858 году вышла книга казанского профессора В. В. Берви «Психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни». В его работе слово «нигилизм» употребляется как синоним скептицизмa. Критик и публицист рубежа 1850-х и 1860-х годов Н. А. Добролюбов, осмеяв книжку В. В. Берви, подхватил это слово, но оно не стало популярным до тех пор, пока И. С. Тургенев в романе «Отцы и дети» не назвал «нигилистом» своего героя — Базарова, отрицавшего взгляды «отцов». Огромное впечатление, произведённое романом «Отцы и дети», сделало крылатым термин «нигилист».

Таким образом, во второй половине XIX века нигилистaми в Российской империи стали называть молодых людей, которые хотели изменить существовавший в стране государственный и общественный строй, отрицaли религию, проповедовали материализм и aтеизм, а также не признавали господствовавшие нормы морали.

Великие представители интеллигенции 1860-х не могли обойти вниманием таких ярких персонажей, как Базаров и Раскольников, и посвятили им значительное количество критических работ. Мы выделим, г. Писарева и г. Страхова. Д. И. Писарев в статье «Базаров» отмечает эстетическую значимость и актуальность романа Тургенева: «Новый роман Тургенева дает нам все то, чем мы привыкли наслаждаться в его произведениях. Художественная отделка безукоризненно хороша… А явления эти очень близки к нам, так близки, что все наше молодое поколение своими стремлениями и идеями может узнать себя в действующих лицах этого романа» [2, с. 125]. Оценивая роман «Преступление и наказание», тот же Писарев как бы оправдывает героя Достоевского, говоря, что «корень его болезни таится не в мозгу, a в кармане»[2, с. 263]. Между тем г. Страхов отнёсся более скрупулёзно к личности Раскольникова и смог постичь глубину этого характера. Критик утверждает, что он национальный герой, находит в его идее и поступке русскую черту и русский дух. В Базарове он акцентирует его способность к действию, утверждает, что в нем бьётся «могучая сила жизни» [3, с. 337], ему не чужды глубокие и возвышенные чувства. По мнению критика, Базаров оказывается выше и благороднее всех героев в романе. Но любовь, жизнь, природа — выше Базарова. Базаров — это титан, восставший против своей матери-земли; как ни велика его сила, она только свидетельствует о величии силы, его породившей и питающей, но не равняется с матерью силою. Базаров всё-таки побеждён самой идеей этой жизни. Неоднозначность и, может быть, противоречивость мнений критиков подчеркивает сложность и многогранность исследуемых нами образов Базарова и Раскольникова.

В творчестве Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого на смену развернутым характеристикам внешности пришли портреты, отмечающие какую-то одну, но очень важную в смысловом отношении деталь. Например, Тургеневу достаточно упомянуть об «обнаженной красной руке» Базарова, и читатель сразу понимает, что перед ним человек, не боящийся никакого труда. «Длинный балахон с кистями», «висячие бакенбарды песочного цвета» — все эти детали показывают, что даже во внешнем облике героя содержится плохо скрываемый вызов обществу. Демократической внешности Базарова противопоставлен изысканный портрет Павла Петровича: «… Лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза…» [4, с. 45]. Не случайно обращает внимание Тургенев на руку Кирсанова, красивую, ухоженную, «с длинными розовыми ногтями» [4, с. 148]. Портретные детали, отмеченные в облике Базарова и Павла Петровича, не оставляют у читателя сомнений, что между двумя представителями различных сторон русской жизни неизбежно столкновение.

Огромнее значение внешности героя придавал Достоевский. Раскрывая внутренний мир своих персонажей, писатель стремился показать столкновение противоборствующих сил, непрестанную борьбу между сознанием и подсознанием, намерением и осуществлением этого намерения. Стремясь к глубокой психологической мотивировке персонажа, Достоевский подчиняет этой задаче и портретную характеристику. Так, в романе «Преступление и наказание» писатель дважды прибегает к описанию внешности своих героев. На первых страницах книги он как бы мельком говорит о Раскольникове: «Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен» [1, с. 36]. Позднее о герое сказано так: «… Раскольников… был очень бледен, рассеян и угрюм. Снаружи он походил как бы на раненого человека или вытерпивающего какую-нибудь сильную физическую боль: брови его были сдвинуты, губы сжаты, взгляд воспаленный» [1, с. 302]. Герой Достоевского по природе своей был привлекателен. Но совершенное им убийство жестоко ранило душу, что и проявилось во втором портрете. Портреты были бы неполными, если бы писатель не обращал внимания на взгляд героев. Глаза выражают ту нравственную катастрофу, которую переживает Раскольников. «Прекрасные темные глаза» Раскольникова в первом портрете сменяются «воспаленным взглядом» во втором. В портретных характеристиках и Базарова, и Раскольникова акцентируется их выделенность из окружающего социума, пренебрежение общественным мнением.

Оба автора ставят перед нами загадку, пытаются обратить наши взоры на внутренний мир их героев, они подталкивают к размышлениям и к разгадке тайн души человеческой. В мировоззрении героев Тургенева и Достоевского можно обнаружить сходные черты. Героев сближает то, что они оба нигилисты, бунтари, только бунт у каждого из них свой: у первого — революционный, у второго — личностный

Базаров признает только то, что можно освидетельствовать одним из пяти чувств. Все остальные человеческие чувства он сводит к деятельности нервной сиcтемы; вследствие этого наслаждение красотой природы, музыкой, живописью, поэзией, любовью женщины не кажутся ему высшими наслаждениями и компонентaми образованного, воспитанного человека. Базaров хорошо знает и изучает естественные науки, с их помощью он выбил из головы «предрассудки», но в то же время он остался человеком крайне необразованным: он не потрудился прочувствовать и произнес приговор незнакомым ему человеческим ценностям. Тургенев показывает, что Базаров — демократ, разночинец, человек труда, чужд аристократическому этикету и условностям. Его сила в том, что он представитель нового времени. Аристократы, наподобие Павла Петровичa, отжили cвое, нужны были новые люди и новые идеи. Евгений Базаров на протяжении всего романа и является носителем этой новой идеи. Идея Базарова — непризнание авторитетов и принципов существующего строя и религии, духовных и материальных ценностей. Как и несколько позже Раскольников, Базаров первым предпринимает деление людей на две категории: «богов» и «олухов», относя самого себя, конечно, к «богам». Базаров выдвигает идею сильной личности, полностью свободной, самостоятельно управляющей своей жизнью.

Раскольников же делит людей на «высший разряд» и «низший разряд», нa обыкновенных и необыкновенных, на материал и собственно людей, способных сказать в обществе новое слово, воплотить в жизнь какую-то новую идею. Сущность теории Раскольникова — признание права сверхлюдей на преступление во имя некой цели, а, следовательно, отрицание нравственных принципов.

Наблюдая за городом и обществом, герой видит, как богатые угнетают бедных, что жизнь последних полна страданий. Доведенный до крайней степени отчаяния, Раскольников выдвигает страшную идею, согласно которой любой сильный духом человек при достижении благородной цели имеет право устранить все препятствия на своем пути каким угодно способом, в том числе грабежом и убийством. Он пишет статью, в которой поясняет свою теорию, по которой всех людей можно подразделить на две группы: на «обыкновенных» людей и «…людей, имеющих дар или талант сказать в среде свое новое слово» [1, с. 132]. И эти «особые» люди могут не жить по общим законам, они имеют право совершать преступления ради выполнения своей благой цели, ради «разрушения настоящего во имя лучшего». Он верит, что великая личность неподсудна и не подвержена даже суду совести.

Сходство Базарова и Раскольникова видится в том, что авторы подвергают своих героев испытанию, но только их судьбы и исход этих испытаний разные.

В первом случае, Базарову, в виде жизненной проверки встречается любовь, любовь к Анне Сергеевне Одинцовой. Она меняет Евгения. Раньше не верующий в чувства нигилист начинает верить в любовь. Испытание было провалено и Тургенев убивает Базарова, человека, который не мог бы жить в мире, где чувства и нежность так ценны. Тургенев опередил свое время, показав Базарова, но Базаров нет, ибо он был нужен России, не как нигилист, а кaк человек передовых идей, который мог бы вести народ.

В случае с Раскольниковым испытанием выступает преступление, страшное, но нужное Раскольникову как проверка теории. Герой испытал разноречивые чувства: угрызение совести, крах своей теории и перемену мировоззрения, которые поставили его на путь правильный, в итоге он отрекся от идеи и готов в финале романа к началу новой жизни, к началу новой иcтории.

В результате исследования мы приходим к выводу, что сходство героев выражается в том, что они оба скептики, испытывающие недовольство мироустройством и желание переделать мир, стремление к бунту; оба выбиваются из своего окружения, противопоставлены ему, оба оказываются создателями теорий, которые не выдерживают испытания жизнью, терпят крах. Однако Достоевский, в романах которого важнейшее место занимает религиозно-нравственная проблематика, оставляет своему герою возможность воскреснуть, через покаяние, искупление вины страданием и обращением к Богу. В романе же Тургенева на примере образа главного героя Базарова, писатель показывает хрупкость, ничтожество человека перед вечными законами Природы, трагизм его бытия.

Литература:

  1. Достоевский, Ф. М. Преступление наказание [Текст]: / Ф. М. Достоевский. — Москва: Дрофа, 2008. — 451 с.
  2. Писарев, Д. И. Русская литературная критика XIX века [Текст]: / Д. И. Писарев. — Москва: Эксмо, 2007. — 316 с.
  3. Страхов, Н. Н. Русская литературная критика XIX века [Текст]: / Н. Н. Страхов. — Москва: Эксмо, 2007. — 539 с.
  4. Тургенев, И. С. Записки охотника. Отцы и дети: роман [Текст]: / И. С. Тургенев. — Москва: Дрофа, 2008. — 207 с.

Основные термины (генерируются автоматически): герой, роман, Базар, идея, внутренний мир, евгения Базаров, искупление вины, ничтожество человека, половина XIX века, сильная личность.

Урок 13. кто идет за мной? нигилист базаров и его «спутники» — Литература — 10 класс

Литература

10 класс

Урок № 13

«Кто идёт за мной?» Нигилист Базаров и его «спутники».

Перечень вопросов, рассматриваемых в теме:

  1. Продолжение изучения и анализа романа И. С. Тургенева «Отцы и дети»;
  2. Определение нигилистических взглядов Базарова;
  3. Сопоставление Базарова с другими «представителями» нигилизма.

Глоссарий по теме:

Революционер — человек, который произвёл полный переворот, открыл новые пути в какой-нибудь области жизни, науки, производства.

Народный герой — человек, возложивший на себя большую, чем предъявляется к людям общепринятыми нормами, меру ответственности и обязанностей и совершивший деяния, выдающиеся по масштабу, последствиям и значению для национального развития.

Нигилизм — философия, ставящая под сомнение общепринятые ценности, идеалы, нормы нравственности, культуры.

Нигилист — в 60-х годах XIX века в России сторонник демократического движения, отрицающий устои и традиции дворянского общества, крепостничество.

Список литературы

Основная литература по теме урока:

1. Лебедев Ю. В. Русский язык и литература. Литература. 10 класс. Учебник для общеобразовательных организаций. Базовый уровень. В 2 ч. Ч. 1. М.: Просвещение, 2015. — 367 с.

Дополнительная литература по теме урока:

1. Е. А. Маханова, А. Ю. Госсман. Краткий пересказ. Русская литература. 9-11 классы. Р.-на-Д. Феникс. 2017. — 95 с.

Теоретический материал для самостоятельного изучения

Иван Сергеевич Тургенев писал: «Вся моя повесть направлена против дворянства как передового класса… Слабость, вялость и ограниченность. Если сливки плохи, что же молоко?».

Автора волнует политическая ситуация в стране: свои размышления о нигилизме, идеологическим носителем которого становится главный герой романа «Отцы и дети», Тургенев выражает в его образе. Представитель поколения «детей», разночинец, интеллигент, борец за духовную свободу личности, Базаров признаёт науку, огромную роль самовоспитания, труд, работу. При этом он резко критикует положение в стране, отрицает эстетические и культурные ценности: «Мы действуем в силу того, что признаём полезным. В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем». Он собирается «место расчистить», то есть, сломать всё старое, чтобы дать дорогу новому. Базаров — носитель революционных идей.

Каково же мнение Базарова? Каковы его взгляды?

«Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы… — подумаешь, сколько иностранных и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны», — говорит он.

Романтика чужда ему: «…природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». Он заядлый материалист, поэтому искренне верит, что «порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта». Он отрицает вечные ценности, говоря: «Пушкина читать — потерянное время, музыкой заниматься смешно, природой наслаждаться просто нелепо, Рафаэль вообще гроша ломаного не стоит». Базаров считает, что «нравственные болезни происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом». Но он верит в будущее: «Исправьте общество, и болезней не будет». К тому же Базаров считает, что необычайно важна и самоорганизация: «Всякий человек сам себя воспитать должен».

Аркадий Кирсанов — друг Базарова, который учится вместе с ним на медицинском факультете университета. Он хочет походить на Евгения и слепо следовать идеям нигилизма, которые он до конца не понимает. Для него это значит «ко всему относиться с критической точки зрения, не склоняться ни перед какими авторитетами, не принимать ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружён этот принцип».

Николай Петрович Кирсанов поясняет, что нигилист — это человек, «который ничего не признаёт». Павел Петрович добавляет, «который ничего не уважает».

Впрочем, Тургенев показывает и других людей, которых привлекает нигилизм: по мнению Дмитрия Ивановича Писарева, «недостойные подражатели» Базарова — безмозглый Ситников и эмансипированная Кукшина.

Ситников мечтает стать великим, следует моде и рьяно интересуется новым веянием в обществе: «…когда при мне Евгений Васильевич в первый раз сказал, что не должно признавать авторитетов, я почувствовал такой восторг… словно прозрел!». Писатель показывает, что поверхностных последователей, как Ситников, много: «Я старинный знакомый Евгения Васильича и могу сказать — его ученик. Я ему обязан моим перерождением».

Евдоксия Никитишна Кукшина (её фамилия придумана от слова «кукиш») — развязная, вульгарная, откровенно глупая молодая женщина с «прогрессивным взглядом» на жизнь. Она живет одна и пытается вести хозяйство: «Бумаги, письма, толстые номера русских журналов, большей частью неразрезанные, валялись по запылённый столам. Везде белели разбросанные окурки папирос». Автор показывает её сатирически, изображает неприглядную внешность и смешные манеры: «В маленькой и невзрачной фигурке эмансипированной женщины не было ничего безобразного, но выражение её лица неприятно действовало на зрителя». Она ходит «несколько растрёпанная, в шёлковом, не совсем опрятном платье, бархатная шубка её на пожелтелом горностаевом меху». Она в большей степени интересуется «женским вопросом» и естественными науками: читает статьи о женщинах, рассуждает о физиологии, эмбриологии, общается со студентами.

Сопоставляя Базарова с другими сторонниками нигилизма, автор подчёркивает цельность его образа, ум, душевную силу и искреннюю идеологическую убеждённость. Он не имеет настоящих единомышленников, поэтому он одиноко борется с закостенелым обществом. Тургенев говорит, что его герой стоит на рубеже смены режимов, его время ещё не пришло. Базаров так отзывается о будущем поколении: «Умницы они будут уже потому, что вовремя они родятся, не то что мы с тобой».

Герой уверен, что жизнь можно прожить без чувств, то есть без всякой «белиберды». Однако Тургенев решает испытать его любовью.

«Что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной?.. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это всё романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдём лучше смотреть жука», — говорит Базаров.

Но сильные чувства способны сломить любые убеждения в душе даже самого ярого нигилиста и привести к безграничным внутренним противоречиям. Основной конфликт в романе — это борьба героя с самим собой, так как идеи, которые его привлекают, не способны заглушить в нём эмоции, заложенные самой природой.

Тургенев — великий психолог. Его Базаров, отрицающий всё, в душе человек нравственный, поэтому идеология, которой он следует, не оправдывает себя, а жизнь естественным образом переворачивает принципы нигилизма.

«Если читатель не полюбит Базарова со всей его грубостью, бессердечностью, безжалостной сухостью и резкостью, если он его не полюбит, его, повторяю я, — я виноват и не достиг своей цели, — пояснял писатель. — Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая из почвы, сильная, злобная, честная — и всё-таки обречённая на гибель, потому что она всё-таки стоит в преддверии будущего…»

Примеры и разбор решения заданий тренировочного модуля

1. Единичный выбор

Что понимает под нигилизмом И. С. Тургенев?

революционно-демократическое мировоззрение;

отрицание только политической системы, государственного строя;

естественнонаучные теории;

Правильный вариант / варианты:

революционно-демократическое мировоззрение.

Подсказка: Тургенев писал: «…и если он называется нигилистом, то надо читать революционером».

Автора волнует политическая ситуация в стране: свои размышления о нигилизме, идеологическим носителем которого становится главный герой романа «Отцы и дети», Тургенев выражает в его образе. Представитель поколения «детей», разночинец, интеллигент, борец за духовную свободу личности, Базаров признаёт науку, огромную роль самовоспитания, труд, работу. При этом он резко критикует положение в стране, отрицает эстетические и культурные ценности: «Мы действуем в силу того, что признаём полезным. В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем». Он собирается «место расчистить», то есть, сломать всё старое, чтобы дать дорогу новому. Базаров — носитель революционных идей.

2. Ребус-соответствие

Соотнесите героев и их описание.

Правильный вариант / варианты:

Евгений Базаров

«Он медленно проводил своими длинными пальцами по бакенбардам»

Павел Петрович

«…Лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и лёгким резцом, являло следы красоты замечательной»

Ситников

«Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем, приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, словно вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: каким-то коротким, деревянным смехом»

Подсказка: «…На какого чёрта этот глупец Ситников пожаловал?».

Тургенев показывает и других людей, которых привлекает нигилизм: по мнению Дмитрия Ивановича Писарева, «недостойные подражатели» Базарова — безмозглый Ситников и эмансипированная Кукшина.

Ситников мечтает стать великим, следует моде и рьяно интересуется новым веянием в обществе: «…когда при мне Евгений Васильевич в первый раз сказал, что не должно признавать авторитетов, я почувствовал такой восторг… словно прозрел!». Писатель показывает, что поверхностных последователей, как Ситников, много: «Я старинный знакомый Евгения Васильича и могу сказать — его ученик. Я ему обязан моим перерождением».

РУССКИЙ НИГИЛИСТ КАК ГЕРОЙ АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX-XXI ВЕКОВ | Ушакова (Olga M. Ushakova)

Анцыферова О.Ю., Листопадова О.Ю. Жанровая травестия в сборнике Оскара Уайльда «»Преступление лорда Артура Сэвила» и другие рассказы» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2014. № 2 (3). С. 203–206.

Бержайте Д. Посвящение отцам, или диалог с русской литературой (Дж. М. Кутзее. «Осень в Петербурге») // LITERATŪRA. 2009. № 51(2). С. 21–34.

Берлин И. Отцы и дети: Тургенев и затруднения либералов/ пер. с англ. Г. Дурново// История Свободы. Россия. 2-е изд. М.: Новое лит. обозрение, 2014. С. 127–182.

Боборыкин П.Д. Из воспоминаний // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 5–16.

Бочкарева Н.С., Проскурнин Б.М. Образ и миф в английской литературе о России // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2015. № 4 (32). С. 142–145.

Валова О.М. Перекрестки культур и эпох в драматургии Оскара Уайльда // Образ провинции в русской и английской литературе. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2011. С. 235–239.

Вехи. Из глубины. М.: Правда, 1991. 607 с.

Волгин И. Из России – с любовью? «Русский след» в западной литературе // Иностр. лит. 1999. № 1. С. 230–239.

Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Сов. писатель, 1971. 464 с.

Данилина Г.И. История как ключевое слово культуры (А.В. Михайлов, «Из истории “нигилизма“») // Филол. журн. 2006. № 1(2). С. 216–228.

Дойл А.К. Пенсне в золотой оправе/ пер. с англ. Н. Санникова// Возвращение Шерлока Холмса. СПб: Амфора, 2014. С. 308–341.

Дойл А. К. Ночь среди нигилистов/ пер. с англ. М. Маковецкой, Г. Панченко // Забытые расследования. Рассказы и повести / сост. Г. Панченко. Харьков; Белгород: Кн. клуб «Клуб семейного досуга», 2008. С. 312 –327.

Доценко Е.Г. Русская классика Т. Стоппарда // Русская классика: динамика художественных систем: сб. науч. трудов. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, РОПРЯиЛ, УрО РАО, ИФИОС «Словесник», 2007. Вып. 2. С. 231–246.

Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика, Искусство/ пер. с фр. М.: Политиздат, 1990. 415 с.

Кобрин К.Р. Шерлок Холмс и рождение современности: Деньги, девушки, денди Викторианской эпохи. СПб: Изд-во Ивана Лимбаха, 2015. 184 с.

Колбасин Е.Я. Из воспоминаний о Тургеневе // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т. 2. С. 17–26.

Королева С.Б. Миф о России в британской культуре и литературе (до 1920-х годов). М.: Директ-Медиа, 2014. 314 с.

Косыхин В.Г. Нигилизм и диалектика. Саратов: Науч. книга, 2009. 256 с.

Кутзее Дж. М. Осень в Петербурге/ пер. с англ.С. Ильина. М.: Эксмо, 2009. 368 с.

Маркович В.М. Человек в романах И.С. Тургенева. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1975. 152 с.

Михайлов А.В. Из истории «нигилизма» // Михайлов А.В. Обратный перевод. М.: Языки рус. культуры, 2000. С. 537–623.

Мопассан Ги де. Иван Тургенев // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 258–261.

Моэм У.С. Рождественские каникулы/ пер. с англ. Р. Облонской. М.: А/О «Книга и бизнес», 1992. 189 с.

Никола М.И., Петрушова Е.А. Образ Дзержинского в романе Сомерсета Моэма «Рождественские каникулы» // Филология и культура. Philology and Culture. 2015. № 3 (41). С. 242–247.

Островская Н.А. Из воспоминаний о Тургеневе // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т.2. С. 57–95

Переписка И.С. Тургенева: в 2 т. М.: Худож. лит., 1986. Т.2. 543 с.

Полонский Я.П. И.С. Тургенев у себя в его последний приезд на родину (Из воспоминаний) // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож.лит., 1983. Т.2. С. 358–406.

Соловьева Е.Е. Джозеф Конрад и Россия. Череповец: ЧГУ, 2012. 229 с.

Стоппард Т. Берег Утопии: Драматическая трилогия/ пер. с англ. И. Кормильцева. М.: Иностранка, 2006. 280 с.

Судьба нигилизма: Эрнст Юнгер. Мартин Хайдеггер. Дитмар Кампар. Гюнтер Фигаль/ пер. с нем. Г. Хайдаровой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. 222 с.

Тургенев И.С. Отцы и дети // Тургенев И.С. Романы. М.: Детская лит., 1975. С. 421–592.

Уайльд О. Упадок лжи/ пер. с англ. А.М. Зверева // Уайльд О. Избранные произведения: в 2 т. М.: Республика, 1993. Т. 2. С. 218–245.

Уайльд О. Душа человека при социализме/ пер. с англ. О. Кириченко // Уайльд О. Избранные произведения: в 2 т. М.: Республика, 1993. Т. 2. С. 344 –374.

Уилсон Дж. Как важно любить нигилиста: «Вера» Оскара Уайльда и сексуальная политика русского радикализма // НЛО. 2015. № 5 (135). URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2015/5/14yu.html (дата обращения: 28.01.16).

Феклин М.Б. The Beautiful Genius. Тургенев в Англии: первые полвека. Oxford: Perspective Publications, 2005. 240 c.

Хабибуллина Л.Ф. Миф России в современной английской литературе. Казань: Казан. ун-т, 2010. 206 с.

Шиффер Д.С. Философия дендизма. Эстетика души и тела (Кьеркегор, Уайльд, Ницше, Бодлер) / пер. с фр. Б.М. Скуратова. М.: Изд-во гуманит. лит., 2011. 296 с.

Элиот Т.С. Тургенев/ пер. с англ. О.М. Ушаковой // Вестник Православного Свято-Тихоновского университета (Филология). 2011. № 1 (23). С. 151–153.

A People Passing Rude: British Responses to Russian Culture / ed. by Anthony Cross. Cambridge: Open Bok Publishers, 2012. 550 p.

Bodkin M. Archetypal Patterns in Poetry. Psychological Studies of Imagination. Oxford: Oxford University Press, 1978. 340 p.

Conrad J. Foreword // Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. P. v-x.

Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. 206 p.

Ouchakova O. Les contacts anglais des émigrés russes. Paris, un carrefour des cultures // Figures de l’émigré russe en France au XIXe et XXe siècle. Fiction et réalité. Amsterdam; New York: Rodopi, 2012. P. 467–475.

Stoppard T. ‘I’m Writing Three Plays Called Bakunin, Belinksy and Her¬zen…I Think’, Lincoln Center Theater Review, Fall 2006, Issue 43 // URL: http://www.lctreview.org/article.cfm?id_issue=36549392&id_article=75124103&page=2 (дата обращения: 20.08.2009).

Wilde О. Vera, or the Nihilists // URL: http://www.wilde-online.info/vera,-or-the-nihilists-page3.html (дата обращения: 15.01.2016).

References

A People Passing Rude: British Responses to Russian Culture / Ed. by Anthony Cross. Cambridge: Open Bok Publishers, 2012. 550 p.

Antsyferova O Yu., Listopadova О. Yu. Zhanrovaja travestija v sbornike Oscara Uajlda “Prestuplenije Artura Sevila i drugije rasskazy” [Genre Travesty in “Lord Arthur Savile’s Crime and Other Stories” by Oscar Wilde] Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo [Vestnik of Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod]. 2014. № 2 (3). P. 203–206.

Berzhaite D. Posvjashchenije ottsam, ili dialog s russkoj literaturoj (Dzh. Kutzee “Osen’ v Peterburge”) [Dedication to Fathers, or the Dialogue with Russian Literature (J. M. Coetzee’s The Master of Petersburg)]. LITERATŪRA Publ., 2009. Iss. 51(2). P. 21–34.

Berlin I. Ottsy i deti: Turgenev i zatrudnenija liberalov [Fathers and Children: Turgenev and the Liberals’ Predicament] / transl. from English by G.Durnovo. Istorija Svobodi. Rossija [History of Freedom. Russia]. M.: Novoje literaturnoje obozrenije Publ., 2014. P. 127–182.

Boborykin P.D. Iz vospominanij [From the Memoirs] I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memories of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 5–16.

Bochkareva N.S., Proskurnin B.M. Obraz i mif v anglijskoj literature o Rossii [Image and Myth in English Literature about Russia]. Perm University Herald. Russian and Foreign Philology. 2015. Iss. 4 (32). P. 142–145.

Bodkin M. Archetypal Patterns in Poetry. Psychological Studies of Imagination. Oxford: Oxford University Press, 1978. 340 p.

Camus А. Buntujushchij chelovek. Filosofija. Politika. Iskusstvo / transl. from French [The Rebell. Philosophy. Politics. Art]. М.: Politizdat Publ., 1990. 415 p.

Conrad J. Foreword . Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. P. v-x.

Coetzee J. М. Osen’ v Peterburge/ transl. from English by S. Il’in [The Master of Petersburg]. М.: Eksmo Publ., 2009. 368 p.

Danilina G.I. Istorija kak kljuchevoje slovo kul’tury (A.V. Mikhailov, “Iz istorii nigilizma”) [History as a Key Word of Culture (A.V. Mikhailov “From the History of Nihilism”)] Filologicheskij zhurnal [Phylological Journal]. 2006. Iss. 1(2). P. 216–228.

Doyle А.C. Pensne v zolotoj oprave / transl. from English by N.Sannikov [The Adventure of the Golden Pince-Nez] Vozvrashchenie Sherloka Holmsa [The Returns of Sherlock Holmes]. SPb: Amfora Publ., 2014. P 308–341.

Doyle А.C. Noch’ sredi nigilistov/ transl. from English by M. Makovetskaja, G. Panchenko [A Night among the Nihilists] Zabytyje rassledovanija. Rasskazy i povesti [Forgotten investigations. Tales and stories]. Kharkov; Belgorod: Knizhnij klub “Klub semejnogo dosuga” Publ., 2008. P. 312 –327.

Dotsenko E.G. Russkaja klassika T. Stopparda [Russian Classics by T. Stoppard] Russkaja klassika: dinamika khudozhestvennykh sistem: sbornik nauch. trudov [Russian Classics: the dynamics of artistic systems]. Ekaterinburg: Ural. gos. ped. un-t, ROPRJAiL, UrO, RAO, IFIOS “Slovesnik” Publ., 2007. P. 231–246.

Eliot T.S. Turgenev / transl. from English by O.M. Ushakova [Turgenev] Vestnik Pravoslavnogo Svjato-Tikhonovskogo universiteta (Filologija) [St.Tikhon’s University Review (Phylolgy)]. 2011. Iss. 1 (23). P. 151–153.

Feklin M.B. The Beautiful Genius. Turgenev v Anglii: pervyje polveka [The Beautiful Genius. Turgenev in England. The First Semicentenary]. Oxford: Perspective Publications, 2005. 240 p.

Garnett E. Turgenev. A Study. London: W. Collins Sons & Co. Ltd, 1917. 206 p.

Ginzburg L.J. O psikhologicheskoj proze [On the Psychological Fiction]. L.: Sovetskij pisatel’Publ., 1971. 464 p.

Khabibullina L.F. Mif Rossii v sovremennoj anglijskoj literature [Myth of Russia in Contemporary English Literature]. Kazan: Kazan University Publ., 2010. 206 p.

Kobrin K.R. Sherlock Holmes i rozhdenije sovremennosti: Den’gi, devushki, dendi viktorianskoj epokhi [Sherlock Holmes and the Birth of Modernity: Money, Girls, Dandies of the Victorian Age]. SPb: Izd-vo Ivana Limbakha Publ., 2015. 184 p.

Kolbasin E.J. Iz vospominanij o Turgeneve [From the Memoirs about Turgenev] I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 17–26.

Koroljova S.B Mif o Rossii v britanskoj kul’ture i literature (do 1920-kh gg.) [Myth of Russia in British Culture and Literature (up to the 1920s)]. М.: Direkt-Media Publ., 2014. 314 p.

Kosykhin V.G. Nigilizm i dialektika [Nihilism and Dialectics]. Saratov: Nauchnaja kniga Publ., 2009. 256 p.

Markovich V.М. Chelovek v romanakh I.S. Turgeneva [An Individual in I.S. Turgenev’s Novels]. L.: Leningrad Univ. Publ., 1975. 152 p.

Mikhailov А.V. Iz istorii “nigilizma” [From the History of “Nihilism”]. Mikhailov A.A. Obratnyj perevod [Reverse translation]. M.: Jazyki russkoj kul’tury, 2000. P. 537-623.

Maupassant Gi. de Ivan Turgenev [Ivan Turgenev]. I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I. S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 258–261.

Maugham W.S. Rozhdestvenskije kanikuly/ transl. from English by R. Oblonskaja [Christmas Holiday]. M.: «Kniga i biznes» Publ., 1992. 189 p.

Nikola M.I., Petrushova E.A. Obraz Dzerzhinskogo v romane Somerset Maugham“Rozhdestvenskije kanikuly” [The Image of Dzerzhinsky in the novel “Christmas Holiday” by William Somerset Maugham] Filologija i kul’tura [Philology and Culture]. 2015. Iss. 3 (41). P. 242–247.

Ostrovskaja N.A. Iz vospominanij o Turgeneve [From the Memoirs about Turgenev]. I.S. Turgenev v vospominanijakh sovremennikov [I. S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 57–95.

Perepiska I.S. Turgeneva [Corespondence of I.S. Turgenev: in 2 vols. Vol.2].. М.: Hudozh. lit. Publ., 1986. 543 p.

Polonskij J.P. I.S. Turgenev u sebja v ego poslednij priezd na rodinu (Iz vospominanij) [I.S. Turgenev at Home during His Last Visit to the Motherland (From the Memoirs)] I.S. Turgenev v vospominanijah sovremennikov [I.S. Turgenev in the Memoirs of Contemporaries: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Hudozh. lit. Publ., 1983. P. 358–406.

Schiffer D.S. Filosofija dendizna: Estetika dushi i tela (Kierkegaard, Wilde, Nietzsche, Baudelaire) / transl. from French by B.M. Skuratov [Philosophy of Dandyism. Aesthetics of Soul and Body (Kierkegaard, Wilde, Nietzsche, Baudelaire)]. M.: Izd-vo gumanitarnoj literatury Publ., 2011. 296 p.

Solovjeva E.E. Joseph Conrad i Rossija [Joseph Conrad and Russia]. Cherepovets: Chuvash State University Publ., 2012. 229 p.

Stoppard T. Bereg utopia / transl. from English by I. Kormiltsev [The Coast of Utopia]. M.: Inostranka Publ., 2006. 280 p.

Stoppard T. ‘I’m Writing Three Plays Called Bakunin, Belinksy and Herzen… I Think’, Lincoln Center Theater Review, Fall 2006, Issue 43. Available at: http://www.lctreview.org/article.cfm?id_issue=36549392&id_article=75124103&page=2 (accessed 20.08.2009).

Sud’ba nigilizma: Ernst Unger, Martin Heidegger, Dietmar Kamper, Günter Figal / transl. from German by G. Khaidarova [The Way of Nihilism: Ernst Unger, Martin Heidegger, Dietmar Kamper, Günter Figal]. SPb.: St. Petersburg State Univ. Publ., 2006. 222 p.

Turgenev I.S. Ottsy i deti [Fathers and Sons] Turgenev I.S. Romany [Novels]. M.: Detskaja literatura Publ., 1975. P. 421–592.

Ushakova O. English Contacts of Russian Exiles. Paris as a Cultural Crossroads. Figures of the Russian Emigrants in France of the 19-20th Centuries. Fiction and Reality. Amsterdam/New York, NY: Rodopi, 2012. P. 467–475.

Valova О.М. Perekrestki kul’tur i epokh v dramaturgii Oscara Uajlda [Crossroads of Cultures and Epochs in Oscar Wilde’s Plays] Obraz provintsii v russkoj i angliiskoj literature [The Image of Province in Russian and English Literature]. Ekaterinburg: Ural Univ. Publ., 2011. P. 235–239.

Vekhi. Iz glubiny [Milestones. De Profundis]. М.: Pravda Publ., 1991. 607 p.

Volgin I.L. Iz Rossii – s ljubovju? “Russkij sled v zapadnoj literature [From Russia with Love? Russian Trace in Western Literature]. Inostrannaja literatura Publ., 1999. Iss. 1. P. 230–239.

Wilde О. Upadok lzhi / transl. from English by A.M. Zverev [The Decay of Lying] Wilde O. Izbrannie proizvedenija [Selected Works: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Respublika Publ., 1993. P. 218–245.

Wilde О. Dusha cheloveka pri sotsializme / transl. from English by O. Kirichenko [The Soul of the Man under Socialism] Wilde O. Izbrannie proizvedenija [Selected Works: in 2 vols. Vol. 2]. M.: Respublika Publ., 1993. P. 344 –374.

Wilde О. Vera, or the Nihilists. Available at: http://www.wilde-online.info/vera,-or-the-nihilists-page3.html (accessed 15.01.2016).

Wilson J. Kak vazhno ljubit’ nigilista: “Vera” Oskara Wilda i seksual’naja politika russkogo radikalizma [The Importance of Loving a Nihilist: Oscar Wilde’s “Vera” and the Sexual Politics of Russian Radicalism]. NLO. 2015. Iss. 5 (135). Available at: http://magazines.russ.ru/nlo/2015/5/ 14yu.html (accessed 28.01.16).

Образ нигилиста Базарова Отцы и дети Тургенев И.С. :: Litra.RU :: Только отличные сочинения




Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!


/ Сочинения / Тургенев И.С. / Отцы и дети / Образ нигилиста Базарова

    Рисуя фигуру Базарова, я исключил из круга
     симпатий все художественное.
    Я придал ему резкость и бесцеремонность действий.
    И. С. Тургенев.
    План
    I «Отцы и дети» — произведение о типичном конфликте эпохи.
    II Нигилист Базаров в романе И. С. Тургенева «отцы и дети».
     2.1. Корни базаровского нигилизма.
     2.2. Проявление нигилизма главного героя.
     2.3. Сильные и слабые стороны нигилизма Базарова.
    III Нигилист Базаров – герой на все времена.

     Роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» показал борьбу двух социально-политических лагерей, сложившихся в России к 60-м годам 19 века. Автор отразил в своем произведении типичный конфликт эпохи и поставил ряд актуальных проблем, в частности вопрос о роли «нового человека», деятеля в период революционной ситуации в стране.

     Выразителем идей революционной демократии стал Базаров, герой, который противопоставлен в романе либеральному дворянству.

     Субъективными предпосылками нигилизма главного героя являются его независимый характер, самоуверенность, ум, скептицизм, самостоятельность: « Каждый человек сам себя воспитывать должен – ну хоть как я, например». Базаров – разночинец, сын полкового лекаря. Он гордится тем, что его «дед землю пахал» и с презрением относится к аристократам. Дух отрицания проявляется во всем: во внешности, манере поведения, особенностях речи, высказываниях крайних взглядов.

     Базаров выглядит и ведет себя вызывающе: «длинный балахон с кистями», нарочитая небрежность, самоуверенная спокойная улыбка, «ленивый, но мужественный голос», речь, изобилующая простонародными выражениями. Всем своим видом Базаров показывает, что авторитетов для него не существует. Евгений прямо заявляет это Кирсановым.

     В спорах с Павлом Петровичем он особо резко высказывает свои нигилистские взгляды – в пику ненавистному «аристократишке». Он отрицает «принсипы», на которых стоит старшее поколение. О чем бы ни зашла речь, острой критике и неприятию Базарова подвергается все: искусство, красота, общественное устройство, любовь, семя. На испуганный вопрос Кирсанова, неужели Евгений отрицает все абсолютно, тот спокойно отвечает: «Да».

     Действительно, аргументы, которые приводит Базаров в спорах с Павлом Петровичем, очень убедительны. Все, чего касается Кирсанов, заслуживает отрицания. Общественные отношения прогнили, аристократические «принсипы» безнадежно устарели, русская община выродилась, патриархальность превратилась в отсталость и невежество, религия – в суеверие. Критические стороны базаровского нигилизма действительно сильны, революционны. Отрицание он воспринимает как действие, а не как пустые слова. Но критика Евгения разрушительна, позитивной программы у него нет: «Сначала надо место расчистить». В этом слабость нигилизма. Однако он смотрит на вещи только с точки зрения «пользы». Аристократы «сидят, сложа руки», живут за чужой счет – в этом Базаров прав. Тем не менее, утверждение: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее любого поэта» весьма спорно, ведь сначала идет развитие культуры, а потом науки. Они взаимодополняют друг друга. Если смотреть с точки зрения «полезности», то Евгений прав, но этот взгляд односторонен.

     Опровергает Базарова сама жизнь. Тургенев показывает это, во-первых, с помощью пейзажа. В конце романа автор демонстрирует примирение души героя с окружающей средой, гармонию с ней. Во-вторых, Тургенев испытывает Евгения любовью. Отношения Базарова с Одинцовой начинаются с того, что он оценивает ее «богатое тело»: «Сейчас в анатомический театр». Но заканчиваются эти отношения тем, что Базаров вынужден признаться себе, что любит Анну Сергеевну. То, что отрицал, стало для него действительностью. Перед смертью герой произносит фразу, достойную поэзии, которую раньше опровергал: «Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет».

     Базаров сам загоняет себя в угол. Он считал: «Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других», но ведь Евгений тоже человек, однако герой противопоставляет себя окружающим. Он отвергает все правила, но отрицание тоже является «принсипом».

     Итак, сильные стороны базаровского нигилизма в их революционности ,но отрицание, доведенное до абсурда, приводит к ослаблению позиций героя. Эта противоречивость снимается самой жизнью, которая ставит все на свои места. И все же нигилист Базаров – герой на все времена. Его сила не столько в абсолютном отрицании, сколько в том, что это – человек твердых убеждений, сильный и независимый, сумел признать свои заблуждения. А на это способен далеко не каждый!


Добавил: KatrinSchmarin

118187 человек просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение.


/ Сочинения / Тургенев И.С. / Отцы и дети / Образ нигилиста Базарова


Смотрите также по произведению «Отцы и дети»:


Нигилизм в романе Тургенева «Отцы и дети»

(319 слов) Помимо конфликта старшего и младшего поколений, роман И.С. Тургенева известен и нигилизмом. Именно этой философии придерживался главный герой, Евгений Базаров. Но что же такое «нигилизм», и как он проявляется на страницах произведения?

Каждый герой романа по–своему трактует данное понятие. Представитель младшего поколения, Аркадий Кирсанов, утверждал, что нигилизм – это отношение ко всему с отрицательной позиции. А Павел Петрович верил в то, что эта философия построена на отказе от каких–либо принципов и авторитетов. Сам Евгений Базаров утверждал, что это производное от совершенствования естественных наук. Герой проверял каждую теорию на практике, никогда не бездействовал, всё время что-то делал. В то же самое время Базаров не видел смысла в искусстве и в творчестве А.С. Пушкина. До появления Анны Одинцовой Евгений был уверен, что его философия правильна и точна. Но после своего любовного признания он понял, что именно это чувство не поддается никакому объяснению. Его нельзя отрицать. Любовь – вот что разрушило целостность и абсолютность нигилизма в сознании главного его носителя.

Но на страницах романа мы встречаем и псевдонигилистов. К ним можно отнести Ситникова и Кукшину. Им только кажется, что они знают и исповедуют эту философию. На самом деле Ситников лишь подражал Базарову. Он пытался быть таким же деловитым, свободным, но на деле это выглядело комично. Персонаж пытался занять выгодное положение в обществе, хотя все его попытки были тщетны. Да и сам Евгений не воспринимал его всерьёз. Что касается Кукшиной, то она — невоспитанная и необразованная женщина без такта и манер. Её бросил муж, поэтому нигилизм – её единственное занятие. Она воспринимает эту философию поверхностно, поэтому так и неприятна Базарову. Ситников и Кукшина – жалкая пародия на нигилистов.

Как мы видим, нигилизм в романе представлен в виде отрицания авторитетов и общепризнанных позиций. Это критическое отношение ко всему происходящему. Но вместе с критикой всегда необходимо предлагать конструктивные решения, а Базаров признается на смертном одре, что ему не удалось ничего предложить, так как его деятельность не встретила понимания в народе. Его несостоятельность доказывает, что такая философия обществу не нужна.

Автор: Алёна Бузькевич

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Можно ли считать Базарова положительным героем? ❤️


Статья «Базаров положительный или отрицательный герой»

Базаров положительный или отрицательный герой?

Начнем с авторской оценки. Тургенев писал, что если у читателя нигилист Базаров не вызывает положительных эмоций, значит, писатель не выполнил свою роль. Базаров — герой лагеря «детей», человек, выражающий идеи нигилистов того времени, когда новое еще не было построено, а старое уже разрушилось. В 1860-е (вспоминайте по истории) гг. в России происходил коренной перелом. Это и отразилось у Тургенева в романе. Что касается самого героя, в нем есть уйма положительных качеств. То, например, что у него «красная рука», характеризует его как трудолюбивого, приближенного к простому народу человека. Его происхождение (он разночинец) тоже близко к народу. Также Базаров считает, что «всякий человек сам себя воспитать должен». Разве это не положительное качество? В его образе — мысль времени, мысль молодежи тех лет. Они считают, что нужно «место расчистить». Разочаровывает читателя отношение нигилиста к искусству: «Рафаэль гроша ломаного не стоит», к природе: «Природа не храм, а мастерская». Однако главный герой проходит труднейшее испытание любовью, тем самым отказываясь от своих убеждений, и в конце романа вызывает жалость читателя и даже симпатию.

Д. И. Писарев высказал своё отношение к роману Тургенева “Отцы и дети” в литературной статье, которая была написана им в 1862 году. Писарев не скрывает своего восхищения от прочитанного и от самого автора. Автор статьи уверен, что даже человек далёкий от искусства и литературы почувствует невероятное наслаждение при прочтении этого романа. Причём Писарев считает, что в произведении напрочь отсутствует верность идеи и занимательность событий. Несмотря на это в романе “Отцы и дети” очень чётко вырисованы картины и сцены, хорошо показаны характер героев, при этом нет ни завязки ни развязки, ни чёткого плана. Критик говорит о том, что хорошо чувствуется отношение автора к описанным явлениям жизни. Писарев считает, что роман, благодаря своей искренности и непосредственности чувств шевелит умы.В центре произведения главный герой-Базаров, он несёт в себе свойства, которые присуще всем современным молодым людям. Жизнь сделала из Базарова сильную натуру, которая привыкла доверять только собственному жизненному опыту. Базаров очень расчётливый, но в то же время искренний, настоящий. Базаров-молодой врач, который безумно любит себя и не обращает внимания на какие-либо мелочи типа мнения других людей. Отрицание всего и вся, жизнь по собственным желаниям, а другим языком “Базаровщина”. Герой болен этим недугом неспроста, по сравнению с другими действующими лицами Базаров наиболее умён и сообразителен, а значит может управлять умами других. Кто-то любит его, кто-то нет, но равнодушных не остаётся.

Базаров-истинный циник, хотя сам Тургенев считает оскорблением любое проявление цинизма и отрицательно относится к своему герою. Писарев сравнивает Базарова с другими не менее известными персонажами, такими как Евгений Онегин, Печорин, Рудин и другими. По мнению критика все эти персоны выделялись из общего слоя и тем самым привлекали к себе много внимания. Базаров стал их последователем, только с более решительным настроем, герой романа “Отцы и дети” обладает и знанием и волей, чтобы применять эти знания, у его предшественников было только одно из вышеперечисленных качеств.

Базаров, по мнению Писарева, «человек сильный по уму и по характеру, составляет центр всего рома­на». Критик подчёркивает типичность, собирательность образа главного героя: «Он – представитель нашего молодого поколения; в его личности сгруппированы те свойства, которые мелкими дозами рассыпаны в мас­сах…»

По социальному положению Базаров – разночинец («сын бедного уездного лекаря»). Евгений прошёл «школу труда и лишений» и стал «человеком сильным и суровым»; «прослушанный им курс естественных и медицинских наук развил его природный ум и отучил его принимать на веру какие бы то ни было понятия и убеждения… опыт сделался для него единственным источником познания, личное ощущение – единствен­ным… доказательством… Базаров признаёт только то, что можно ощупать руками, увидеть глазами, поло­жить на язык, словом, только то, что можно освиде­тельствовать одним из пяти чувств. Все остальные человеческие чувства он сводит на деятельность нервной системы». Отсюда его отрицание красоты природы, искусства, любви, идеала. Это, по мнению Базарова, «романтизм», «вздор».

Писарев отмечает противоречивость натуры глав­ного героя: «На людей, подобных Базарову, можно негодовать, сколько душе угодно, но признавать их ис­кренность решительно необходимо. Эти люди могут быть честными и бесчестными, гражданскими деятелями и отъявленными мошенниками, смотря по обстоятельствам и по личным вкусам…» «Кроме непосредст­венного влечения, у Базарова есть ещё другой руко­водитель в жизни – расчёт». Этому нигилисту присуща «сатанинская гордость». Героем «управляют толь­ко личная прихоть или личные расчёты. Ни над собой, ни вне себя он не признаёт никакого регулятора, ни­какого нравственного закона, никакого принципа. Впе­реди – никакой высокой цели; в уме – никакого высокого помысла, и при всём этом – силы огромные. – Да ведь это безнравственный человек! Злодей, урод! – воскликнут многие», – пишет критик. Но «если база­ровщина – болезнь, то она болезнь нашего времени, и её приходится выстрадать», – делает вывод автор статьи.

«Болезнь века раньше всего пристаёт к людям, стоящим по своим умственным силам выше общего уровня». Именно поэтому Базаров одержим такой болезнью. «Как человек замечательно умный, он не встречал себе равного… Он смотрит на людей сверху вниз, даже редко даёт себе труд скрывать свои полу­презрительные, полупокровительственные отношения к тем людям, которые его ненавидят, и к тем, которые его слушаются. Базаров ни в ком не нуждается, нико­го не боится, никого не любит и, вследствие этого, никого не щадит».

В цинизме героя Писарев различает две стороны: «внутреннюю и внешнюю, цинизм мыслей и чувств и цинизм манер и выражений… Базаров… неотёсан­ный бурш, не знающий другой жизни, кроме бездом­ной, трудовой, подчас дико разгульной жизни бедного студента». Основные черты базаровского типа – «трез­вость мысли», «беспощадность критики», «твёрдость характера» – всего чаще вырабатываются «при серой обстановке трудовой жизни». «Человек дела» самим процессом своей жизни, независимо от процесса раз­мышления, доходит до практического реализма. Писа­тель, о, но всё же ему удается «держать в узде свою личную антипатию»; он не навязывает читателю сво­его мнения.

4. «Во всякое время, – пишет критик, – жили на свете люди, недовольные жизнью… Это всегда – ум­ные люди, и они не уживаются с теми явлениями, к ко­торым… привыкает масса». Писарев разделил «умных людей на три категории, отметив особенности каждого поколения: «…у Печориных есть воля без знанья; у Рудиных – знанье без воли; у Базаровых есть и зна­нье и воля. Мысль и дело сливаются в одно твёрдое целое».

5. Приступая к «фактическому разбору романа», Писарев характеризует Кирсановых, показывает отно­шение к ним Базарова. К Аркадию, «лишённому ум­ственной оригинальности», Евгений относится как к «ребёнку»; к Николаю Петровичу – как к «старень­кому романтику»; Павла Петровича, с его «принципа­ми», Базаров не любит: «Ему не хочется сознаться перед собой, что он может сердиться на «уездного аристократа», а между тем он спорит». «Видя этих двух людей лицом к лицу, – пишет критик, – можно себе представить борьбу, происходящую между двумя поколениями». Писарев считает, что «Тургенев не со­чувствует вполне ни одному из своих действующих лиц… Его не удовлетворяют ни отцы, ни дети». Писа­тель остаётся верен правде жизни. Тургенев «сам ни­когда не будет Базаровым, по он вдумался в этот тип и понял его так верно, как не поймёт ни один из наших молодых реалистов», – пишет критик. «Отцы» изобра­жены с беспощадной верностью, они люди хорошие, но об этих хороших людях не пожалеет Россия… а меж­ду тем есть и такие минуты, когда этим отцам можно полнее сочувствовать, чем самому Базарову». «Турге­нев не полюбил Базарова, но признал его силу, при­знал его перевес над окружающими людьми и сам принёс ему полную дань уважения», – делает вывод Писарев.

Базаров как положительный герой

Полемика вокруг образа Базарова Читать далее: Концепция положительного героя в романе Тургенева «Дым»

2.2. Базаров как положительный герой

Образы положительных героев в литературе похожи друг на друга, да это, впрочем, и естественно: яркие, могучие индивидуальности всегда неповторимы, своеобразны, всегда резко отличаются. В чем-то они родственны. В чем? Конечно, общей формулировки дать нельзя, но все они сходятся в одном. Смелость, воля, мужество, трудолюбие — все эти черты нормальный умный человек может выработать в себе, это еще не все. В них есть какая-то неповторимая поэтичность, любовь к людям (не к отвлеченному понятию человечества, а к живым обычным людям, с которыми ты встречаешься в повседневной жизни), мягкость, деликатность, талант (именно талант, а не умение) чистой возвышенной любви. Все эти качества в соединении с отвагой, решимостью и предприимчивостью создают обаяние полноценного, яркого человека.

Не раскрывая тех качеств, которыми должен обладать положительный герой, нельзя решить, кто такой Базаров. В сущности, формулировка не совсем точная: разве люди делятся только на положительных и отрицательных? Конечно, нет. Базарова нельзя поставить на одну доску с Марком Волоховым из романа Гончарова «Обрыв». В Евгении можно найти множество качеств, которыми следует восхищаться, но все же, читая роман, нельзя отделаться от мысли о какой-то ущербности, неполноценности героя, его обреченности. Это имеет свои объяснения. Среди тургеневских героев Базаров выглядит чужаком, невозможно найти никого, сколько-нибудь напоминающего железного нигилиста. Неистовый фантазер Рудин, умный, добрый, мягкий Лаврецкий, мужественный и целеустремленный, но в то же время удивительно обаятельный и поэтичный Инсаров. И вдруг этот человек, его резкие категоричные суждения, его грубость, высокомерные манеры и его воля, железная, несгибаемая, могущественная воля, которая может сокрушить все на своем пути, его фанатичная верность своим идеалам. Базаров — это не тургеневская фигура: писатель сам боялся своего героя, боялся и восхищался в то же время. По-видимому, несмотря на его утверждение, что прототипом образа нигилиста послужил не Добролюбов, а некий врач Д. (странно, что Тургенев не назвал фамилию полностью, а начальная буква Д. подходит к фамилии Добролюбова), в Базарове отразился именно последний. Добролюбова Тургенев боялся, ему был неприятен этот семинарист, его твердость, резкость, непримиримость, даже то, что сюртук у него был застегнут на все пуговицы, как у плебея. И в то же время восхищался им. Стремился убедить себя, что его неприязнь — это не классовое чувство, что Белинский тоже разночинец, однако был очень обаятельным, но тут же с горечью сознавал, что в нем, в самом Тургеневе, нет таких черт, которыми обладал Добролюбов. Это странное, противоречивое отношение сохранилось и в романе. Тургеневу были чужды базаровские идеи, он не знал подлинной деятельности этих нигилистов, да к тому же и цензура… Базаров дан вне своего дела, мы его видим лишь с одной стороны. Он очень категоричен, порой даже до кичливости, он не желает прислушиваться к чужому мнению. Он груб и резок и нисколько не стесняется в своих оценках. Павел Петрович для него — «архаическое явление». Николай Петрович — «человек отставной, его песенка спета». Выслушав историю о романтическом увлечении Павла Петровича, он бросает пренебрежительно: «На своем молоке обжегся — на чужую воду дует». У него никогда не возникает желания вдуматься в чужую жизнь, понять ее, посочувствовать. Он говорит, что будет уважать лишь того, кто не спасует перед ним, человека более сильного, все остальные — это слабые «божьи коровки». Но ведь это в корне неверно: перед напором грубости мягкий и деликатный человек всегда теряется. Грубость — это не сила. Однако Базаровым нельзя не восхищаться. Он говорит, что не желает зависеть от времени — пусть время зависит от него. Это человек, который сам, без чьей-либо помощи, получил образование и воспитал себя. Он поразительно работоспособен: все время, которое провел у Кирсановых, Евгений Васильевич был занят делом. Он мужествен: во время дуэли с Павлом Петровичем вел себя так, что даже его противник вынужден был признать, что «господин Базаров вел себя отлично». Он горд, не может принять милостыню Одинцовой: жалость — это не для него. Ему можно в отдельных случаях подражать. Но все очарование рассеивается, когда вспоминаешь его отношение к родителям, снисходительный тон в разговорах с отцом, необыкновенно добрым и милым человеком, его молчание, всегда пугавшее мать, которая души не чаяла в своем Енюше. А отъезд из дома, глубоко ранивший душу отца и матери.

Нет, все это вряд ли говорит за Базарова. Это высокомерное отношение к людям особенно проявляется в отношениях с Ситниковым, которым — он помыкает, как собачонкой.

И опять роковая странность противоречивого характера Базарова проявляется в картине его гибели, где он показывает образец мужества. Сколько благородства и презрения к смерти слышим мы в его последнем монологе! Но, читая последние главы романа, как будто чувствуем обреченность героя, неизбежность его гибели. Тургенев не мог показать, как живет и действует его герой, и показал, как он умирает. Весь пафос романа заключается в этом. Базаров — это сильная, яркая личность, им можно по-своему восхищаться, но он не идеал, он не может стать в один ряд с Оводом, Грэем, Мартином Иденом. Ему не хватает обаяния, поэтичности, которую он, кстати сказать, отрицал. Может быть, в этом повинно время, когда нужны были сильные отрицатели (человек все-таки зависит от своей эпохи), но Базаров не может быть путеводной звездой для юности.

Полемика вокруг образа Базарова Читать далее: Концепция положительного героя в романе Тургенева «Дым»

Информация о работе «Разные направления и концепции изображения положительного героя в литературе XIX в»

Раздел: Зарубежная литература Количество знаков с пробелами: 117725 Количество таблиц: 0 Количество изображений: 0

Похожие работы

Сборник сочинений русской литературы с XIX века до 80-х годов XX века

876679

0

0

… гнезда», «Войны и мира», «Вишневого сада». Важно и то, что главный герой романа как бы открывает целую галерею «лишних людей» в русской литературе: Печорин, Рудин, Обломов. Анализируя роман «Евгений Онегин», Белинский указал, что в начале XIX века образованное дворянство было тем сословием, «в котором почти исключительно выразился прогресс русского общества», и что в «Онегине» Пушкин «решился …

Положительные герои А.П. Чехова

59692

0

0

… герой Чехова, это – не человек с активной жизненной позицией, несущий людям свет и добро и, обычно, побеждающий отрицательных персонажей, «мешающих людям жить», в конце произведения. Положительные герои Чехова – это добрые, интеллигентные люди, не понятые окружающими, и уходящие от них в собственный, нереальный мир, где все устроено гораздо более справедливо, чем в реальной жизни. При этом люди …

Типология образа слуги в русской литературе XIX века на материале произведений А.С.Пушкина, Н.В. Гоголя, И.А. Гончарова

66191

1

0

… среды у А.С. Пушкина образ слуги Савельича (“Капитанская дочка”) и слуги Антона (“Дубровский”), образы слуг в произведениях Н.В. Гоголя “Мёртвые души”, “Ревизор”, тургеневские крестьяне и бедные люди Ф.М. Достоевского, народная среда в произведениях Л.Н. Толстого и в русской демократической литературе 60-70-х годов. Писатель-реалист вполне согласился бы с утверждением Н.Г. Чернышевского о том, …

Зарубежная литература XIX века

120021

0

0

… Основная антибуржуазная установка книги была завуалирована. Книга была воспринята современниками как «манифест чистого искусства». «Варварские»: Сборник характерен для французской обличительной литературы середины 19 века. !Обличение варварства своего века: Лиль казнит варварство войн, корыстолюбия — безжалостной алчности к золоту, разъединяющей любовь. Он казнит католицизм — «зверь в пурпуре». …

Категория: Нигилистические | Герои вики | Фэндом

Подумайте об этом. Жизнь … Жизнь пустота. Мы ищем и ищем ответы, но их нет. Надежда — это всего лишь иллюзия, Вхэк. Смерть — единственная уверенность!
~ Полковник Мибур сдаётся, потерявшись в Пустоте.
Как вы думаете, почему я каждый день опаздываю в школу? Потому что в большинстве случаев я даже не могу найти причины, чтобы встать с постели.Зачем мне что-то делать, если я полностью знаю, насколько я никчемный?
~ Сайори.

Главные герои, которые считают вещи бессмысленными, такие как развлечения, эмоции и, возможно, даже саму жизнь вместе с их собственным существованием. Этих персонажей обычно выставляют в качестве главных героев по одной из двух причин: либо потому, что работа является частью персонажа, имеющей отношение к экзистенциальному пробуждению персонажей, либо для того, чтобы использовать их исключительно как комедийную слабость, быстро отбрасывая обычные героические проблемы ради большего. тупые.Однако некоторые могут просто остаться героическими нигилистами.

Многие из этих нигилистических героев могут не иметь шанса даже квалифицироваться как «чистое добро» (если у них нет раскаяния, сочувствия, промывания мозгов / одержимости и / или плохих оценок характера), зная что такие персонажи не ценят одни вещи, которые могут быть важны для других в жизни. Эти герои часто являются Антигероями, учитывая, что нигилистические персонажи часто бывают злодейскими или морально сомнительными в своих действиях.Они также могут быть трагичными из-за своей веры в бессмысленность жизни и / или травмирующих переживаний, которые заставили их рассматривать жизнь как бессмысленную.

Как и их злодейские коллеги, они не могут быть трусами, потому что очень дорожат своей жизнью, в отличие от нигилиста, которому все равно.

Это героический двойник нигилистов.

Их противоположности — антинигилисты и трусы

Ницше, нигилизм и поводы для радости

Немецкого философа Фридриха Ницше (1844-1900) иногда называют злобной фигурой, одержимой проблемой нигилизма и «смерти Бога».

Понятно, что эти идеи вызывают беспокойство: немногие из нас осмеливаются противостоять тому, что наши кумиры могут быть пустыми, а жизнь не имеет внутреннего смысла.

Но Ницше видит не только опасности, которые представляют эти идеи, но и те положительные возможности, которые они предоставляют.

Красота и строгость текстов Ницше проистекают из его видения того, что мы можем пройти через нигилизм, чтобы разработать новые значимые способы быть людьми.

Утешение и цель через Бога

На протяжении веков Библия давала людям возможность ценить себя и над чем работать.

«Все мы, — заявляет апостол Павел, — с открытым лицом, созерцающие славу Господа, преображаемся в один и тот же образ от одной степени славы к другой» (2 Коринфянам 3:18).

В этом описании встречаются божественное и человеческое. Верующие чувствовали возвышение, потому что они привлекали внимание Бога. Бог возлюбил нас (1 Иоанна 4:19) и увидел нас, вплоть до наших греховных оснований (Евреям 4:13), но Его любовь оставалась неизменной. Эта любовь позволила нам вынести боль жизни. И поскольку он видел нас и наши недостатки, нам было рекомендовано понемногу совершенствоваться и соответствовать его образу.

«Смерть Бога может быть как разрушительной, так и освобождающей», — пишет Ницше. Эта фотография 1882 года была сделана Густавом Шульце. Викимедиа

Для Ницше, сына лютеранского пастора, рост научного понимания после эпохи Просвещения постепенно сделал невозможным сохранение веры в Бога.

«Бог мертв», — провозгласил Ницше.

Ницше видел опасность в этом атеистическом мировоззрении. Если бы мы не страдали, чтобы стать ближе к Богу, в чем был бы смысл жизни? У кого теперь мы черпаем силы, чтобы выдержать жизненные трудности? Бог был источником истины, справедливости, красоты, любви — трансцендентных идеалов, которые мы считали героически защищающими, ведущими жизни и умирающими смертью, имеющими смысл и цель.Как мы могли теперь сыграть героя для себя?

Последствия смерти Бога ужасны, но также освобождают. В «Веселой науке» (впервые опубликованной на немецком языке в 1882 году) Ницше сообщает весть о смерти Бога человеком, обезумевшим от страха перед тем, на что может быть похожа безбожная жизнь. В конце концов, он врывается в церкви, чтобы петь заупокойную мессу к Богу.

Без Бога мы одни, открыты естественной вселенной, лишенной утешительной идеи о данной Богом цели для вещей.Согласно Ницше, этого состояния нигилизма — идеи о том, что жизнь не имеет смысла или ценности — нельзя избежать; мы должны пройти через это, как бы страшно и одиноко это ни было.

Новая заря

Для Ницше нигилизм может быть мостом к новому образу жизни. Мы «Животные неопределенного происхождения»: достаточно податливые, чтобы их можно было переделать.

Наша задача сейчас — перейти от старого христианского образа жизни человека к тому, что Ницше называет Übermensch или «сверхчеловеческим».

Проблема христианства

, по мнению Ницше, в том, что оно медленно, но верно разрушает себя: по иронии судьбы, признание правдивости как добродетели в конечном итоге приводит к интеллектуальной честности, отвергающей веру.

Фридрих Ницше, портрет Эдварда Мунка (1903 г.). Викиарт

Наше стремление к честности породило «страсть к знаниям». Теперь поиск ответов на самые трудные вопросы жизни, а не поклонение Богу — наша самая большая страсть.Мы ищем наиболее точные причины нашего существования и, скорее всего, находим ответы в науке, а не в религии.

Ницше пишет для тех, кого воодушевляют вопросы. Действительно, знание и принятие того, что мы люди и склонны ошибаться — больше не обвиняемые в попытках достичь божественного стандарта — делает нас легче. Как он пишет в «Рассвете», «смерть» Бога устраняет угрозу божественного наказания, оставляя нас снова свободными как для экспериментов с разными способами жизни, так и для совершения ошибок на этом пути.Он хочет, чтобы мы ухватились за эту возможность обеими руками.

Мы можем снова стать героями наших собственных историй, как только мы вернем от Бога нашу творческую волю. Ницше призывает нас относиться к своей жизни как к созданию произведений искусства, учиться у художников, как терпеть и даже праздновать себя, культивируя «искусство смотреть на себя издалека как на героев».

Влияние и актуальность

Ницше продолжает оказывать огромное влияние на философию и то, как мы видим нашу повседневную борьбу.

Многие сегодня будут относиться к его убеждению, что мы живем в состоянии кризиса, задавая вопросы о смысле жизни в эпоху, отмеченную изобилием, имиджем и ущербом, нанесенным религиозным фундаментализмом.

Напротив, Ницше предлагает нам путь к смыслу и цели без ужасных последствий тех, кто навязывает свою религию другим, независимо от цены.

Базаров в роли романтического героя?

GN = «TOP»>

Отслеживание Влияние Байрона на создание и развитие нигилиста Базаров в книге Ивана Тургенева Отцы и дети

ИЗ ИСТОЧНИКА

Базаров как романтический герой?

Эти четыре области отрицания: социально-экономические, политические, эмоциональные и духовные — предоставляют достаточно доказательств в пользу Радикальный нигилизм Базарова в культурно-интеллектуальном смысле, но в этом персонаже есть нечто большее, чем просто нигилистический мотив существования.Это в отношении Базарова к Одинцовой. что мы находим противоречивую жилку, проходящую через характер романтика. Замечательно для мужчины кто предпочел бы дробить камни, чем быть под контролем или влиянием женщины, мужчины, который называет свободомыслящую женщину «уродливой». чудовище »(Тургенев 1996, 58), Базаров сильно влюбляется с Анной Одинцовой. Несмотря на его заявления об обратном и его рассуждения впоследствии, Базаров способен чувствовать глубокие эмоции, особенно любовь.

    Базаров был большим любителем женщин и женской красоты, но любовь в идеальном смысле, или, как он выразился, романтическая смысл он называл вздором или непростительной глупостью; он считал рыцарские чувства несколько сродни уродству или болезни. . . . [Но] [ч] кровь загорелась, как только он подумал о ее; он мог бы легко справиться с кровью, но что-то еще укоренилось в нем, чего он никогда не сможет признать, что-то он всегда издевался, что раздражало его гордость.(71)

Позже Базаров обнаруживает это «нечто»: » — Тогда знай, что я люблю тебя, глупо, безумно. . . а теперь посмотри, что ты добыл »(80). Именно здесь Базаров романтик раскрывается — хотя и ненадолго — до тех пор, пока он обнаруживает, что Одинцова не отвечает на эту любовь. Затем он возвращается своему бывшему нигилистическому «я», хотя и не без соответствующего упадок духа и нарастание скуки, как будто опыт влюбиться и быть отвергнутым лишили его какого-то аспекта о его решительной самостоятельности и уверенности.

Внимательно читая характер Базарова, направляет соотношение романтического или байронического героя и Базарова как героя можно нарисовать. В обзоре перевода Вронченко Фауст в Отечественные записки (1845, №2), Тургенев написал следующую характеристику романтика. герой.

    Он становится центром окружающего мира; он . . . делает не подчиняться ничему, он заставляет все подчиняться самому себе; он живет сердцем, но своим, одиноким сердцем, а не чужим, даже в любви, о которой так мечтает; он романтик, и романтизм — не что иное, как апофеоз личности.Он готов говорить об обществе, о социальных вопросах, о науке; но общество, как и наука, существует для него, а не он для них (I, 220).

Понимая это как подлинную концепцию Тургенева о романтический герой, написанный почти на двадцать лет раньше нынешнего роман, можно сделать два конкретных утверждения об этой характеристике как относятся к этой статье. Во-первых, это не неточная экспертиза байронического героя, независимо от того, задуман ли он жизнью автора или Жизни литературных произведений автора.Во-вторых, это не неточная картина Базарова в «Отцах и сыновьях». В соответствии Уиллейму Брамфилду в «Базаров и Рязанов: Романтика» Архетип в русском нигилизме »,

    Многое в этом описании [процитированный отрывок выше] вполне могло быть применимо к Базарову: последняя фраза напоминает его всплеск заботы о благосостоянии крестьян в лицо собственной неминуемой смерти, а фраза «апофеоз» личности »определяет один из доминирующих мотивов в Базаровский персонаж.В главе X Павел Петрович отмечает «почти сатанинская гордость», а Аркадий в XIX главе замечает «бездонную глубину самомнения Базарова», и спрашивает его, считает ли он себя богом. Каким бы ни был трудности в установлении типологии homo romanticus, процитированный отрывок предполагает, что в его комментарии к Фаусту , Тургенев представил интерпретацию романтического героя, которая достигла своей кульминации в творчестве Базарова (499).

Мы находим у Базарова этот эгоцентризм, этот апофеоз и это существование общества для героя: Павел говорит о Базарове и нигилисты: «Во-первых, это почти сатанинская гордость, потом насмешки »(41), а Базаров говорит о себе:« Как для возраста — почему я должен на это рассчитывать? Пусть это скорее зависит от меня »(26). На письмо М. Н. Каткову Тургенев отвечает на критику Каткова о том, что Базаров представляет собой апофеоз из Революционный литературный журнал «Современник » говоря: «Я надеюсь на это.. . фигура Базарова будет станет для вас понятным и не произведет на вас впечатления апофеоза »(Лоу 1983 I, 199). Независимо от того, предназначался ли Тургенев для Базарову предстоит апофеоз личности, его характера на протяжении первой половины романа свидетельствует о сильном эгоизме что границы становятся богоподобными, и Тургенев, конечно, казался иметь в виду эту характеристику романтического героя, когда создание Базарова.Эти характеристики Базарова дают портрет героя с выдающимися байроническими качествами.

Еще более убедительное доказательство прямой связи между байрониками романтика и отцов и сыновей -х «Просмотр Базарова». нигилизм как составная часть романтического образа »- можно найти в подготовительных замечаниях к роману Целинная почва (ноябрь, 1877):

    Он пишет, что есть «Романтики реализма», которые «жаждут настоящего и стремятся к нему, как бывшие романтики сделал для «идеала», «ищущих в этой реальности» что-то великий и значительный «(Брамфилд 498).

Клайв перефразирует аргумент, предполагая, что многие из высказываний Базарова «нигилистические» мысли являются частью «романтико-идеалистических» восстание против романтического идеализма во имя реализма » (222-3). Это открывает возможность того, что Базаров в душе не революционный вождь, а свободный дух, Эйн Einzeleager , великая сила которого — его способность критиковать сам; сама его «антипатия к романтизму дает ему прочь »как Романтик (224-5).Клайв заходит так далеко, что идентифицирует конкретные сцены и области романа, в которых режиссирует Базаров. Появляется романтическая природа. Во-первых, он утверждает, что отношения Базарова с Аркадием раскрывает свою романтическую чувствительность, так как они льются их сердца друг к другу (Базаров играет ведущую роль в неаристотелевской мода), они вместе ходят в семьи, падают влюблены в одно и то же время в одном и том же месте, и они становятся практически неразлучны, несмотря на их «сладкие ссоры».» Второй, он определяет хроническую склонность Базарова к скуке и беспокойство как романтическая характеристика. В-третьих, он определяет как романтическая характеристика проклятие и защита героя «осознание осознанности», идентифицирующее личность Базарова В качестве примера. В-четвертых, Базаров демонстрирует байроническую ненависть канта (225-7). Хотя эти романтические характеристики действительно проявляются в образе Базарова, читающем роман и персонаж как непосредственно романтическое произведение ограничивает способность автора изобразить его любимая Россия и ее персонажи, пожалуй, самые сильные характеристика этого романа.

Возможно, лучший способ прочитать Байроническое влияние на Базарова, по выражению Брострэма, следует учитывать. Тургенев как наследник романтического пессимизма или Welschmertz — «ирония». пессимизм и отчаяние, которые не находили облегчения в сиюминутном экстаз трансцендентности »- не совсем пример нигилистического «абсолютный пессимизм», но метафизических сомнений и неопределенность (81-2). Но даже эта концепция Базарова оставляет что-то желать лучшего, потому что это, кажется, помещает персонажа в рамках, в которых мало места для изменений или разработка.Некоторые критики утверждали, что самая сильная характеристика из Отцов и сыновей заключается в том, что это единственный роман Тургенева. написал, который содержит персонажа, который претерпевает реалистичное развитие. Без сомнения, волевой нигилист-отрицатель первого главы кажутся далекими от скучающих, беспокойных, смиренных сын последних глав перед смертью. Чтобы объяснить это развитие с романтической стороны, Джон Мерсеро-младший в «Дон Кихот-Базаров-Гамлет» связывает эволюцию Базарова с очерком «Гамлет». и Дон Кихот », в котором Тургенев писал в 1860 году:« Это нам казалось, что все люди в большей или меньшей степени принадлежат к одному из этих двух типов, который почти каждый из нас напоминает либо Дон Кихот, либо Гамлет.»Мерсеро резюмирует аргумент эссе: «Эти двое становятся, таким образом, архетипами, с одной стороны, за восторженный, но наивный динамизм с действием и, с другой стороны, за аналитический скептицизм, ведущий к отчуждение и бездействие »(347-8). Поскольку Дон Кихот и Гамлет содержат в себе семена Романтический герой, краткое описание Базарова в этих терминах может пролить свет на байронические корни Базарова. Мерсеро описывает Базаров в начале романа «Качание у ветряных мельниц». в образе Николая Петровича и его изнеженного брата Павла » (349).Этим объясняется значительная неприязнь между Базаровым. и Павел, тем более что Базаров активно занимался попытками споры с Павлом, которые привели к гневу и замешательству Роль Павла. Мерсеро определяет начало смены к гамлетовской персоне, когда он получает шок от Одинцовой отказ от своей любви, особенно потому, что он был готов любить независимо от последствий. Это привело к самоанализу и неуверенность в себе — черты, которых Базаров никогда не испытывал. ранее, характеристики, которые, возможно, заставили Базарова сбежать скука отсутствия реальной цели по «желанию» сам умереть, как его русские коллеги-романтики Печорин, Пушкин и Лермонтов (350).Интерпретация Мерсеро позволяет за эволюцию Базарова от начала до конца романа, а что дает намек на влияние байронического романтизма.

Последнее предложение, хотя, возможно, не логически обоснованное, показать сильную близость между биографиями Тургенева и Байрон. Оба отражают сочувственный взгляд на их склонные к апофеозу персонажи: Тургенев считает, что верит почти во всех нигилистов позиции Базарова на протяжении всего романа, в то время как Байрон изображает в таких персонажах, как рассказчик Дона Хуана и Гяур в то время как он обожествляет себя в самоопределении Манфреда и решительное чувство справедливости.Оба испытывают похожие изгнания из свою родину как прямое следствие их сочинений — тургеневских во многих случаях было добровольно наложено из-за отсутствия оценки со стороны России за его работу и желание быть рядом с Полин Виардо; Байрона был вынужден нетерпимостью англичан к его непочтительности и непониманию. мораль. К сожалению, Байрон так и не вернулся на родину, в то время как Тургенев так и сделал, провозгласил героем русской литературы. Оба отражают неспособность найти удовлетворение в романтических отношениях, и оба родили детей, которых они, казалось, мало уважали (хотя Тургенев в конце концов согласился и наконец научился люблю Полинетт).Хотя эти сходства мало что дают понимание байронического влияния Тургенева на Базарова, они действительно представляют интересное понимание сходства плохо принятого автора.

Никакая трактовка Базарова не могла сделать это архетипическим характер справедливости. То, что Базаров вообще архетип — архетипический нигилист — создает гибкий и скользящий образ, который практически невозможно определить с помощью одной характеристики.По словам Мерсеро, Базаров — один из первых кругов России. реалистичные персонажи, прошедшие психологическую эволюцию развитие и наследие которого распространяется на Раскольникова, князя Андрей, Анна Каренина и Дмитрий Карамазов (354-5). Тем не менее реалистическая трактовка характера, переданная Тургеневу Лермонтовым и Пушкин до него и Генри Джеймс в его поколении, дает отличный плацдарм для развития в Базарове того, что Брамфилд назвал «кульминацией» тургеневских Романтический герой зачат в 1845 году (499).

вернуться наверх страницы



* F O О Т Н О Т Е С *

1

. . . романтика. . .
Г. С. Пахамов в Earthbound Flight: Романтизм в Тургенев (Rockville, MD: Виктор Камкин, 1986) посвящает два главы к романтической любви и ее выражению у Тургенева.В книга дает представление о тургеневской концепции романтизма. что несколько отличается от концепций двадцатого века.

( р е т у р н)

2

. . . содержат в себе семена Романтический герой. . .
Как обсуждалось в отношении фильма Дон Хуан де Марко .Художественные интерпретации Дон Жуана повсюду история колебалась от донкихотских действий до пыток, подобных Гамлету. самоанализ.

( р е т у р н)

Базаров как нигилист?

GN = «TOP»>

Поиск Байрона Влияние на создание и развитие нигилиста Базарова в Иване отцов и сыновей Тургенева ИСТОЧНИК Байрон как нигилист?

Базаров явно хочет смести предположения и не научно доказанные «истины» социальных, политических, эмоциональных, и духовная жизнь в России.Он начинает с отказа от всех распространенных предположений. о крепостном праве, основаниях социальной иерархии в России и ее реформировании, включая все его социальные и экономические последствия. Николай Петрович, Отец Аркадия и хозяин Базарова всю первую треть романа, разработал просвещенную теорию крепостного права: он называет свое поместье из пяти человек тысяч гектаров с двумя сотнями крепостных «ферма» (Тургенев 1996, 3), имеет «фактически» освободили крепостных, которые когда-то были домашние слуги и предоставили им обязанности, не влекущие за собой никаких обязанностей, и даже нанял рабочих для обработки земли и горожанина в качестве управляющего, выплачивая стюарду двести пятьдесят рублей ежегодно и поддерживая это бывший управляющий Питер свободен (8-9).С этими «реформированными» отношения, Николай и его брат Павел по-прежнему придерживаются традиционных различия между аристократией и рабочим классом, отношение к «слугам» и работники с уважением, присущим представителю гораздо более низкого класса — класса линии остаются вместе с соответствующими социальными и политическими установками. Таким образом, Павел и Николай до сих пор считают себя аристократами среди крестьян, описывая нанятого стюарда уничижительно как «высокого, худого человека с сладкий чахоточный голос и лукавые глаза «кто» пытался изображают крестьян пьяницами и рабами.»Павел уходит из разговора со стюардом рано, казалось бы, не может оставаться в одной комнате с один такой низкой рождаемости; Николай продолжает разговор, но, кажется, понимает что новая система труда обречена на провал без массивных инъекций денег — аристократическое предположение (26-27). Ни Павел, ни Николай не разговаривают с любым слугой по любой другой теме, кроме управления имением. Базаров позже рассказывает Павлу и Николаю об их отношении к крестьянам, что приводит к следующему конфронтационному спору с Павлом:

  • «Спросите любого из ваших [Павла и Николая] крестьян, кто из нас — вы или меня — он признает своим земляком.Вы даже не знаете, как поговори с ними «.
  • «Пока вы говорите с ними, и в то же время презираете их».
  • «Ну и что, если они заслуживают презрения? Вы осуждаете мой курс, но тот, кто сказал, что это случайно, что это не так вызвано тем же национальным духом, от имени которого вы протестуете? »(39)

Базаров сразу отбрасывает традиционные представления о социальных положение в обществе, одинаковое отношение к крестьянам и аристократам; с крестьянами Базаров комфортно, но пренебрежительно беседует: «[H] e обладал особым чутьем вызывать доверие у представителей низшего класса, хотя он никогда не баловал их и не относился к ним бесцеремонно »(15).Именно так он поступал почти со всеми персонажами романа. Базаров считал каждого человека равным в чисто научном отношении — сравнивая всех людей к лягушкам, заявив: «поскольку мы с тобой такие же, как лягушки, кроме того, что мы ходим на двух ногах, я узнаю, что у нас творится а также «, что было его единственным средством характеристики людей (15). Позже, когда они с Аркадием обсуждают крестьян, Аркадий олицетворяет чувства современных реформаторов, говоря: «Россия достигнет совершенства. когда у беднейшего крестьянина такой дом [такой хороший и white ‘], и каждый из нас должен способствовать этому.»Базаров отрицает Настроения Аркадия, социальный строй крепостного общества в России и усилия реформы, отвечая: «Я возненавидел беднейший крестьянин — Филипп или Сидор — те, за кого я должен выскочить моей кожи, и кто даже не поблагодарит меня за это. . . Кроме того, какого черта мне нужна его благодарность? Итак, он будет жить в прекрасной белой хижине, пока Я подталкиваю лопух; ну и что? »(99) Отношение Базарова к Крепостное общество России — пренебрежение общественным порядком и откровенное ненависть к достойным людям — отрицает как основы общества о крепостном праве и попытках его реформирования.После обвинения Базарова все остаётся характер самого Базарова и его сильная негативная личные чувства к другим людям, крестьянам и аристократам (например, Павел, которого он называет «идиотом») одинаково.

Базаров тоже отвергает авторитет русских политическое руководство как «испорченная гегемония», а не «просвещенное» лидерство ». Рассказчик, на мгновение поколебленный мыслями Базарова, описывает некоего дальнего родственника братьев Петровичей Матве Ильича, государственный арбитр и судья, которого путешествуют Аркадий и Базаров чтобы *** встретиться.Описание могло быть легко помещено в голос Базарова как у рассказчика. Матве Ильич отправлен расследовать склоку, в которой местный губернатор, «оба прогрессивный и деспот », — не сочувственно расписан Матве Ильич: он носит показные и несколько незаслуженные и незаслуженные медали на груди, считается прогрессивным, но воплощает в себе такой эгоизм, что он не «похож на большинство таких людей», обычно одурачили, «следить за развитием современной литературы .. . точно так же взрослый мужчина, который встречает линию молодых парней в улица иногда будет отставать от него «, и, что самое ужасное для рассказчика, и Базаров одинаково относится к своим подчиненным с пренебрежением и неуважением, потому что своего социального положения, а не потому, что они этого заслуживают (46-7). Невозможно остаются с таким персонажем надолго, Базаров и Аркадий ищут компанию барышня, которую они встретили на одном из губернаторских балов. Сам Базаров никогда содержит конкретное обвинение в адрес российской политики; сделать это прямо означало бы были опасны для Тургенева.В описании рассказчика получаем Критика Базарова — чиновника, каждое действие которого не исходит из нигилистической опоры на собственные силы (99), но из подчинения политическим и социальные нормы (16-7, 55-6). Ранее при описании одного из местных помещичьей аристократии, Базаров замечает Павлу: маленький аристократ »(37), описание которого Базаров позже позволяет быть известным применимо, насколько это касается его, ко всем членам аристократии.Его презрение к тем, кто поддерживает статус-кво, например, к политическим и социальных лидеров, нельзя не заметить.

Базаров тоже не приемлет эмоции, которые не являются обычным явлением. к основным побуждениям природы, включая все предположения и ухищрения окружает понятие изысканной или романтической любви. Увидев Анну Одинцову на губернаторском балу Аркадий сразу привлекает и очаровывает ее милости. Базаров же категоризует ее с научной точки зрения; когда они идут ей навстречу, Базаров говорит: «Посмотрим, какие виды Mammalia, к которому принадлежит этот человек »(58).Пока с дамой, Базаров ограничил свое обсуждение «медициной, гомеопатией и ботаникой» (61). Позже, после разговора с дамой, Базаров комментирует: «Она была через много изменений, мой дорогой мальчик; она пробовала обыкновенный хлеб. . . . Какое восхитительное тело! — продолжал Базаров. ‘Идеально подходит для препарирования Таблица!’ «(61). Хотя Базаров не может быть полностью способен контролировать свои эмоции с герцогиней, он продолжает верить в важности развенчания концепции романтической любви, особенно после того, как Одинцова отвергла его, когда он признался ей в любви.После покидая имение княгини, Базаров дает Аркадию ясное представление о его поведение с Анной Одинцовой и объясняет, почему он отвергает концепции романтическая любовь.

    «Поскольку вы меня не совсем понимаете, позвольте мне сообщить вам о следующее: на мой взгляд, лучше разбивать камни на проезжей части, чем позволить женщине контролировать даже кончик мизинца. Это все . . . »Базаров почти произнес свое любимое слово романтика , но сдержался и сказал: « чушь .»Ты не будешь поверьте мне сейчас, но позвольте мне сказать следующее: мы с вами попали в общество женщины и находили это очень приятным; оставить такое общество просто как обливаться холодной водой в жаркий день. . . «(85)

Позже Базаров объясняет свое неприятие эмоций в целом: снова ссылаясь на «избиение», которое они с Аркадием нанесли герцогине:

    «Эй! Ну, Аркадий Николаевич, я вижу, вы понимаете любовь как все наши современные молодые люди: «Вот, цыпочка, цыпочка! Вот цыпленок, цыпленок! Но как только цыпочка начинает приближаться, ты как черт побежишь! Я не как что.. . . Смотри! Вот героический муравей, утаскивающий полуживую муху. Идти давай, брат, тяни! Не обращайте внимания на ее сопротивление; воспользоваться о том, что как животное вы имеете право не испытывать сострадания, в отличие от нас, саморазрушительных существ, которыми мы являемся »(98).

Воззвание Базарова напоминает нам о его постоянной характеристике людей. в терминах животных, подразумевая, что именно эмоции («сострадание») дифференцировать людей от животных и что именно эти эмоции являются средством с помощью которых люди уничтожают себя.

Что касается нигилистического отрицания духовного Из области жизни в романе почти не упоминается религиозное. Только отец Алексай в романе представляет Церковь, человек, о котором Базаров говорит только: «Я готов сесть за стол с любым мужчиной». (102). Это описание матери Базарова, предоставленное рассказчиком, которое может указывать на мнение либо Базарова, либо нигилистического рассказчика о религии. Рассказчик описывает невероятно суеверный характер Арины Власевны. переплетается с ее искренне религиозным рвением; она придерживалась строгого поста в религиозных целях, хотя она любила поесть; она не ела арбуз потому что это напомнило ей голову Иоанна Крестителя; она была «религиозной и эмоциональный.»Эти переплетенные описания религиозной преданности и эмоциональные суеверия привели к ее социальным убеждениям: «Она поняла что на земле были люди, которые должны были отдавать приказы и другие простые люди, которые должны были подчиняться приказам, поэтому она не выказывала отвращения раболепству или прострации; но она всегда вежливо относилась к подчиненным и милостиво, никогда не позволяй нищему уходить с пустыми руками и никогда не осуждай кто-нибудь прямо, хотя она была неравнодушна к небольшим сплетням время от времени время »(93).Связь рассказчика религии и суеверий с эмоциями и рабской приверженностью установленному общественному порядку обеспечивает ясная картина мнения Базарова о религии — средство подавления способность человека быть полностью самостоятельным и верен себе. Для Базарова есть только естественное: «Я смотри на небо только тогда, когда мне хочется чихать »(101).

вернуться к началу страницы



* Ф О О Т Н О Т E S *

1

.. . «ферма». . .
Все ссылки на роман взяты из перевода Майкла Каца 1996 г. в Norton Critical Edition. Все цитаты указаны как «Тургенев. 1996 «, чтобы указать на недавний перевод Каца. См. Предисловие к роман (vii-viii) для получения дополнительной информации об этом конкретном переводе.

( р е т у р н)

2

.. . «по сути» освободили крепостных. . .
«Il est libre, en effet» (9). Николай использует французский, чтобы слуги не поймут его; Французский был «официальным» язык аристократии и власти, а не русский.

( р е т у р н)

3

. . . если они заслуживают презрения. . .
Значение этого утверждения нельзя недооценивать в понимании Своеобразная марка Базарова нигилизма.Базаров отрицает и рушит общество потому что общество этого заслуживает, а не потому, что это обычная «вещь» делать ». Самая резкая критика Базаровым Павла — это его внешняя и внутренняя соблюдение условностей.

( р е т у р н)

4

. . . поехать в ***, чтобы встретиться. . .
В гнетущей литературной культуре России среднего и позднего девятнадцатого века стало обычным давать заготовки для локаций и лиц, чтобы избежать цензуры и преследований.Таким образом, влюбленных Павла зовут «Принцесса Р.» и город, в котором Аркадий и Базаров встречают Матве Ильича зовут «***».

( р е т у р н)

5

. . . голосом Базарова. . .
Тургенева больше всего критиковали за двойственное отношение к Базаров. Тургенев пишет в «По поводу отцов и сыновей», что «Я невольно приглянулся к нему [Базарову]» (162н).в В том же эссе он утверждает: «Я разделяю почти все убеждения Базарова с исключение из тех, что по искусству »(163). Когда я утверждаю, что рассказчик говорит, кажется, голосом Базарова, я имею в виду, что автор как рассказчик, время от времени говорит голосом Базарова, особенно когда рассказчик выражает особое мнение о некоторых аспектах русского языка. общество. Большинство таких выражений критически важны в романе.

( р е т у р н)

6

.. . Базаров не может полностью контролировать его эмоции. . .
Это становится самым пугающим воплощением Базарова в романе. и самое яркое выражение его противоречивой натурыон влюбляется несмотря на то, что постоянно и беспощадно высмеивает весь «романтизм».

( р е т у р н)

7

.. . полностью самостоятельный и верный себе . . .
Самостоятельность, как выражается Базаров, — истина в последней инстанции. «ощущения» или инстинкты. Базаров объясняет Аркадию: «Я отстаивать отрицательную точку зрения на основании моих ощущений. я нашел это приятно отрицать, мой мозг так организован и все! Почему мне нравится химия? Почему ты любишь яблоки? Это все одно и то же »(99). рабское подчинение социальным нормам, кажется, блокирует их способность действовать в соответствии с физические и умственные инстинкты.Отметим, что Базаров не допускает эмоция инстинктивнаон относится к таким базовым побуждениям, как голод и удовольствие.

( return)

Экзистенциальный нигилизм Жан-Поля Сартра и Альбера Камю может помочь объяснить, почему 2016 год казался худшим в истории — Quartz

Вы читали его снова и снова, видели, как его высмеивают в социальных сетях, и слышал, как это упоминается в каждом разговоре в офисе: 2016 год официально объявлен худшим годом в истории.

Но разве 2016 год был настолько плохим? Мы должны иметь возможность рационально согласиться с тем, что были и худшие годы — например, различные годы мировых войн, эпидемий и самых известных геноцидов в нашей истории. Но популярность этого вирусного рефрена все еще растет.

Чтобы понять, почему этот год казался такой нескончаемой панихой, мы должны взглянуть в прошлое и заново познакомиться с дискуссиями экзистенциальных философов о нигилизме и концепции радикальной свободы.

Для Жан-Поля Сартра рассвет 20 века принес с собой глубокое чувство философской тревоги.Неспособность религии решить мировые проблемы, дезориентирующий натиск мировых войн и огромные скачки в науке и технологиях подпитывали глубоко индивидуалистическую философию, которую мы теперь широко называем экзистенциализмом. В частности, Сартр и такие авторы, как Альбер Камю, исследовали более утонченную (и более мрачно апатичную) концепцию экзистенциального нигилизма, которая утверждает, что жизнь не имеет внутреннего значения или ценности — или, как выразился Сартр, «существование предшествует сущности».

Экзистенциалисты заметили, что, хотя многие люди интуитивно осознают незначительность своего существования, это все равно не мешает им искать смысл.

Экзистенциалисты заметили, что, хотя многие люди интуитивно осознают незначительность своего существования, это все равно не мешает им искать смысл. Это то, что Камю называл «абсурдом», и он считал, что есть три основных способа справиться с этим чувством экзистенциальной тоски: всем сердцем принять какую-то религию, совершить самоубийство или перевернуть ее и вернуться к жизни, как обычно. Последний вариант он назвал «радикальной свободой», написав, что «единственный способ справиться с несвободным миром — стать настолько абсолютно свободным, что само ваше существование будет актом восстания.

Современное общество в настоящее время борется с глубоким чувством экзистенциальной тоски, поэтому логично, что большая часть поп-культуры, которая привлекла наше внимание в этом году, имеет сходство с романами первоначальных экзистенциалистов. Взгляд на эти хиты глазами этих философов может помочь нам объяснить, почему 2016 год был назван «худшим в истории»: наши любимые герои — это те, кто борется с жестоким, бессмысленным миром, в котором мы живем, и выходят наружу. с другой стороны радикально бесплатно.И так же, как правда имитирует вымысел, мы отражаем культуру, которую создали сами, действуя как антигерои экзистенциалистов.

Например, в этом году неожиданный успех Дэдпул сыграл грубого, изуродованного, безжалостного антигероя-машины для убийств, вся арка персонажа которого построена в погоне за удовлетворением, движимым эго, грубо вырезанным через серию разломов четвертой стены и туалетный юмор анекдоты. Несмотря на (относительно) скудный бюджет фильма в 58 миллионов долларов, он собрал огромные 782 доллара.6 миллионов во всем мире в кинотеатрах.

Физическое обезображивание Дэдпула (и полное сопротивление боли) изменяет его личность, делая его безумно аморальным и мрачно циничным. Его самая отличительная черта заключается в том, что он просто не трахается — его слова, а не наши. Это вызвало серьезный резонанс у зрителей 2016 года, размышлявших о жизни в темное время. Проще говоря: мир определенно был готов к Дэдпулу.

Он определенно не первый антигерой, добившийся успеха — на самом деле, он кажется почти вдохновленным персонажами из философской сказки Сартра « Эпоха разума». В этой истории персонажи борются с тем, что значит быть по-настоящему свободными, и в конечном итоге обнаруживают, что не наплевать, похоже, выход.

Абсолютная свобода, навязанная нам отсутствием смысла, требует, чтобы люди принимали моральные решения и сами решали, что на самом деле правильно или неправильно. В одной известной сцене Ивич, часто пьяный, безумно кокетливый персонаж, олицетворяющий знакомый тип свободы от социальных норм, режет себе руку. Это вдохновляет Матье, главного героя, одолеть ее, взять нож и нанести удар самому себе.Все это — вызов правилам — и возможность для Матье еще больше исследовать эту дикую свободу.

Он воткнул нож в ладонь и почти ничего не почувствовал. Когда он убрал руку, нож остался вонзился в его плоть, прямо вверх, рукоятью в воздухе.

… Он чувствовал благотворное впечатление и немного боялся, что упадет в обморок. Но какое-то упорное удовлетворение и злоба глупого школьника овладели его разумом. … «Я ужасный дурак», — подумал он.«Брюне был прав, говоря, что я взрослый ребенок». Но он не мог не радоваться.

Нож Матье с таким же успехом мог быть отрубленной рукой Дэдпула, переворачивающей птицу; массивный шаг вперед по отношению к миру и его нормам, а также амбициозный прыжок в мир без правил. Они оба ведут себя как взрослые дети не только потому, что делают глупости, но и потому, что живут в мире, неконтролируемом правилами и предписаниями, которые сковывают взрослых перед обществом.

Эта свобода, сколь бы привлекательной она ни была, имеет свои последствия.В культовом любимом сериале этого года «Мир Дикого Запада» человек в недалеком будущем создают тематический парк поразительно реалистичных роботов, чтобы предоставить радикальную свободу в качестве услуги: гости могут трахнуть или убить кого угодно (или, лучше сказать, кого угодно ) они хотят, без последствий. Но так же, как и Ивич Сартра или Дэдпул, главный герой Мира Дикого Запада Билли борется с выбором, с которым он должен столкнуться, и в конечном итоге терпит поражение без строгого морального кодекса, которым он руководствовался.

Наши мрачно циничные, преувеличенные заявления о том, что 2016 год будет «худшим в истории», могут быть симптомом возрождения культуры экзистенциального нигилизма.

Во многих отношениях экзистенциальный нигилизм процветал в стране анимации для больших детей: такие игры, как Archer, Bob’s Burgers, Bojack Horseman, и Ricky and Morty . Эти мультфильмы для взрослых черпают большую часть своего юмора из мрачного цинизма экзистенциального нигилизма. В некотором смысле, просмотр мультфильмов взрослым человеком сам по себе является своего рода косым взглядом на общество, и этот вид шоу знает это.

Конь Боджек — это не совсем Дэдпул, но он определенно антигерой, который существует, чтобы пародировать голливудскую машину и исследовать последствия радикальной свободы.После того, как его знаменитое телешоу « Horsin’ Around »закончилось, жизнь Боджака как вымытой знаменитости заставила его смотреть в эту знакомую пустоту, пытаясь унять абсурд с помощью наркотиков, секса, материализма и прочего. «Я несу ответственность за свое счастье?» он спрашивает. «Я не могу нести ответственность даже за свой завтрак».

Но наиболее явным примером этой темной философии в этом году должны быть приключения Рика и Морти, извращенная кошмарная версия «Назад в будущее» от Дэна Хармона из Сообщества известности и Джастина Ройланда, который является буквально на 100% сидят на тухлых помидорах, в то время как фанаты с нетерпением ждут третьего сезона.

Рик и Морти рассказывает историю Рика Санчеса — безумного ученого и профана, отрыгивающего, аморального, циничного, трансмерного авантюриста, который нанимает своего робкого внука Морти, чтобы вместе с ним исследовать вселенную. Это означает всю вселенную , включая все параллельные измерения, порожденные теорией бесконечных миров. Небрежно разрушая целые планеты и бессистемно разрушая жизни в погоне за научной свободой, Рик — еще одно воплощение философии Сартра, покорившей сердца публики в 2016 году.

В целом, 2016 год не совсем согрел наши сердца, но наши мрачно-циничные преувеличенные высказывания о том, что это «худший из когда-либо», могут быть симптомом возрождения культуры экзистенциального нигилизма, а не из-за объективных событий года.

Как ни странно, наш поворот на темную сторону может быть вызван тем фактом, что жизнь многих людей на самом деле никогда не была лучше. В западном мире наше общество процветает, мы живем дольше. По крайней мере, привилегированные имеют больше роскоши, чем когда-либо прежде.И все же мы здесь, подавленные и вялые. Мы все еще чувствуем это мелкое чувство бессмысленности; это подозрение, что мы должны (и могли бы) быть счастливее. Религия — место, куда можно обратиться перед лицом экзистенциальной суматохи — кажется устаревшей. (Канье, новый бог, предлагает все меньше утешения.) И, несмотря на все наши усилия, чтобы жить хорошей жизнью, мы знаем, что почти каждый сделанный нами выбор в любом случае будет иметь ужасные последствия.

Так что, возможно, 2017 год станет годом, когда мы откажемся от нашей борьбы за смысл и разум и вместо этого будем учиться у героев поп-культуры 2016 года, переворачивая птицу и принимая жизнь радикальной свободы.Как говорит Морти: «Никто не существует специально, никто никуда не годится, все умрут — пошли смотреть телевизор?»

Роберт Лоуэлл: нигилист в роли героя Лоуэлла, Роберта] Белла, Верин М .: Очень хороший переплет (1983), первое издание.

Изображение запаса

Опубликовано издательством Гарвардского университета, Кембридж, Массачусетс, и Лондон, 1983 г.

Использовал Состояние: очень хорошее Твердый переплет


Об этом товаре

8vo — более 7 дюймов — 9 дюймов (высокий).[10], 251 стр. «. смелое новое видение одного из самых выдающихся и противоречивых поэтов Америки. тонко аргументированный отчет о поэтической жизни Лоуэлла» (форзац передней части жакета). Включает библиографическую справку и указатель. Очень хорошая копия в очень хорошем суперобложке с легкими потертостями и небольшими царапинами на куртке; подпись предыдущего владельца на лицевом свободном форзаце; небольшое внутреннее потемнение краев и форзац. Инвентарный номер продавца № L054229

Задать вопрос продавцу

Библиографические данные

Название: Роберт Лоуэлл: Нигилист как герой

Издатель: Harvard University Press, Кембридж, Массачусетс, и Лондон

Дата публикации: 1983

Переплет: Твердый переплет

Состояние книги: Очень хорошее

Суперобложка Состояние: Очень хорошо

Издание: Первое издание.

Об этом названии

Сводка:

Пыльник изорванный, порванный и загрязненный. Доски на кромке, углы неровные. Незначительное повреждение водой нижней части и нижнего края.

С задней стороны обложки & двоеточие;

Верин Белл дает нам тонко аргументированный отчет о структуре поэзии Лоуэлла, характеризующейся, прежде всего, ее хроническим и систематическим пессимизмом, но это, как это ни парадоксально, нежелание Лоуэлла принять последствия своего беспощадного видения — вот что придает его поэзии энергию. богатство и тональная сложность.

«Об этом заглавии» может принадлежать другой редакции этого заглавия.

Описание магазина

Магазин Arundel Books Seattle расположен на исторической площади Пионеров Сиэтла. У нас есть избранный, разнообразный ассортимент, который постоянно меняется и растет. Хотя у нас есть открытый магазин, мы ведем большую часть нашего бизнеса через Интернет и стремимся предоставлять профессиональные услуги.Мы начали свою деятельность как издательская компания в 1984 году, а с 1987 года занимаемся продажей подержанных и редких книг через наши магазины и каталоги. Посетите наш веб-сайт: arundelbooks.com.

Посетить витрину продавца

Условия продажи:

Arundel Books — это розничный и интернет-книжный магазин, управляемый West Edge Media LLC (штат Вашингтон, UBI # 602387287), по указанному выше адресу и номеру телефона. С вопросами обращайтесь к Филу Бевису. УСЛОВИЯ: Оплата заказом.Чек (только в долларах США / банк США), PayPal или кредитная карта (Visa, M / C, Amex, Discover). ДА, У НАС ЕСТЬ БЕЗОПАСНЫЙ СЕРВЕР. 7-дневный возврат, только если не соответствует описанию (вы должны немедленно уведомить нас при получении любой проблемы). Тщательно упаковываем.


Условия доставки:

Для получения информации о доставке или специального обслуживания звоните по телефону 206-624-4442. Если ваш заказ на книгу тяжелый или негабаритный, мы можем связаться с вами, чтобы сообщить, что требуется дополнительная доставка.

Список книг продавца

Способы оплаты
принимает продавец

героических нигилистов и честолюбивых героев в кубе | Фильм ужасов

Учитывая время, в которое мы оказались, неудивительно, что многие из нас обратились к ужасу как к способу справиться, справиться или просто убежать на два часа из нынешнего политически заряженного мира.Ужасы так хороши в том, чтобы подчеркивать человеческие аспекты выживания. Когда статус-кво находится в опасности, как персонажи реагируют? Этот вопрос неоднократно задавали в фильмах ужасов, и его лучше всего решать в небольших интимных условиях, которые создают интригующие исследования персонажей. Одним из таких примеров является Cube , малобюджетный канадский фантастический фильм ужасов, снятый в 1997 году Винченцо Натали (который недавно снял фильм « В высокой траве »).

Ознакомьтесь с трейлером для Cube здесь:

Для тех, кто не знаком с этим фильмом, Cube следует за группой из шести человек, которые оказываются в тюрьме в форме куба, состоящей из тысяч переплетенных комнат, также имеющих форму кубов.Эти незнакомцы должны работать вместе, чтобы сбежать из куба — задача не из легких, поскольку некоторые комнаты оборудованы смертоносными минами-ловушками. В каких комнатах находятся ловушки, определяется сложной математикой. Cube меньше заинтересован в том, чтобы доставлять кровавые острые ощущения — хотя он дает некоторые из них к его началу — и больше заинтересован в том, чтобы увидеть, как его персонажи работают вместе — или, в некоторых случаях, отчуждают себя.

В кубе

Персонажи куба начинаются как не особо сложные.Предположительно, все они были выбраны в ловушку куба из-за ролей, которые они играли в обществе, и они начинают свое время в кубе, пытаясь придерживаться этих ролей. К несчастью для некоторых из них, власть, которой они обладали в мире, не переходит в куб. Пожалуй, лучший пример этого — смерть персонажа Ренна (Уэйн Робсон), художника по побегам из тюрьмы. Все персонажи верят, что его опыт поможет им, но Ренн умирает первым в их отряде.Однако в случаях с другими персонажами недостаток авторитета, который они имеют снаружи, в кубе полностью меняется. Например, персонаж Ливен (Николь де Бур) — студентка университета, изучающая математику, которая называет себя «ничего», когда ее просят представиться. Однако ее математические способности в конечном итоге оказали огромную помощь группе; вычисления, которые она может выполнять, помогают им избегать опасных комнат в кубе. Однако Ливен, несмотря на свои таланты, не берет на себя роль лидера.Эта роль достается якобы главному герою фильма Квентину (Морис Дин Винт).

Ливен (Николь де Бур) и Квентин (Морис Дин Винт)

Одна из первых вещей, которые персонажи и зрители узнают о Квентине, — это то, что он полицейский. Он рассказывает об этом встревоженной Закваске, пытаясь убедить ее в том, что он заботится о ее интересах. Квентин кажется прирожденным лидером с защитным инстинктом, который иногда граничит с родительским, особенно когда дело касается закваски.Учитывая, что он упомянул, что у него были дети, которые остались с его бывшей женой, когда они развелись, Квентин кажется человеком, достойным сочувствия: он кажется хорошим человеком, отстаивающим ценности полиции — «служить и защищать», что приводит к он должен отстаивать практический подход к поиску выхода, а не задавать экзистенциальные вопросы о том, почему они в ловушке.

Квентин находит свое отражение в Ворте (Дэвид Хьюлетт), цинике, который приложил руку к созданию куба. Ворт знает, что это бессмысленное творение, которое используют только потому, что никто не хочет признавать, что у него нет цели.Роль Ворта как пассивного наблюдателя, который иногда украшает комнату пресыщенными комментариями, побуждает Квентина огрызаться: «Не все из нас могут позволить себе роскошь изображать нигилистов». Ворт отвечает: «Не все из нас достаточно тщеславны, чтобы играть героями». И вот так зрителям остается сомневаться в мотивах Квентина. Он хочет сбежать, но ему также нравится вкус контроля.

И ужасы, и криминальная литература заинтересованы в сдерживании того, что кажется внешней силой, посягающей на статус-кво, но в Cube зло исходит из самого статус-кво.Куб — это симптом коррумпированной капиталистической системы, построенной такими людьми, как Ворт, которые были отчуждены от других архитекторов, работавших над ним, и которые не подвергали сомнению его цель, потому что им хорошо платили. Даже в среде, где кажется, что статус-кво больше не применяется, люди все еще остаются в плену. Это прочтение придает циничность новообретенному чувству агентских персонажей, таких как Ливен, которые можно найти в кубе: она наделена полномочиями, потому что она больше не студентка, а работник, способности которого необходимы для выживания.Несмотря на то, что сам Квентин является заключенным, именно Квентин все еще находит способ поддержать некую форму статус-кво, отдавая предпочтение тем, чей опыт повышает вероятность его шансов на побег. Работа Квентина как полицейского — поддерживать порядок и обеспечивать, чтобы все выжили, но он делает это, проявляя властность и отбрасывая тех, кого он считает бесполезными, а не идеальными работниками.

Опять же, именно Ворт замечает этот факт о Квентине после того, как последний достигает морального перелома: он убивает доктора Квентина.Холлоуэй (Ники Гуаданьи), который, помимо того, что был параноиком и, следовательно, не особенно полезен группе (в сознании Квентина), назвал его женоненавистником и склонностями к насилию — и аудитория склонна верить ее обвинениям в том, что жена Квентина ушла его из-за этих тенденций. Cube Персонажи названы в честь тюрем, а Квентин назван в честь печально известной тюрьмы штата Сан-Квентин в Калифорнии. Имея это в виду, неудивительно, что Квентин в конечном итоге становится злодеем фильма.Даже если зрители не заметили этого, изображение Квентина, впервые входящего в главную комнату с кровью на руках, должно быть нашим первым признаком того, что он не тот герой, которым он себя считает.

Некоторые анализы Cube показывают, что Квентин впадает в стереотип агрессии чернокожих мужчин, но есть и другие способы взглянуть на него — в частности, по ярлыку, который он дает себе, «полицейский». Квентин деконструирует повествование о «героическом полицейском», в который он так верит, оставляя за собой кровавый след, когда он обращается к другим членам группы.В конце концов, Квентина убивает умирающий Ворт. Никто не является героем в Cube — есть те, кто верен коррумпированному статус-кво, продолжая его насилие в среде, где их никто не сдерживает, и те, кто осознает его недостатки и работает над тем, чтобы избавиться от него.

Вы можете транслировать Cube на Amazon #ad:

Хейли Дитрих — старший выпускник колледжа Кеньон, где она изучает английский язык и творческое письмо.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *