Матриархат сайт для женщин: Сайт для женщин про мужчин, личностный рост (мужчина и женщина)

Женщины эмансипированы, а равенства нет: социолог — о гендерной повестке в России

Анна Темкина — Ph.D. по социологии, профессор факультета социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге, содиректор программы «Гендерные исследования».

— Есть мнение, что в России ситуация с гендерным балансом лучше, чем на Западе, потому что у нас женщины раньше оказались вовлечены в политическую и трудовую деятельность. Так ли это?

— Ответ на этот вопрос — и да, и нет. В вопросе гендерного равенства Советский Союз действительно опередил многие страны. Право на аборт, труд, независимость личности, избирательное право — все это советские женщины получили или первыми, или одними из первых. Радикальным был рывок в равном доступе к образованию.

Но когда мы сейчас, в начале XXI века, говорим о правах, мы имеем в виду в первую очередь индивидуальные права, права личности. В Советском Союзе при разговоре о правах речь шла о чем угодно, только не о правах личности. Женщина была освобождена и эмансипирована для государства, выполнения государственных целей социалистического строительства. Социологи называют это «гендерным контрактом»: женщина получила право работать и регулировать репродукцию (кроме сталинского периода, когда аборты были запрещены) для того, чтобы быть рабочей и репродуктивной силой во благо государства. Государству были нужны рабочие руки, рост населения, армия. Женщина была менее зависима от мужчин по сравнению с патриархатными обществами, но зависима от государства.

Со стороны российского государства отсутствует месседж о том, что оно заинтересовано в гендерном равенстве

Эта зависимость проявлялась в тонкой, незамечаемой ткани повседневности. Детские сады, ясли, больницы, поликлиники, продленные дни в школе — почти все, что поддерживало женщину как мать и как работницу, было государственным и безальтернативным. Советская женщина не могла выбрать поликлинику, врача, не могла выбрать роддом — она строго следовала предписаниям. Ее жилье и жилье ее семьи было государственным, его нельзя было купить на свободном рынке. Благополучие зависело от места работы и проживания, к которым жестко приписывались распределяемые государством блага. Таким образом, права женщины в советское время вовсе не были связаны с тем, что понимает под правами либеральное общество. И хотя сейчас у нас потребительское общество, в котором популярна неолиберальная идеология, государственные и общественные институты сохраняют многие советские черты. Современная российская женщина во многом является наследницей советской женщины.

С одной стороны, российская женщина достаточно и давно эмансипирована. Это позволяет проблематизировать вопрос о феминизме, мы часто слышим: «Чего вам не хватает? У вас все права уже есть! Ну, по мелочи чего-то, может, не хватает — но вы что, хотите шпалы таскать?» С другой стороны, женщина эмансипирована в первую очередь как мать, и именно в этой роли получает поддержку от государства, которому она нужна как функция, исполняющая демографическую политику. В каком-то смысле это состояние противоположно индивидуальным правам, потому что индивидуальное репродуктивное право подразумевает, что женщина сама решает, иметь ли ей детей, и никого, кроме нее, это не касается. В России это касается всех, от депутата до гинеколога. Женщина оценивается по признаку репродукции: «А ей еще рожать», «А что же вы хотели после родов?»

Реклама на Forbes

Современное положение женщины в России представляет собой причудливую мозаику. Но ее отдельные элементы объединяет одно важное обстоятельство: со стороны государства отсутствует месседж о том, что оно заинтересовано в гендерном равенстве. Закон о гендерном равенстве трижды пытались принять и трижды отклоняли. Этот закон — рамка, которая позволяет нам рассуждать и о домашнем насилии, и об абортах, и о контрацепции. Но такого послания о заинтересованности в гендерном равенстве своим гражданам и гражданкам российское государство не дает. Хотя и нельзя сказать, что оно дает только консервативные послания — как я уже говорила, это сложная мозаика.

— При этом от эмансипированных (пусть и частично) женщин часто можно услышать: «Не нужны нам эти шпалы, хочется быть слабыми». 

— Советская женщина была перегружена. Фактически за родительство отвечала она. Это не значит, что мужчины совсем не брали на себя эту ответственность. Но считалось: если мужчина занимается ребенком — хорошо, не занимается — и не надо; отец, уйдя из семьи, часто «переставал» быть отцом, принимать участие в заботе. А женщина не могла перестать быть матерью и фактически несла двойную нагрузку — на работе и в семье.

Сегодняшние молодые люди уже строят свою жизнь иначе, во многом как проект, договариваясь. Они более-менее настроены на гендерное равенство. Однако даже при этом неравенство имеет тенденцию сохраняться и воспроизводиться. Предположим, что пара договорилась о равном разделении домашних обязанностей и равнозначном вкладе в домашний бюджет. Но когда рождается ребенок, мать уходит в декрет на три года. В это время мужчина должен удвоить свои усилия на работе, чтобы в одиночку обеспечивать семью из трех человек. Женщина начинает отставать в карьере и заработке. Если, например, через четыре года рождается второй ребенок, женщина отстает от мужчины в карьере уже на 6-8 лет. А мужчина, если и обрел за это время навыки заботы, то в значительно меньшем объеме, чем женщина. После этого полноценно интегрировать отца в заботу, а мать в карьеру достаточно проблематично. И на этом этапе у женщины часто формируется убеждение: «Ну и хорошо, мне и не нужна карьера, это противоречит женской природе». Чуть позже, когда дети станут подростками, женщина может выдохнуть и вернуться к активной работе, восполняя упущенное. Хотя, поскольку основная ответственность за детей по-прежнему на ней, она, скорее всего, будет выбирать работу с более удобным графиком или расположением, откажется от позиции, предполагающей, например, частые командировки. А потом начнут болеть родители, ей придется ухаживать уже за ними. Так, несмотря на все изначальные эгалитарные установки, партнеры оказываются в ситуации достаточно очевидного неравенства. Конечно, даже в таких условиях можно сделать успешную карьеру, но скорее вопреки, чем благодаря. И это пример изначально эгалитарной пары. В гендерной мозаике встречаются и гораздо более традиционалистские установки. В известном смысле в более «выгодном» положении оказываются те пары, которые изначально не ориентируются на равенство и самореализацию женщины — не происходит перелома, не ломаются ожидания.

— Но из-за того, что женщины отвечают за воспитание, заботу, опеку — как в семье, так и в различных институтах, от детского сада до «собеса», — многие считают, что «у нас вообще матриархат».

— Давайте смотреть на индикаторы. У кого в стране зарплаты больше — у мужчин или у женщин? Кого больше во власти? Структурного матриархата нет.

О «матриархате» (в кавычках, потому что это уже слишком заезженный термин) зачастую говорят тогда, когда обнаруживают «власть» женщин в сфере интимности или в приватной сфере, власть матери. В сексуальной сфере, в родительстве женщина может приспосабливаться и манипулировать: «Мой заработок ниже, но зато я буду распоряжаться тем, кто имеет доступ к детям». Это так называемся патриархальная сделка — определенные женщины получают выгоды и в патриархатной системе как матери, как объекты сексуального желания.

При этом нельзя сказать, что одни женщины борются с патриархатом, а другие только и делают, что пользуются его благами. Мы по-разному ведем себя в разных ситуациях, которые по-разному определяют наше положение. Надеть пальто удобнее самой, но кто ж откажется от помощи в перетаскивании тяжелого чемодана. Наша жизнь, наша рутина пронизана ритуалами (они часто воспроизводят гендерное неравенство) и одновременно — борьбой за власть и ресурсы, в том числе через приспособление и транслирование консервативной (гендерно традиционалистской) повестки. Здесь есть и поколенческий разрыв, но он не стопроцентный, потому что многие и в молодом поколении усваивают патриархальные ценности, которые сейчас еще и очень сильно маркетизированы.

— Если единственная женщина в совете директоров говорит: «А мне никто не мешал, я никакой дискриминации не заметила» — это «ошибка выжившего» или нежелание признавать проблему?

— Думаю, это отсутствие навыка социальной рефлексии, которая вообще для нашего общества очень характерна. Мы многие вещи видим либо черными, либо белыми, даже когда пытаемся мыслить критически. Своя ситуация может быть благополучной — в конце концов как советское, так и постсоветское общество дает женщинам возможности для самореализации, у нас разрешено многое из того, что запрещено в других странах. Но за собственным успехом можно не заметить ситуацию другого человека. Ресурсы распределены в обществе очень неравномерно. Легко достичь многого, если ты училась в хорошей школе, поступила в престижный вуз. А если ты родилась в провинции? А если в неблагополучной семье? А если для того, чтобы получить образование, приходилось работать в ночные смены? А если у тебя рано родились дети, потому что в свое время тебя не научили пользоваться презервативами (потому что якобы нельзя даже произносить это ужасное слово при подростках, оно на них разлагающе действует)?

— Помогут ли изменить ситуацию всевозможные женские объединения — например, бизнес-клубы для женщин?

— Если говорить в самом общем виде, то простого ответа на этот вопрос не существует — ни отрицательного, ни положительного. Это очень контекстуально обусловленный процесс. Все зависит оттого, кто, где, когда это делает. В разных обществах и в разные исторические периоды это может иметь совершенно разный смысл и приводить к совершенно разным результатам.

Объединяться можно и нужно по любому поводу, по которому мы готовы объединиться и который касается актуальных для нас тем. Солидарность важна. Важная составляющая объединения — то, что когда-то в западном феминистском движении было названо ростом сознания: когда при обсуждении каких-то явлений возникает понимание, что это не твоя личная проблема, с которой надо идти к психотерапевту, а общая. Общая — значит, социальная. Общая — значит, политическая. Значит, за ней стоит нехватка идеологии, какого-либо ресурса или каких-либо возможностей. Так, например, произошло с семейным насилием: буквально в последние пару лет в России о нем заговорили как о социальной и политической проблеме, а не индивидуальной, сугубо семейной.

Но не всякое объединение способствует такому (феминистскому) росту сознания. Круг женщин может работать над совсем другой повесткой — ну, скажем, над вопросом: «Как найти и удержать богатого мужа», «Как управлять мужчинами?». Если у женщин нет возможности добиваться власти процедурным способом, им остается или менять свое положение в обществе, или приспосабливаться к нему. Приспосабливаться безопаснее, проще, социально одобряемо. Это приспособление включает маневрирование и манипулирование: если нет реальной власти, значит, будет подковерная борьба.

В патриархальном обществе для того, чтобы получить «право на карьеру», надо доказать свою «женскую состоятельность»

В этом смысле женские клубы совершенно непредсказуемы. Они могут бороться против гендерной дискриминации, а могут, наоборот, объединяться под лозунгом «мы — слабый пол». Или мозаично сочетать и первое, и второе. Это зависит от множества факторов, включая культурный капитал и характер отношений в данной организации или в данной среде.

Но при этом, с кем бы ни взаимодействовала женщина в социальных процессах или в личной жизни, всегда будут темы, которые ей проще, удобнее, безопаснее обсуждать в кругу других женщин.

— Один из аргументов сторонников гендерных квот — важность позитивных примеров. Об этом говорят, например, авторы немецкого законопроекта о гендерных квотах: чтобы изменить ситуацию с гендерным балансом, нужны ролевые модели. Вы согласны?

— Говоря о ФРГ, я бы согласилась, что ролевая модель важна. А в наших условиях — не уверена, что ей не устроят обструкцию за то, что у нее, например, нет детей. Или за то, что она лечилась от депрессии. Или еще за что-нибудь. Я помню рассказ Галины Старовойтовой о том, как она — давно еще — шла к трибуне и услышала, как кто-то сказал: «Посмотрите, какие у нее ноги кривые». Она-то женщина сильная, ее это не слишком взволновало, но сам факт симптоматичен. Беспроблемных биографий не бывает, любого человека можно в чем-нибудь да упрекнуть, но в женщине-лидере недостатки будут выискивать.

Реклама на Forbes

С другой стороны, в России мне пока сложно представить женщину, которая, добившись успеха, скажет: да, мне важна именно карьера, я многого добилась и этим горжусь, а все остальное не важно. Скорее всего, она не забудет перечислить всех, кто ей помогал — что может быть правдой, но смещает фокус с ее собственной агентности на агентность ее окружения. Или другой вариант — женщина рассказывает, как много успевает: и работать, и детей растить, и пироги печь, и за собой следить. Казалось бы, какое отношение дети и пироги имеют к карьере? Но в патриархальном обществе для того, чтобы получить «право на карьеру», надо доказать свою «женскую состоятельность», слабость, готовность к самопожертвованию. А отсюда недалеко и до позиции «жертвы», хотя это и противоположный полюс. Ее потом могут использовать в качестве аргумента харассеры, говоря, что женщина «сама напросилась».

— Звучит довольно мрачно. Есть ли шанс на перемены?

— Есть, и я вижу их последние пару лет. Я вижу все больше и больше женщин и, кстати, мужчин, которые серьезно интересуются фем-повесткой и относятся к этому не как к каким-то шуточкам. Вижу усиление общественной рефлексии — она шла последние лет 20, но раньше была как бы загнана в гетто довольно узкого культурно-академического круга. Вижу, как меняются стереотипы и нормы поведения.

«Женщин вообще» не существует — есть женщины разных классов, разного возраста, разных этнических групп

Правда, все это происходит в цифровой реальности, то есть внутри интернета. Здесь очень просто устанавливать социальные связи. А в это время в материальной реальности, где находятся наши тела, напротив, сильна консервативная, патриархальная политика.

«Насилие становится политически все менее выгодным»: Екатерина Шульман — о женщинах в политике, на митингах и в Госдуме

— В материальной реальности сейчас пандемия, и симптоматично, что больнее всего она ударила по женщинам.

Реклама на Forbes

— Это так. И одновременно — я и мои коллеги не успеваем выступать на всевозможных площадках, где нас просят рассказать про гендер, феминизм и так далее. Спрос на эту тему растет, и это, конечно, повышает общественную рефлексию. Это важнейшее условие перемен. Другое условие — ресурсы, и с ними хуже, хотя общаться в интернете можно с минимумом ресурсов.

Говоря о гендерном разнообразии, важно помнить, что женщины очень разные. «Женщин вообще» не существует — есть женщины разных классов, разного возраста, разных этнических групп. Есть женщины-мигранты и женщины-беженцы. Есть женщины с разной сексуальностью. Очень многим из них не хватает трибун, но как только их голоса начинают звучать, это пространство рефлексии становится разнообразным. Появляются новые исследования, меняется картина мира.

Помните, я говорила про советское наследие? При всех недостатках нашего образования у нас оно массовое и достаточно качественное. Образование — очень важная вещь для социальных сдвигов. И этот ресурс у нас есть. Так что есть и шанс на перемены.

25 лучших компаний для женской карьеры. Рейтинг Forbes Woman

25 фото

Что случится, если женщины вдруг станут сильнее мужчин

• Рейчел Нюэр
• BBC Future

4 ноября 2017

Автор фото, iStock

Если бы женщины вдруг обрели физическую силу, превосходящую мужскую, как изменилось бы наше общество? Корреспондент BBC Future задала такой вопрос исследователям и экспертам по гендерным вопросам. Вот результаты этого интригующего мысленного эксперимента.

Когда в 1963 году отец Джудит Гардинер умер, ее мать, юрист, возглавила патентное бюро, где раньше она помогала мужу.

В те годы очень немногие женщины добирались до таких должностей, но у матери Джудит были свои хитрые приемы, чтобы утвердиться в глазах окружающих.

Первым делом она сделала свой письменный стол выше, чтобы ее миниатюрная фигура (рост 1,5 м) слегка возвышалась над мужчинами-клиентами.

Кроме того, она распорядилась, чтобы все бизнес-обеды или бизнес-ужины авансом оплачивались с ее счета.

«Она разобралась в том, какими простыми, обыденными средствами пользуются мужчины, чтобы утвердить свое доминирование, — рассказывает Джудит Гардинер, ныне профессор английского языка, гендерных исследований и женской проблематики в Университете Иллинойса (США). — Она излучала властность и компетентность в ситуациях, не совсем обычных для женщин того времени».

Но был бы бизнес матери Джудит столь успешным, если бы, например, она не стала изображать, что выше, чем есть на самом деле?

Что будет с нашим миром, если вдруг переменить физические признаки пола? Представьте, что женщины необъяснимым образом стали крупнее и сильнее мужчин — вот так сразу, без сотен тысяч лет эволюции.

Это, конечно, крайне маловероятно, но размышления экспертов о том, что дала бы нашему миру такая трансформация, могут раскрыть нам глаза на многие вещи, которые люди воспринимают сейчас как само собой разумеющееся в отношениях двух полов.

Для начала отметим, что в природе у большинства видов на нашей планете — от насекомых до лягушек и устриц — считается нормой, что самки крупней самцов, поскольку они носят внутри своего тела сотни, если не тысячи яиц.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Плакат американского фантастического фильма 1958 года «Нападение 15-метровой женщины»

Исключение из этого правила — большинство наземных позвоночных, включая человека. Здесь самки вырастают до определенного предела, а затем, в репродуктивный период, просто накапливают жир, вместо того чтобы наращивать мускулатуру или костную массу.

Самцы между тем развивают те характеристики, которые помогают им соперничать за благосклонность самок — в случае с человеком это сила и размеры тела.

И хотя сейчас разница в физических показателях между мужчиной и женщиной сокращается (женщины с успехом участвуют во многих атлетических состязаниях, в том числе на выносливость), все равно — сложившиеся за тысячи лет различия сохраняются.

Во-первых, мужчины в среднем крупнее и сильнее, чем женщины — у них больше скелетная масса, на 40% выше сила верхней части тела и на 33% — нижней части тела.

И если бы женщины поставили перед собой задачу стать сильней мужчин, то им бы пришлось каким-то образом стать крупнее: большим костям нужны более крепкие мускулы.

Законы биологии просто не позволят обладательнице миниатюрной фигуры достичь значительной силы.

Автор фото, Sean Gullop/Getty Images

Подпись к фото,

Для жаб это вполне нормально: самка крупнее самца

Кроме того, подобные перемены обязательно должны сопровождаться повышением уровня тестостерона и других гормонов.

И если бы после такой метаморфозы общество руководствовалось законами природы, тогда за детьми должны были бы ухаживать мужчины, а не женщины.

«У нас был бы матриархат, где всем руководят женщины, а с детьми сидят мужчины», — размышляет Дафна Фэрберн, почетный профессор биологии в Калифорнийском университете (Риверсайд).

В то же время, добавляет она, для женщин стало бы более сложным давать потомство: «Если бы такие перемены [в женском организме] произошли и сопровождались бы повышением уровня тестостерона, это негативно сказалось бы на репродуктивной функции женщин».

Увеличение силы могло бы также иметь те физиологические последствия, которые в порядке вещей у мужчин, независимо от того, пользуются ли они своими мускулами или нет.

Например, согласно исследованию, проведенному под руководством Микаэла Банга Петерсена, профессора политологии Орхусского университета (Дания), мужчины с более сильной верхней частью тела с большей долей вероятности поддержат политику, которая выгодна именно им. Например, физически сильные и богатые мужчины, как правило, против перераспределения денег в пользу тех, кто беднее их.

Петерсен высказывает предположение, что поведение этих мужчин, возможно, сформировано предшествующими поколениями, когда физически более сильные требовали распределения ресурсов в свою пользу.

Более сильные и более крупные мужчины более склонны к иерархической организации общества и любят соревновательность, считает датский ученый.

И за такие черты мы должны хотя бы отчасти быть благодарны природе и естественной селекции. Петерсен комментирует: «Мужчины не потому более склонны к насилию, что они физически сильней. Наоборот, они сильней, потому что им нужно было в ходе эволюции проявлять насилие, что во многих отношениях сформировало мужскую психологию».

И хотя можно долго спорить по поводу того, чему больше обязаны мужчины такими чертами, как доминантность и агрессивность, — природе или воспитанию, вполне возможно, что женщины, внезапно получив небывалую физическую силу, тоже приобретут похожие черты.

Кроме того, такие качества, как самоуверенность, гневливость, уверенность в переговорах, у женщин, как правило, связаны с их физической привлекательностью, и возросшая физическая сила может просто заместить внешность в качестве основания для этих черт.

Автор фото, Library of the Congress

Подпись к фото,

Кэти Сандвина, по прозвищу Леди Геркулес, держит на руках трех мужчин

Гипотетические перемены, о которых мы говорим, отразятся и на отношениях женщин и мужчин. Фэрберн считает, что некоторые из женщин, сейчас подыгрывающие неуверенным в себе мужчинам, чтобы не отпугнуть их, более не будут так себя вести.

Например, ее 30-летняя дочь в прошлом не раз оказывалась в неловкой ситуации, когда на свидании с молодым человеком требовалось подпитывать его эго.

Но она — уверенная в себе, активная женщина, имеет докторскую степень, и она «отказывалась притворяться, что не умеет клеить обои и не в состоянии регулярно пробегать 80 км — только для того, чтобы парень решил, что она сексуально привлекательна», комментирует Фэрберн.

Сила — это одно из тех качеств, в которых среднестатистический мужчина превосходит женщину. И если это изменится, то лишь подтвердит уже имеющуюся тенденцию: в современном мире традиционная маскулинность в качестве неотъемлемой черты мужской идентичности все чаще ставится под вопрос.

За последние 50 лет женщины стали более независимыми и во многих случаях обгоняют мужчин и по заработкам, и по успехам на работе, и по другим достижениям.

Современные технологии также стирают разницу между полами, открывая для женщин ранее недоступные для них сферы деятельности — от автопроизводства до вооруженных сил, где более не требуется физическая сила, а нужны интеллект и зрительно-моторная координация.

Некоторые мужчины по-прежнему пытаются оправдать собственную тягу к власти тем, что они физически сильны.

«По мере того, как женщины начинают все больше конкурировать с мужчинами в тех областях, куда раньше просто не допускались, часть мужчин уходит в те сферы, где их сила и физические размеры по-прежнему дают им преимущество над женщинами», — указывает Джексон Кац, писатель, оратор и президент MVP Strategies, компании, которая проводит тренинги по предотвращению насилия в межгендерных отношениях.

Кац говорит, что этим, возможно, объясняется популярность таких видов спорта, как американский футбол, бокс, смешанные боевые искусства, где насилие в отношении соперника — часть игры.

«Мужчина не всегда может это сформулировать для себя, но часто это сводится к следующему: да, женщины могут зарабатывать больше, чем я, мой босс — женщина, у моей жены работа более престижная, чем у меня, но зато ни одна из них не сможет играть в американский футбол», — поясняет Кац.

Он, впрочем, признает, что увлечение такой гладиаторской мускулинностью может быть в основном американским феноменом.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Индийская женщина работает на обжиге кирпича в Димапуре

Кац отмечает, что в нашей воображаемой ситуации есть и очевидный плюс для женщин: если они станут физически сильнее, это оградит их от мужских приставаний, сексуальных домогательств, бытового насилия и изнасилований.

Однако было бы неверным предположить, что возросшая женская сила — это нечто безобидное. Женщины тоже бывают склонны к насилию.

Например, от 17 до 45% лесбиянок сообщают о физическом насилии со стороны их партнерши. И в разнополых парах, хотя женщины чаще становятся жертвами, 19% мужчин говорят, что подвергались насилию со стороны своей подружки или жены как минимум однажды.

Так что с внезапным ростом женской силы случаи домашнего насилия, в которых страдают женщины, скорее всего, пойдут на убыль, а вот количество ситуаций, когда страдают мужчины, наоборот, возрастет.

«Мужчины жестоко обращаются с женщинами, потому что они могут себе это позволить, они просто сильней, — говорит профессор Дафна Фэрберн. — Я [как женщина] сочувствую женщинам, но я не считаю, что мы само совершенство».

Как повлияет обретение женщинами силы на проявления гендерной дискриминации на рабочем месте, не очень ясно.

Это правда, что маскулинные черты долгое время ассоциировались с высшими руководящими должностями — достаточно вспомнить, как Маргарет Тэтчер училась говорить более низким голосом, чтобы он звучал более авторитетно, или как в 1970-е брючный костюм вошел в моду среди женщин, работающих в бизнесе.

Фэрберн считает, что все эти уловки постепенно станут не нужны, если женщины обретут мужскую силу — ведь им более не придется прибегать к ухищрениям типа тех, которыми пользовалась мать Джудит Гардинер.

Впрочем, сама Джудит не столь уверена в этом — по ее мнению, физические размеры и сила не обязательно играют главную роль в создании условий для неравенства.

«Люди белой расы в среднем не крупнее и не сильнее людей других рас, — подчеркивает она. — И все-таки идея о превосходстве белых живуча, хотя никак не основана на физических качествах».

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Члены женского полицейского патруля в китайском городе Наньнине дали мальчику подержать пистолет

По мнению Гардинер, даже если женщины станут значительно сильнее и крупнее, им все равно придется бороться за равенство на рабочем месте в тех сферах, где доминируют мужчины.

Просто изменится аргументация тех, кто оправдывает лидирующее положение мужчин, считает профессор, как она менялась уже не раз: раньше говорили, что Господь создал женщину служить мужчине, сейчас утверждают, что женщины слишком эмоциональны, чтобы быть руководителями.

При этом часть обретших мужскую силу женщин предпочтут оставить все как есть, подчеркивает Кац, указывая на то, что некоторыми из самых непримиримых критиков феминизма были женщины.

Вместо того чтобы бороться со сложившейся системой, они пытаются заставить ее работать на себя и пренебречь мелкими проявлениями сексизма.

Такое разное поведение женщин отражается и на том, что происходит в современном обществе.

С одной стороны, говорит Кац, в США «человек победил на выборах частично из-за того, что бесцеремонно и без лишних извинений напоминал о временах, когда женщины играли роль украшения, и этим льстил ретроградской маскулинности части электората».

С другой стороны, добавляет Петерсен, по мере того как общество становится все более сложным, демократическим и миролюбивым, использование насилия и агрессии в качестве инструментов для сохранения контроля будет уходить в прошлое.

И это подтверждает растущее количество женщин-политических лидеров на мировой арене: Ангела Меркель — наиболее показательный пример.

Таким образом, хотя тема нашего мысленного эксперимента — чистой воды фантазия, некоторые из перемен в обществе, которые мы только что обсуждали, уже сейчас происходят.

Как говорит Фэрберн, «лучше бы современным миром управляли женщины».

Прочитать оригинал этой статьи на английском языке можно на сайте BBC Future.

Когда мужчина — мужчина? — Журнал

Что в наше время значит быть мужчиной? Мы спросили у мужчин и женщин из Германии, в чем для них заключается маскулинность.
 

Соня Айсманн

Маскулинность переживает кризис. По крайней мере, так кажется, если посмотреть, в каком ключе в последние годы обсуждаются концепции маскулинности: много говорят об устаревших гендерных ролях, о том, что мужчины «не вписались в модернизацию», о токсичной — то есть, агрессивной, вредной — маскулинности, и даже о закате мужчин и начале «золотого матриархата». Мы спросили у самых разных мужчин из Германии, в чем для них заключается маскулинность и какие идеалы они хотели бы видеть в будущем.

Foto (Zuschnitt): © privat Макс Каде, 19 лет. Закончила гимназию в Бамберге и заканчивает базовый художественный курс в Лейпциге.

Для меня различия между мужчинами и женщинами не играют большой роли. Мне кажется, неправильно «сцеплять» гендер с физическими признаками, такими как вульва или пенис. К тому же, на мой взгляд, гендеров больше, чем два. Без сомнения, на мое представление о гендерных ролях повлияли родители, которые старались воспитывать нас с младшей сестрой вне гендерных рамок — хотя сами они, конечно, не совсем свободны от таковых. Когда я размышляю об идеалах мужественности, то на ум приходят скорее негативные концепции, вроде токсичной маскулинности. А позитивной мне кажется ситуация, когда человек транслирует маскулинную силу, но при этом все равно может быть эмоционально открытым. Думаю, что в будущем бинарные гендерные роли будут все больше стираться, и меня это радует. Но до ликвидации патриархата при капитализме дело не дойдет, даже если мне бы того хотелось.

Foto (Zuschnitt): © privat Анас Мардикхи прибыл в Германию из Сирии несколько лет назад. В настоящее время живет в Штутгарте и проходит процедуру подтверждения права на работу аптекарем.

Идеальный мужчина — тот, кто всегда готов помочь. Он знает, что нужно друзьям, и всегда старается прийти им на помощь, если надо. Его внешность и манера одеваться при этом совершенно не важны. Важно то, что внутри. Чистое сердце — вот что главное. Совершенный мужчина всегда мыслит позитивно и стремится уменьшать или решать проблемы, а не раздувать их. Я думаю, что различия стран и культур тут играют меньшую роль, чем семья и воспитание. Если у меня когда-нибудь будет сын, то я в любом случае буду учить его мыслить позитивно.
Foto (Zuschnitt): © privat Эльке Шуберт, 76 лет. Занимается семьей и участвует в местном самоуправлении. Вместе с тремя детьми и пятью внуками живет в деревне на юге федеральной земли Гессен.

В моем браке маскулинность не была важным фактором. Но при воспитании моих троих детей бывали ситуации, когда порядок можно было восстановить только веским словом отца. В моих глазах любящий отец, который играет, возится с детьми, обнимает их — более мужественный, чем отец, который всегда только кричит и наказывает. Для меня маскулинность, конечно, связана и с внешними моментами: мужчина с пивным животом, в неопрятной майке, который и пальцем не шевельнет для семьи, а после работы сидит перед ящиком и ждет обслуживания — в этом нет ничего мужского. Спортивный, хорошо сложенный мужчина, который еще и стремится одеваться современно — вот это, с моей точки зрения, олицетворение маскулинности. И еще важно, чтобы и в равноправном партнерстве женщина в случае стрессовой ситуации могла бы опереться на мужское плечо.
Foto (Zuschnitt): © Felix Schmitt Янос Эркенс, 35 лет. Пресс-секретарь, независимый журналист. Живет во Франкфурте-на-Майне.

Такой человек, как я, в принципе, должен лучше всех знать, что такое маскулинность.  Но в отличие от генетических мужчин мне приходилось часто убеждать людей в том, что я тоже настоящий мужчина. На самом деле я не могу конкретно сформулировать, что именно во мне маскулинно — кроме уверенности, что я мужчина. Мои друзья и подруги говорят, что, сделав операцию по смене пола, я изменился только внешне. Раньше меня уверенно воспринимали как женщину, сейчас уверенно воспринимают как мужчину. Но, к сожалению, я не знаю, что именно это говорит о маскулинности.
Foto (Zuschnitt): © privat Рауль Краутхаузен, 39 лет. Активист, выступающий за инклюзию, писатель и ведущий. Живет в Берлине.
У меня довольно мало общего с образом идеального мужчины и с соответствующими стереотипами. Не только потому что я инвалид, но и потому, что я маленького роста. И потому что, сидя в инвалидной коляске, я соответствую не образу защитника — а, скорее, образу того, кто нуждается в защите. В юности я чувствовал себя немужественным. Я прекрасно понимал, что я не тот, кого на обнимательных вечеринках выбирают в первую очередь. Поэтому я выработал более дифференцированный подход: задался вопросом, а кто в принципе считается сильным, и пришел к выводу, что сила также может быть эмоциональной. В этом плане мужчины слабее, потому что они подавляют свои эмоции. Я дистанцировался от классической концепции маскулинности и стараюсь проявлять в себе и феминную сторону — в том числе иногда плакать, если хочется. Ко всем мужчинам у меня такое пожелание: осознать свои привилегии и использовать их для того, чтобы создавать пространство для тех, у кого таких привилегий нет.

Foto (Zuschnitt): © privat Тхарсана Тхармалингам, 45 лет. Работает, в одиночку воспитывает девятилетнюю дочь. Живет в Берлине.

Я всегда боялась мужчин. Боялась их склонности доминировать, их агрессии. Очень много времени прошло, прежде чем я вообще решилась на отношения. Ведь я ставлю под сомнения все те ожидания, которые общество все еще предъявляет к женщинам: жить вместе с мужчиной, состоять в браке, вместе воспитывать детей. Ведь я живу для себя, а не для общества. Даже имея дело с мужчинами, которые считаются прогрессивными, я вижу, что для них феминизм часто существует просто в теории. Я хочу, чтобы пол перестал играть роль, но до этого еще очень далеко. Поэтому, я думаю, работать надо не с женщинами, а как раз с мужчинами, чтобы они наконец перестали нас бояться и менталитет «сожжения ведьм» навсегда ушел в прошлое.

%d0%bc%d0%b0%d1%82%d1%80%d0%b8%d0%b0%d1%80%d1%85%d0%b0%d1%82 — со всех языков на все языки

Все языкиАбхазскийАдыгейскийАфрикаансАйнский языкАканАлтайскийАрагонскийАрабскийАстурийскийАймараАзербайджанскийБашкирскийБагобоБелорусскийБолгарскийТибетскийБурятскийКаталанскийЧеченскийШорскийЧерокиШайенскогоКриЧешскийКрымскотатарскийЦерковнославянский (Старославянский)ЧувашскийВаллийскийДатскийНемецкийДолганскийГреческийАнглийскийЭсперантоИспанскийЭстонскийБаскскийЭвенкийскийПерсидскийФинскийФарерскийФранцузскийИрландскийГэльскийГуараниКлингонскийЭльзасскийИвритХиндиХорватскийВерхнелужицкийГаитянскийВенгерскийАрмянскийИндонезийскийИнупиакИнгушскийИсландскийИтальянскийЯпонскийГрузинскийКарачаевскийЧеркесскийКазахскийКхмерскийКорейскийКумыкскийКурдскийКомиКиргизскийЛатинскийЛюксембургскийСефардскийЛингалаЛитовскийЛатышскийМаньчжурскийМикенскийМокшанскийМаориМарийскийМакедонскийКомиМонгольскийМалайскийМайяЭрзянскийНидерландскийНорвежскийНауатльОрокскийНогайскийОсетинскийОсманскийПенджабскийПалиПольскийПапьяментоДревнерусский языкПортугальскийКечуаКвеньяРумынский, МолдавскийАрумынскийРусскийСанскритСеверносаамскийЯкутскийСловацкийСловенскийАлбанскийСербскийШведскийСуахилиШумерскийСилезскийТофаларскийТаджикскийТайскийТуркменскийТагальскийТурецкийТатарскийТувинскийТвиУдмурдскийУйгурскийУкраинскийУрдуУрумскийУзбекскийВьетнамскийВепсскийВарайскийЮпийскийИдишЙорубаКитайский

 

Все языкиАбхазскийАдыгейскийАфрикаансАйнский языкАлтайскийАрабскийАварскийАймараАзербайджанскийБашкирскийБелорусскийБолгарскийКаталанскийЧеченскийЧаморроШорскийЧерокиЧешскийКрымскотатарскийЦерковнославянский (Старославянский)ЧувашскийДатскийНемецкийГреческийАнглийскийЭсперантоИспанскийЭстонскийБаскскийЭвенкийскийПерсидскийФинскийФарерскийФранцузскийИрландскийГалисийскийКлингонскийЭльзасскийИвритХиндиХорватскийГаитянскийВенгерскийАрмянскийИндонезийскийИнгушскийИсландскийИтальянскийИжорскийЯпонскийЛожбанГрузинскийКарачаевскийКазахскийКхмерскийКорейскийКумыкскийКурдскийЛатинскийЛингалаЛитовскийЛатышскийМокшанскийМаориМарийскийМакедонскийМонгольскийМалайскийМальтийскийМайяЭрзянскийНидерландскийНорвежскийОсетинскийПенджабскийПалиПольскийПапьяментоДревнерусский языкПуштуПортугальскийКечуаКвеньяРумынский, МолдавскийРусскийЯкутскийСловацкийСловенскийАлбанскийСербскийШведскийСуахилиТамильскийТаджикскийТайскийТуркменскийТагальскийТурецкийТатарскийУдмурдскийУйгурскийУкраинскийУрдуУрумскийУзбекскийВодскийВьетнамскийВепсскийИдишЙорубаКитайский

Ода сильным женщинам

В поселении Тумай, что в центре Кении, мужчинам не место. С момента своего основания в 2001 году оно служит убежищем для женщин народности самбуру, ставших жертвами насилия со стороны супруга.

Фото: Надия Ферруки
Текст: Катерина Маркелова

Фоторепортаж публикуется по случаю празднования Международного женского дня (8 марта).

В 2009 году алжирско-чешский фотограф Надия Ферруки приехала в Кению для съемок репортажа. Выйдя из автобуса, остановившегося прямо посреди саванны, она сразу узнала Мохаммеда, проводника из документального фильма про Умоджу — поселение, куда мужчинам вход воспрещен.

Умоджа была основана в 1991 году женщинами народа самбуру недалеко от горы Кения, в 300 км от Найроби, и служит домом для разведенных женщин и тех, кого выгнали или избивали мужья. Увиденное в фильме настолько впечатлило Надию, что она решила посвятить серию своих работ этим стойким женщинам, вынужденным жить изолированно от своих соплеменников. 

Надию Ферруки, перед глазами которой всегда был пример ее сестры-феминистки, уже давно интересовали сильные женщины, занимающие важное положение в своих общинах. «Как женщину, меня не могла не волновать судьба других женщин. А как фотографу, мне захотелось передать хотя бы часть того, как они живут», — рассказывает Надия.

Мохаммед, которого она встретила по счастливой случайности, согласился стать ее гидом и помочь ей в общении с жительницами Умоджи. Однако эта долгожданная встреча закончилась, не успев начаться: Ребекка, глава поселения, которое благодаря широкому освещению в СМИ уже превратилось в место паломничества туристов, разрешила фотографу находиться на территории Умоджи лишь три дня и в определенные часы, и к тому же только за плату. «Для фотографа очень важно проводить в месте съемок как можно больше времени, чтобы его обитатели перестали обращать на него внимание и вели себя естественно. Только так можно поймать удачный кадр, когда и освещение, и сочетание всех элементов композиции будут идеальны. Фотоискусство нельзя подчинить расписанию», — объясняет Надия, которая не пожелала следовать навязанным извне условиям.

Тогда гид отвел ее в Тумай — другое женское поселение, основанное бывшей жительницей Умоджи по имени Чили. «Там мне устроили поистине королевский прием, с музыкой и танцами. Я была первой, кто снимал репортаж об этой деревне», — вспоминает Надия.

Тумай — полностью самодостаточное поселение. «Львицы саванны», как их иронично, но с большим уважением называют в округе, сами пасут коз, совершают священные обряды и выполняют другую работу, традиционно лежащую на плечах мужчин, включая строительство хижин и охоту. Женское обрезание в деревне запрещено. Все важные решения принимаются большинством голосов в ходе голосования. Жить в деревне можно только разведенным женщинам. Сыновья могут проживать здесь со своими матерями, но лишь до достижения 16 лет, после чего они должны покинуть деревню.

По примеру Умоджи и Тумая были основаны и другие женские поселения. «Условия жизни в них тяжелые, но для женщин это та цена, которую они платят за свою свободу», — подытоживает фотограф. Впоследствии Надия побывала еще в девяти странах и видела другие сообщества, в которых женщины играют ведущую роль в экономической, общественной, а иногда и политической жизни страны.

По мере путешествий и изучения литературы по этому вопросу, а также под влиянием встречи с французской феминисткой и антропологом Франсуазой Эритье (1933–2017) Надия Ферруки начала живо интересоваться понятием матриархата, которое сегодня часто становится предметом обсуждений. Этот интерес нашел выражение в ее серии фотографий «Во имя матери» (фр. Au nom de la mère).

Особенностью всех матриархальных обществ коренных народов, которым посвящена книга немецкой феминистки и ученого Хайде Гёттнер-Абендрот «Матриархальные общества. Изучение культуры коренных народов мира», является подлинное равноправие между мужчинами и женщинами. Другие характерные черты этих преимущественно аграрных обществ, некоторые из которых существуют на протяжении многих веков, — горизонтальная структура и отсутствие выраженной иерархии. Счет родства ведется по материнской линии. Дети наследуют фамилию матери и, как правило, даже в зрелом возрасте проживают в ее родовом жилище вместе с другими членами семьи. Имущество переходит от матери к дочери.

В ходе подготовки фоторепортажа Надия посетила общины туарегов в Алжире, народность мосо в Китае, индейцев навахо в США, поселения минангкабау в Индонезии, Коморский остров Гранд-Комор, остров Илья-Роша в Гвинее-Бисау и город Хучитан-де-Сарагоса в Мексике. Представленные здесь работы сопровождают заметки фотографа, в которых она более подробно рассказывает о каждой общине.

Передать сущность матриархата в фотографиях не так-то просто. «Люди часто ожидают увидеть нечто впечатляющее. Но я всего лишь снимаю повседневную жизнь», — поясняет Надия Ферруки. Повседневную жизнь обществ, в основе которых лежит, как писала Хайде Гёттнер-Абендрот, «равная ценность всех его членов», — причем не на словах, а на деле. 

Франция, 2012 г.

Остров Уэссан, расположенный в самой крайней точке региона Бретань во Франции, отличается весьма своеобразным общественным укладом. Начиная с XVII века, мужское население острова стало массово уходить на службу в морской флот, в частности в торговое судоходство. До недавнего времени мужчины покидали Уэссан на долгие месяцы, а иногда и на годы, возлагая на женщин руководство экономической и социальной жизнью острова.

Еще до недавнего времени 80 % мужчин с острова Уэссан у атлантического побережья Франции были моряками. В их отсутствие возделывать землю приходилось женщинам.

 

США, 2011 г.

Социальная жизнь народа навахо основана на матрилинейной модели: ведущую роль  в обществе играют женщины, а родовые титулы, фамилии и права собственности передаются по материнской линии. Достигнув зрелости, девушки из племени навахо должны принять участие в четырехдневной церемонии «кинаалда», символизирующей превращение девочки в женщину. Этот обряд связан с мифом о Меняющейся женщине — первой женщине на Земле, ставшей матерью. В резервации навахо женщины, как правило, более активны, чем мужчины, и многие из них возобновляют учебу в более зрелом возрасте даже после рождения детей.

Эти женщины из индейского племени навахо (США) работают на угольной шахте, обеспечивая себе полную финансовую независимость.

 

Китай, 2009 г.

В народности мосо, проживающей на территории провинций Юньнань и Сычуань в предгорье Гималаев, придерживаются матрилинейных традиций. Детям дается фамилия матери, и именно женщина является главой семьи. Имущество передается от матери к дочери. Браки не заключаются, партнеры свободны от моральных обязательств, отношения строятся на взаимных чувствах и по воле женщин. По обычаю «цзоухунь», что можно перевести как «приходящий брак», мужчина должен покинуть дом возлюбленной до восхода солнца. Статус отца не предусмотрен, однако в качестве дяди мужчина может помогать своей сестре воспитывать ее детей.

Эта женщина — «дабу», как у народности мосо называют главу семьи. Эту роль выполняет самая старшая представительница рода по материнской линии. Именно от нее детям переходит фамилия и имущество, она управляет бюджетом семьи и проводит религиозные церемонии.

 

Коморские острова, 2017 г.

На Коморских островах, где распространены матриархальные традиции африканской народности банту и практикуется ислам, каждый человек с момента своего рождения живет в доме у своей матери, тети или бабушки по материнской линии. Именно женщина наследует и получает в собственность «маниа хоули» — дом, построенный на принадлежащих семье землях отцом женщины или ее дядей по материнской линии. Организация большой свадьбы, называемой «Гран Марьяж» или «анда» и пользующейся на Гранд-Коморе большей популярностью, чем на трех других островах архипелага (Анжуан, Мохели и Майотта), является обязательным условием для тех, кто стремится подняться вверх по социальной лестнице.

Невеста с острова Гранд-Комор. После церемонии бракосочетания муж будет жить в доме жены, построенном членами ее родового клана, где он будет считаться  гостем.

Мексика, 2011 г.

Расположенный в мексиканском штате Оахака город Хучитан с населением 78 тыс. человек является родиной матери художницы Фриды Кало. На протяжении веков здесь сложилось четкое разделение социальных ролей мужчин и женщин. Женщины ведут торговые дела, организуют праздники, отвечают за домашнее хозяйство, управляют жизнью общества. Сельским хозяйством, рыболовством и политикой занимаются мужчины. Хучитан является одним из немногих мест в Мексике, где еще говорят на языке сапотеков. Этот язык, который живущие по соседству или просто встречающиеся на улице женщины используют для общения между собой, способствовал развитию поразительной женской солидарности. Фамилия, дом и наследство передаются по материнской линии, поэтому рождение девочки служит поводом для большой радости.

Женщины города Хучитан в мексиканском штате Оахака играют ключевую роль в общественной и экономической жизни города и пользуются редкой для этого патриархального общества независимостью.

 

Гвинея-Бисау, 2011 г.

Образ жизни на архипелаге, в частности на острове Канабак с населением 3500 жителей, почти не был затронут современной цивилизацией. Дом здесь является собственностью женщины, а мужчина переезжает жить к своей супруге. Дети, хотя и берут отчество отца, принадлежат к клану матери, которая решает, какое имя дать ребенку. Островом правит королева. Есть также и король (который не является супругом королевы), но ему отведена лишь представительская роль. Каждым поселением руководит совет женщин, избираемых на пожизненный срок.

Две «дефунто» — девушки, которым предстоит пройти все этапы женской инициации. Остров Канабак, Гвинея-Бисау.

 

Эстония, 2019 г.

На сегодняшний день на острове Кихну проживает всего около 500 человек, хотя в советский период численность населения достигала почти 7 тыс. жителей. Обычно, когда мужчины отправлялись в море, женщины брали на себя выполнение мужских обязанностей, таких как работа в поле. Так с середины XIX века руководство делами общины полностью перешло к женщинам. Хотя сегодня присутствие мужчин на острове стало более ощутимым, именно их матери, жены и дочери продолжают заниматься образованием детей, организовывать культурные мероприятия, управлять общественной жизнью и поддерживать ремесленные традиции. Во многих путеводителях Кихну называют «островом женщин». Однако самим жительницам острова этот стереотип не по душе — хотя женщины и играют здесь главную роль в принятии решений, экономическую основу семьи по-прежнему составляют доходы мужчин.

Знаменитая певица Вирве Кёстер (1928 г. р.) с острова Кихну хранит вековые культурные традиции своего народа, находящие выражение в песнях, танцах и рукоделии. В 2008 году эти традиции были внесены в Репрезентативный список нематериального культурного наследия человечества.

 

Алжир, 2019 г.

У туарегов лица закрывают мужчины, а не женщины. Последние абсолютно свободны в выборе супруга, знают тифинагский алфавит, сказания и легенды и передают свои знания детям. Шатер со всем его содержимым принадлежит женщине, которая управляет и руководит лагерем в отсутствие мужчины и участвует в принятии всех решений даже в его присутствии. Она вовлечена во все сферы социальной, культурной и экономической жизни. Аристократические привилегии передаются по материнской линии. Однако политика седентаризации 1970-80-х годов, повторяющиеся засухи и привлекательность современного образа жизни для молодежи подрывают сложившиеся устои.

В случае разрыва отношений с мужем или его кончины туарегская женщина — «таргия» на местном языке — оставляет за собой детей, свое приданое, шатер и даже верблюдов, унаследованных от своего отца.

 

Индонезия, 2011 г.

На западном побережье острова Суматра в Индонезии проживает самое многочисленное матрилинейное общество в мире — народ минангкабау. Согласно их социальной системе все наследуемое имущество передается от матери к дочери. Биологический отец не воспитывает ребенка; эту роль выполняет дядя — «мамак». Во время церемонии бракосочетания невеста в сопровождении женщин из своей семьи отправляется за мужем к нему домой. Обычное устное право — «адат» — представляет собой свод традиционных правил в области брачных и имущественных отношений. Согласно этим правилам, в случае развода супруг должен покинуть место совместного проживания, а дети остаются с матерью, которая сохраняет за собой дом.

У народа минангкабау в Индонезии семьи устроены по матрилинейному принципу, а их главой считается не отец семейства, а «мамак» — самый старший дядя по материнской линии.

Дополнительная информация: Номера «Курьера ЮНЕСКО», посвященные женщинам (на английском языке)

выставка о «мужском» мире насилия

Полотна с черно-белыми фотографиями женщин, поясняющие их тексты режиссера Артура Аристакисяна, строки Омара Хайяма, фильм о тотальном матриархате. Современные снимки провинциальных русских женщин – в порванных колготках с короной на голове или с пистолетом, приставленным к виску партнера. Так открывалась выставка «Фотоувеличение» в Центре Вознесенского в Москве.

Первый зал выставки «Фотоувеличение». Фото предоставлено пресс-службой Центра Вознесенского. Фото: Глеб Анфилов

Происходит новое осмысление реальности

Выставка разделена на три зоны: в первой представлена история XX века в черно-белых женских образах. Это снимки пленных девушек или женщин, участвовавших в войне. Иногда на фотографиях изображены целые семьи, иногда – одна девушка, которая пишет письмо погибшему жениху. Фотографии распечатаны на больших полотнах. «Я давно наблюдаю за творчеством Артура. Эти работы он регулярно публикует у себя в фейсбуке. Сначала они мне не нравились, но потом я ими прониклась и захотела устроить выставку», – говорит куратор Зоя Кошелева.

Отобрав портреты женщин XX века, она наткнулась на серию снимков современниц, которые режиссер нашел в соцсетях. Сначала фотографии вызывали у куратора отвращение: «Хотелось от них отгородиться. Они выглядели пошло и как будто представляли собой другой мир, с которым мы в Москве абсолютно не знакомы».

Третий зал выставки «Фотоувеличение». Фото: Глеб Анфилов

Для Артура фотографии – это кадры из неснятого фильма

Каждый снимок Аристакисян сопровождал описанием, таким образом помещая его в новый контекст. «Проститутка на дороге, Россия. Фотография, вмещающая в себя весь мир», – подписан кадр, изображающий женщину с собакой посреди сельской дороги. «Своими текстами Артур словно переводит фотографии в новую знаковую систему, – отмечает куратор. – Мы все находимся в исторической горизонтали. Артур же перемещает нас в божественную вертикаль. Происходит некое сшивание смыслов и новое осмысление реальности».

Зоя Кошелева. Фото: Глеб Анфилов

Кошелева говорит, что режиссер заставил ее посмотреть на героинь современных фотографий по-новому. Благодаря его текстам она стала им симпатизировать: к женщинам, изображенным на снимках, хотелось отнестись как к равным.

«Мне кажется, для Артура эти снимки – кадры из неснятого фильма. Он видит перед собой целую картину и дописывает ее текстом, чтобы читатели могли чувствовать то же, что и он», – добавляет Кошелева. Эти фотографии стали третьей частью выставки.

Объединены оба раздела выставки единым образом женщины в «мужском» мире насилия. И женщины из XX века, и современные провинциальные девушки находятся в посттравматическом состоянии, считает куратор. Из травмирующего состояния выходят они по-разному: одни переживают боль физически, другие – прячут ее, прикрывая эпатажными образами. «Травма от этого не исчезает. Она просто становится не такой заметной для окружающих», – объясняет Кошелева.

Сегодня уже очевидно: патриархальный мир закончился

Вторая часть выставки – это небольшой кинозал. Здесь транслируется вымышленный документальный фильм о мужчинах в «перевернутом мире» победившего матриархата. Сняли его режиссер Артем Фирсанов и драматург Валерий Печейкин. Фильм составлен из реальных кадров, которые изменяются при помощи технологии DeepFake. В итоге вместо Сталина на экране появляется женщина-вождь с такими же чертами лица. Идея показать, как бы выглядела история, если бы главными героями были женщины, «буквально витала в воздухе», вспоминает Фирсанов.

«Сегодня уже очевидно, что патриархальный мир закончился, – отмечает он. – Мы захотели разобраться, как изменился бы взгляд на историю прошлого века, если бы ее писали женщины, и действительно ли матриархат может спасти человечество. Наш лабораторный эксперимент показал, что матриархат ничего не изменит. Это зеркало патриархата, и в нем “отражается не равенство, а уродство».

Второй зал выставки «Фотоувеличение». Фото: Глеб Анфилов

Этот вывод удивил многих, в том числе и куратора выставки. «Несмотря на то что к феминизму я отношения не имею, от фильма я ждала чего-то воодушевляющего. Например, идеи о том, что оказавшиеся у власти женщины смогут построить лучший и более справедливый мир», – рассказывает Кошелева.

Финал фильма – это ретроспективный взгляд на историю матриархата в России, «которую мы не заметили», считают авторы. Продемонстрирована эта идея через образ Валентины Терешковой. Авторы проекта приводят ее реальную цитату из речи про «обнуление» в Госдуме. «Там она говорит про опасность того, что нас «отбросят назад», – вспоминает Фирсанов. Параллельно приводится цитата молодой Терешковой из 1977 года. В ней она благодарит партию от лица советских женщин. И тогда, в 1977 году, выглядела Терешкова гораздо более эмансипированной, чем сегодня, уверен режиссер.

Посмотреть фильм пока можно только в рамках выставки. Она будет проходить в Центре Вознесенского до 11 октября.

Легко ли быть мужчиной?

• В современном обществе произошло смещение привычных гендерных ролей, и это касается как женщин, так и мужчин.
• Схема: мужчина – добытчик, женщина – домохозяйка, – уже давно не работает, супруги стали равноправными партнерами.
• Представления о мужественности также претерпевают изменения, освобождаясь от прежних стереотипов.
• Мужчина получил право на большую эмоциональность и даже на слабость, точнее, то, что раньше считалось слабостью, теперь таковой не является.
• Во многих сферах, связанных с гендером, появилось гораздо больше свободы выбора.

Сергей Медведев: Сегодня мы будем «раскапывать» так называемый сильный пол: археология современного мужчины. В мире текучего, меняющегося гендера меняется и определение мужественности, маскулинности. Кто такой сегодня мужчина – по-прежнему «мужик», воин, добытчик, хозяин или равноправный партнер в отношениях? Как меняется представление о маскулинности? И по-прежнему ли мужчина – это сильный пол?

^{Видеоверсия программы}

Корреспондент: В современном обществе произошло смещение привычных гендерных ролей, и это касается как женщин, так и мужчин. Мужчина – это не только биологическое существо с определенными половыми признаками, общество требует от него еще и демонстрации специального «мужского» поведения. С самого детства мальчикам внушают – «веди себя как положено будущему мужчине», и в случае отклонения от этой нормы мальчик может столкнуться с серьезным неодобрением, то есть фраза «ты ведешь себя как девочка» будет подразумевать осуждение. Мужчина находится под постоянным давлением, общество требует от него больше работать и зарабатывать, принимать на себя ответственность, не выказывать свои слабости и эмоции, а это часто ведет к стрессу и фрустрации, мужчины чаще болеют и живут меньше женщин.

Но сегодня все изменилось. Вовлеченность женщины в домашние заботы и воспитание детей сменилось на приоритеты карьеры и профессиональной деятельности, что естественным образом отодвигает мужскую роль «добытчика» и влечет за собой занятость мужчины бытовыми делами. Одновременно общество все чаще осуждает сексистские и патриархальные стереотипы мужского поведения – приставание к женщинам, хвастовство любовными победами. Особенно это стало очевидно в последние годы в связи с делом Харви Вайнштейна и многочисленными разоблачениями знаменитостей, обвиняемых в харассменте и сексизме. В ответ уже сами мужчины начинают говорить о дискриминации и требовать соблюдения своих прав.

Сергей Медведев: С 26 сентября по 5 декабря немецкий Гете-Институт и Фонд имени Генриха Белля проводят серию дискуссий на тему маскулинности под названием «Быть мужчиной». У нас в гостях координатор этой серии Ирина Костерина, социолог, координатор гендерной программы Фонда имени Генриха Белля, и Дмитрий Стебаков, клинический психолог.

Когда я рассказал об этой программе одной своей знакомой, она воскликнула: «Боже мой, как я счастлива, что я женщина! Ведь мужчина – это постоянные обязанности, ты постоянно должен что-то доказывать, делать, зарабатывать и приносить». Действительно на мужчине лежит этот груз социальных ожиданий?

Если мужчина не зарабатывает, он переживает, что теряет эту роль, не справляется с социальными ожиданиями

Ирина Костерина: Сейчас как раз очень сильно меняется эта тектоническая плита, которая была договоренностью, что мужчина – кормилец, а женщина – домохозяйка. Вот этой жесткой договоренности сейчас не существует. Во всех западноевропейских странах, да и в России женщины работают наравне с мужчинами. Никто не ожидает от мужчины, что он должен быть единственным кормильцем, но это сохраняется скорее как риторическая фигура, и для мужчины все-таки внутренне важно понимать, что он зарабатывает. Если он не зарабатывает, он переживает, что теряет эту роль, не справляется с социальными ожиданиями.

Сергей Медведев: Это какие-то такие материальные обязанности, мужчина должен подтверждать свою мужественность, прежде всего, в материальной сфере – заработка и доказательств успешности типа автомобиля, статуса, умения заплатить за женщину, содержать ее?

Ирина Костерина: Последние две вещи – уже нет. Зарабатывать – да, но при этом еще очень важно, чтобы у мужчины было какое-то дело, которым он гордится.

Сергей Медведев: А женщина обеспечивает инфраструктуру этого дела?

Ирина Костерина: Экономически сейчас мужчины и женщины – это скорее равноценные партнеры. Но все, что касается домашней сферы, уход и забота по-прежнему на 90% остается женской обязанностью.

Сергей Медведев: Дмитрий, вы наблюдаете какую-то фрустрацию у мужчин по поводу меняющихся гендерных обстоятельств и обязательств?

Дмитрий Стебаков: Довольно большая часть аудитории, с которой я работаю, – это мужчины. И те люди, которые приходят в последнее время, часто испытывают дикий стресс в связи с тем, что, допустим, наступает какой-то возраст – 25, 28 лет – «а что я из себя представляю?» В этом возрасте им предписано что-то представлять. Мы часто работаем с пониманием того, а нужно ли представлять.

Есть истории не только про материальные вещи, но и про качество: мужчина как уверенный в себе человек, который может чему-то сопротивляться, противостоять, вступать в конфликты. Бывает, что люди хотят научиться быть более жесткими. «А что это тебе даст?» – «Я не знаю».

Сергей Медведев: Маскулинность исторически в патриархате была связана с миром насилия: война, стрельба, неприятные решения, силовое воспитание детей, — все это отводилось мужчине. Мужской мир – это мир насилия?

Ирина Костерина: Скорее принуждения и контроля. Это не обязательно про насилие, но про некий взгляд, который все время направлен на мужчину и который сам мужчина направляет на других.

Сергей Медведев: Однажды я пошел в ресторан девушкой с юга России, где очень патриархальные представления. Я никогда не думал о том, какое место занимать. А она мне говорит: «Женщина должна сидеть спиной к залу, чтобы ее видел только ее мужчина. А мужчина должен сидеть лицом к залу, чтобы контролировать ситуацию». Это про это?

Ирина Костерина: Да, потому что роль мужчины всегда публичная. Мужчина – это тот, кто стоит лицом к публике, общается с миром. Женщина в патриархате, в традиционных культурах раньше всегда была за спиной, в приватной сфере.

Маскулинность – это иерархичная штука, есть какая-то гегемонная маскулинность, которую мы видим, но есть очень много разных других маскулинностей. Гегемонная – это как раз те мужчины, которые про насилие, контроль, жесткость. И они пытаются распространять эти правила на других мужчин, которые иногда очень не согласны с насилием, с буллингом и не хотели бы никакой жесткой конфронтации, но они знают, что есть те, кто будет их оценивать по этой шкале. Поэтому мужчины сами производят это принуждение – быть определенным, более жестким.

Дмитрий Стебаков: Это не чисто мужская история, а история про реализацию из поколения в поколение неких идей, стереотипов, разных дискурсивных практик. У людей, которые в детстве проходят через насилие со стороны своих значимых родственников, часто возникает идея, что это правильный путь: «он научил меня быть человеком». Поэтому такой мужчина не может не держать своего ребенка в ежовых рукавицах, иначе тот «разболтается». В его картине мира это связалось со становлением успешного человека, мужчины.

Сергей Медведев: Собственно, все дисциплинарные институты общества воспроизводят этот круг насилия. Это как «дедовщина» в армии – первый год бьют меня, а на второй год начинаю бить я, потому что так заведено.

Ирина Костерина: Насилие – это еще и ресурс маскулинности. Каким образом показать обществу, что ты крутой мужчина? Если у тебя есть статус, деньги, крутая тачка, это одна история. А если у тебя ничего нет, то всегда остается насилие, и оно оказывается беспроигрышным вариантом.

Сергей Медведев: Мы видим, что происходит в связи с делом сестер Хачатурян. Их отец — такой карикатурный мужчина, видимо, альфа-самец, который ездил на большом черном джипе, ставил его на газон, всем мешая, со всеми грубо разговаривал. Все-таки общество и после дела Вайнштейна, и после дела Хачатурян как-то мобилизуется против этого насильственного самца.

Ирина Костерина

Ирина Костерина: Действительно, в последние годы стали публично обсуждать тему домашнего насилия и осуждать этих людей. Это не приватная жизнь, а нарушение прав человека. Тут должно вклиниваться государство и защищать человека от этого системного насилия. У нас в стране нет закона о домашнем насилии, поэтому очень сложно защищать женщин и детей от происходящего в семьях. Но хороший знак, что в последние два года в СМИ очень много публикаций про дело сестер Хачатурян, про дело Маргариты Грачевой и так далее. Люди приходят в ужас от количества насилия в нашем обществе, они возмущены, хотят, чтобы это прекратилось.

Дмитрий Стебаков: Есть еще такая интересная тенденция – оказание помощи тем людям, которые производят насилие. Появилась тенденция признавать, что этим людям при их понимании того, что они делают, и согласии на то, чтобы что-то поменять в своей жизни, можно давать помощь. И чаще всего у людей, которые доходят до психолога, сложности с контролем гнева. Это не те, кто намеренно это делает, чтобы подавлять партнера, а те, кто хочет по-другому, но не умеет.

Сергей Медведев: Мужчина должен подавлять в себе эмоцию — это одна из проблем в связи с новой эмоциональностью. Изначально – «ты мальчик, ты не должен плакать, ты должен молчать и терпеть». И накапливается фрустрация, стресс, который проявляется, в том числе, насилием.

Если говорить про традиционный дискурс маскулинности, то это мужчина, который сам решает свои проблемы, ему стыдно пойти к психологу

Дмитрий Стебаков: Есть люди, которые хотят улучшать свое понимание собственных эмоцией и эмоций других людей, они в детстве не были этому обучены. И действительно, можно столкнуться с тем, что в предыдущих поколениях были стереотипы относительно того, каким быть мальчику: не злиться, не плакать, быть выносливым, – в каком-то смысле повлиявшие на становление многих людей в поколениях. Это те люди, у которых сейчас меньше навыков самовыражения, понимания чувств других и того, что происходит с ними.

Сергей Медведев: Но это именно мужская проблема? Ведь женщина на протяжении ХХ века была существом говорящим. За ней общество, культура, литература признавали право на эмоцию, плач, гнев, разговор и так далее. А мужчина должен был молчать и действовать.

Ирина Костерина: Это еще связано с тем, что в России до сих пор сохраняется очень сильный дискурс биологичности по поводу мужчин и женщин. Есть некие представления, что от природы женщины более эмоциональны и склонны к тому, чтобы лучше варить борщ или менять ребенку подгузники. И есть такое представление, что мужчины от природы более сдержаны, менее эмоциональны. У нас развенчивают очень мало гендерных стереотипов про то, что это в меньшей степени про биологию, а в большей степени про социализацию. Наша социализация, конечно, очень сильно разводила, что положено настоящему мальчику, а что положено настоящей девочке. Но именно в нашем проекте, на наших дискуссиях и тренингах мы видим, что мужчины в возрасте 30-минус не разделяют эту конвенцию про эмоциональность.

Сергей Медведев: Более младшее поколение пишет то, что, скажем, в моем поколении люди 40-50-плюс никогда не написали бы. Сейчас все вываливают, говорят: «А вот я хожу к терапевту, а у меня такие-то таблетки».

Дмитрий Стебаков: Если говорить про традиционный дискурс маскулинности, то это мужчина, который сам решает свои проблемы, ему стыдно пойти к психологу. Но в моей практике мужчин примерно столько же, сколько и женщин. Вот эта история про выражение своих чувств, про умение попросить помощь даже в таких вещах, как разрыв отношений, – это что-то совершенно уникальное, с чем мужчины тоже приходят за помощью к психологу. И сейчас это стало гораздо более конвенционально.

Сергей Медведев: Все больше отцов берут отпуск по уходу за ребенком?

Ирина Костерина: Да, исследования показывают, что и в России это так. Правда, процент очень маленький – меньше 1% мужчин уходят в декрет. Но мужчины говорят: если бы это меньше осуждалось, в том числе работодателем, то они соглашались бы или брали отпуск хотя бы частично, как в шведской модели. А там мужчина обязан пойти в декрет: если он не идет, то они не получают декретных денег.

Сергей Медведев: И это действительно как-то психологически меняет состояние мужчины?

Дмитрий Стебаков

Дмитрий Стебаков: Я слышу от людей, что при этом больше эмоциональная связь с детьми и больше возможностей жить менее сфокусированно только на одной части жизни — на работе. Я говорю не о таких формах, когда это превращается в борьбу за власть, а о тех формах, когда для мужчины становится открытием: оказывается, это прикольно!

Сергей Медведев: А сколько примерно детей живут с отцами?

Ирина Костерина: В России суды в большинстве случаев оставляют детей с матерью. Но сейчас в прогрессивных парах все-таки растет тенденция после развода делить детей между собой по договоренности, растет представление о том, что нагрузку нужно распределять более-менее гармонично, чтобы и для себя ее балансировать, и у ребенка было одинаковое отношение к обоим родителям.

Сергей Медведев: Если брать старые патриархальные стереотипы, то изначально есть сильный пол, а есть прекрасный пол. Сильный пол хорош своей силой, и неважно, как он выглядит, а красота – дело прекрасного пола. Но сейчас мы получаем целый феномен метросексуальности и нового ухоженного человека.

Дмитрий Стебаков: Это действительно становится важным. Мужчины ходят на маникюр, заботятся о внешнем виде, много знают об уходе за телом. Но я не сталкивался с тем, чтобы тема красоты выносилась мужчинами на встрече как какое-то проблемное поле или поле решения.

Сергей Медведев: Но это же меняет самоощущение мужчины: ты больше не такой брутальный воин, а уже более изящный городской человек.

Ирина Костерина: Не обязательно изящный, но, по крайней мере, модный. Сейчас в мегаполисах, в среде продвинутой молодежи есть визуальный дресс-код: мы видим, как одеваются мужчины, как они ухаживают за собой.

Сергей Медведев: Это функция материального благосостояния: чем выше уровень дохода, тем большую роль начинает играть у мужчин фактор внешности. Я как-то спрашивал в салоне красоты: а кто ходит на косметические процедуры? И рассказывают, что чем выше статус мужчин и чем богаче салон, тем равномернее количество мужчин и женщин, которые приходят на процедуры, почти поровну.

Ирина Костерина: Ну, если мы подозреваем, что даже Путин в ботоксе, то это, наверное, говорит о том, что мужчины очень озабочены тем, как они выглядят. Внешность – это такая новая машина для мужчины: сама крутая машина уходит, и теперь важен собственный телесный габитус, чтобы демонстрировать свой статус.

Сергей Медведев: Есть ли такая тема, как восстание мужчин против наступления гендерного равноправия, смены гендерных ролей, утраты хозяйского статуса? С теми же сестрами Хачатурян наблюдается консолидация мужского большинства, которое говорит: нет, мужик должен быть мужиком, пусть девушки отвечают.

Ирина Костерина: Такое есть, но я бы назвала это не восстанием, а очень сильным страхом и тревогой, что сейчас радикальные феминистки сделают полный матриархат, загонят нас в какие-то ниши, выделят нам коридор, и мы там будем все такие кастрированные, на поводочке…

Дмитрий Стебаков: Это не только страх, скорее достаточно большой и сложный комплекс реакций. Я лично вижу их только в интернете, в высказываниях. При этом в жизни многие продолжают вести свои гендерные практики, пока мужчина не познакомится с женщиной, к которой не подойдет его привычная форма ухаживания. В таких случаях как минимум возникает реакция: «А почему это? А это у нее с головой не все в порядке, не буду я дальше пытаться развивать отношения». И очень важно, что эта тема звучит.

Сергей Медведев: По-моему, все больше мужчин являются профеминистами. При знакомствах женщина часто сразу определяет: мне нужен мужчина профеминистких взглядов. Это не то что война полов, а как бы все находятся примерно на одной стороне.

Ирина Костерина: В поколении 30-минус называть себя профеменистом — это нормально. Иногда это даже используется для привлечения девушек, ведь это же круто — встречаться с профеминистом, а не с каким-нибудь токсичным мужиком. Поэтому, конечно, многие используют это слово по отношению к себе. Есть другие мужчины, которые говорят: «Я не могу назвать себя феминистом, но я, в принципе, разделяюценности гендерного равенства».

Сергей Медведев: Мужчинами рождаются или становятся в процессе воспитания?

Ирина Костерина: На мой взгляд, становятся. Поставить знак равенства между мужчиной и пенисом — это очень грустно и даже унизительно для мужчин. Если мы возьмем очень разных мужчин, например, Филиппа Киркорова, вьетнамского крестьянина, выращивающего рис, какого-нибудь гея-парикмахера из модного барбершопа и дворника Асламбека, то у нас получатся четыре очень разных, иногда вообще ничем не объединенных истории.

Есть еще и переходные, гибридные формы гендерности, люди с неопределившимся гендером

Сергей Медведев: В русской культуре есть модели идеального мужчины? Была попытка в советском кино: «Москва слезам не верит», герой Баталова – Гоша. Он – рабочая интеллигенция, он и все починит, и все решает сам… И она ему подчиняется: такой вот бунтующий ранний феминистический типаж.

Дмитрий Стебаков: Интересно, почему именно этот образ выстрелил в культуре как образец, ведь он настолько амбивалентный… Да, он все это умеет, он весь такой уверенный, но при этом признать, что женщина может быть выше него по статусу – это для него нервный срыв, который выливается в запой. Не все так гладко с этим персонажем.

Сергей Медведев: Он какой-то картонный. Таких не бывает.

Ирина Костерина: Мы создали проект с этими нашими публичными дискуссиями, потому что все очень хорошо понимают, каким мужчиной не нужно быть сейчас в России, а вот что такое новая норма, не знает никто!

Сергей Медведев: А женская новая норма — более четкая?

Ирина Костерина: Она абсолютно понятная — в свободном выборе образования, карьеры, того, быть или не быть в отношениях, иметь или не иметь детей. Это такая индивидуальная стратегия самореализации, где никто не может тебе ничего запрещать, но при этом ты сама можешь выбрать, как ты хочешь построить свою жизнь. И ни одна из этих ролей не осуждаема!

Сергей Медведев: А мужская сейчас находится в такой текучей современности, текучем модерне, что мужчина не может понять, за что ухватиться.

Ирина Костерина: Да, мужская роль находится в транзиции, уходит от старой нормы… Вот как у Шнура: «Ты права, я — дикий мужчина.//Яйца, табак, перегар и щетина». Мы уходим от этого, уходим от карикатуры. А куда идут мужчины – вот этого будущего представления пока нет.

Дмитрий Стебаков: Важно отметить, что мы говорим о цисгендерных гетеросексуальных мужчинах. Как раз это и является основой того, почему делается этот проект: это какой-то крайний вариант в распределении гендерных ролей и предпочтений. И здесь как раз очень много карикатур, стереотипов, самых разных влияний отовсюду.

Сергей Медведев: Есть еще и переходные, гибридные формы гендерности, люди с неопределившимся гендером. Скажем, в западных прогрессивных системах воспитания детям предлагают: определись, кто ты – мальчик или девочка.

Ирина Костерина: Это же опять история про свободу, а не про принуждение, про то, что биологический дискурс меняется на социальный. Сейчас в этом больше свободы.

Сергей Медведев: Меняются гендерные роли, и вопрос в том, что ты можешь выбирать, кем быть.

Ирина Костерина: Да, очень важен вопрос выбора, возможность выбора из веера возможностей, а не из двух, например. Это, конечно, во многом меняет мужчин, дает гораздо меньше напряжения на плечи. Мне еще кажется важным, что сейчас все больше, особенно в американских сериалах, появляется положительных героев, которые не про эту маскулинность, а про ум: они какие-нибудь успешные айтишники. Это очень успешная маскулинность. Очкарики, которые целыми днями сидят за компьютером, точно не смогут ответить гопникам в подворотне, но при этом они успешные.

Сергей Медведев: Идет какое-то сближение с двух сторон к некому собирательному образу человека вообще.

Дмитрий Стебаков: Похоже на то. И появляется возможность больше слушать: насколько тебе подходят гендерные нормы, которым ты обучен с детства? Ведь очень многие люди рано начинают ощущать свою небинарность. Очень важно, что идея небинарности тоже много где звучит.

Сергей Медведев: А может быть, вообще все идет к тому, что гендер будет отмирать? Естественно, останется пол, половой диморфизм, но гендерные различия – это что-то, что нам принесла многотысячелетняя эра патриархата.

Ирина Костерина: Я не думаю, что гендер будет отмирать, потому что гендерная идентичность для людей — одна из самых базовых и важных. Люди очень много думают, переживают и говорят про это. Мне скорее кажется, что все идет просто к большему разнообразию. Раньше было все черное и белое, а теперь появляется много серого.

Сергей Медведев: Это вопрос выбора и постоянного переопределения своей гендерной роли?

Дмитрий Стебаков: Вопрос определения и, возможно, переопределения.

Ирина Костерина: Или даже смены в течение жизни. Ведь раньше была идея линейности: ты встал на одни лыжи в своей гендерной роли и будешь до конца жизни на них катиться. А сейчас есть возможность что-то поменять.

женщин в центре: жизнь в современном матриархате

Для заказа посетите этот сайт: Cornell University

Cornell University Press, 2002.

Похвала

«Пегги Сандей долгое время выступала противником в дебатах об универсальности мужского доминирования. Этот новаторский феминистский антрополог теперь обосновывает свои аргументы, переопределяя матриархат и раскрывая силу материнских символов через доступную этнографию известного матрилинейного сообщества.” Лила Абу-Лугход. Антропология и женские исследования. Колумбийский университет

«Эта увлекательная, богато задокументированная работа — неоценимый вклад не только в антропологию, но и в лучшее понимание человеческих возможностей. Это развеивает представление о том, что в обществе всегда были и всегда будут доминировать мужчины. Это показывает, что общества, в которых женщины обладают властью, не являются зеркальным отражением патриархата, а являются обществами, в которых и женщины, и мужчины извлекают выгоду из духа мира и согласия.Важность этих результатов невозможно переоценить в мире, где отношения, основанные на доминировании, а не партнерстве, угрожают нам, нашим детям и нашему будущему ». Риана Эйслер, автор книг «Чаша и клинок» и «Сила партнерства»

«Минангкабау Суматры давно привлекает академический и общественный интерес как матрилинейное общество; фактически, самый большой и самый стабильный в мире, согласно Сандею (Университет Пенсильвании). В этой важной и полезной этнографии Сандей предоставляет тщательно наблюдаемые повседневные подробности того, как работает такая система, и рассматривает основы культурных практик Минангкабау при создании мифов и пословиц о происхождении, концепций космологического и деревенского пространства и ключевых ритуалов жизненного цикла.Сандей выдвигает это конкретное прочтение культуры Минангкабау с точки зрения более широкого вопроса матриархата. Ее вклад заключается в ее стойком неприятии дуалистических моделей пола и власти — матриархат как зеркальное отражение патриархата — и в ее чутком отношении к тому, как мужчины поддерживают матрилинейный адат (обычай). Те, кто ищет тщательного изучения феминистских и антропологических теорий гендера и различия, могут быть разочарованы, в то время как те, кто ищет ясного и увлекательного подхода к гендерным вопросам в матрилинейном обществе, будут вознаграждены.Точно так же те, кто интересуется ролью ислама, могут счесть эту часть книги тонкой, но включение постреформенных изменений приветствуется. Представляет интерес для антропологов, студентов-родственников и краеведов; полезно для студенческих коллекций по межкультурным гендерным вопросам ». — S. Ferzacca, Летбриджский университет, CHOICE, 2003.

Выдержка

Корнельский университет, 2002 г.

Женщины, сидящие в центре Деревни Матери, Сунгай Таланг

ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

Было поздно, уже темно, вечером 6 июля 1996 года.По мешкам с свежемолотым рисом, хранившимся в гостиной дома, было очевидно, что нас не ждут. Сидя на заднем сиденье джипа, который привез нас из прибрежного города Паданг, столицы Западной Суматры, я увидел, как Вик схватила метлу и начала подметать, когда она поняла, кто подъезжает к ней.

«Ибу! Ибу! Ибу! » Агоэс закричал, указывая на меня и Сержа от восторга, когда мы вошли в парадную дверь. Его маленькое тело на мгновение замерло, выгнутое, как полоса молнии, глядя на меня в явном изумлении.Снова и снова он кричал своей матери Ибу Вик. «Амак, Ибу Пегги, Ибу Пегги».

Эгги, старшая сестра Агоэса, материализовалась откуда-то из дома с широкой улыбкой на лице. Я нежно обнял ее в манере знакомого приветствия Минанкгабау, вдохнув, когда коснулся ее щекой. Поскольку Агоэс все еще меня немного боялся, я поздоровался с ним более формально. Наклонившись до его уровня, я протянул ладонь. Сначала колеблясь, он остановился ровно настолько, чтобы протянуть свою маленькую руку, сделав ее жесткой, как доска.Мы коснулись ладоней, а затем вернули руки к сердцу. Мне понравилось это приветствие из-за акцента на сердце.

Выражение лиц Агоэса и Эгги выражало то, что я чувствовал по возвращении в Белубус — радость от того, что снова оказался в моем приемном доме; предвкушение того, что произойдет во время этого визита; волнение от перспективы встретиться с семьей. Я мог видеть, как выросли Эгги и Агоэс за девять месяцев моего отсутствия. Эгги было девятилетним девочкой, а Агоэс оставил сцену для малышей позади.

Эгги была названа в честь меня в июле 1987 года в честь ее рождения в доме, в который мы только что приехали, моем доме во время наших визитов в деревню. Полное имя Эгги — Пегги Санди. Эту версию моего имени выбрали Вик, мать Эгги, ее двоюродная бабушка Ибу Идар и ее тетя Ибу Ида. Честь, которую эти женщины оказали Эгги своим именем, превратила меня из антрополога в члена семьи.

В течение многих лет, как до, так и после рождения Эгги, я ежегодно возвращался в Белубус, чтобы узнать как можно больше об обычаях, которые люди минангкабау называют «матриархальными».”Белубус — это деревня с населением около 1100 жителей, расположенная в высокогорье провинции Западная Суматра в Индонезии. Это одна из сотен деревень в центре Минангкабау, связанных общим чувством принадлежности к общему миру, основанная много веков назад на склонах горы Мерапи, впечатляющей вулканической горы, которая величественно возвышается на горизонте, куда бы вы ни отправились.

Статуя Бундо Кандуанг, королевы-матери Минангкабау, Паякумбух, Западная Суматра

Минангкабау — это крупнейшее и наиболее стабильное матрилинейное общество в мире на сегодняшний день.Насчитывая около 4 миллионов человек на Западной Суматре, традиционной родине их культуры, минангкабау являются четвертой по величине этнической группой на архипелаге. Это гордые люди, хорошо известные в Индонезии своим литературным чутьем, демократическими взглядами, деловой хваткой и «матриархальным» укладом. Во время своего первого визита я встретил много людей, которые с гордостью называли свое общество матриархатом, используя голландский термин для обозначения матриархата. Я понял, что этот термин был заимствован от голландских колониальных чиновников, которые использовали его в 19-м и начале 20-го веков для описания Минангкабау.Однако он давно вошел в местный лексикон, поэтому сегодня этот термин действует как этнический ярлык, выделяющий минангкабау среди 300 этнических групп Индонезии.

Эта книга — воспоминания об интеллектуальном и личном путешествии в самое сердце матриархата, каким я познакомился с ним на Западной Суматре в целом и в деревне Эгги в частности. Это сказка об особых отношениях, особых людях и особенном месте. Путешествие началось в 1981 году. В период с 1981 по 1999 год, за исключением пяти лет между 1990 и 1994 годами, я каждый год возвращался на Западную Суматру.Большую часть этих лет я прожил в Белубусе. Я была одна до 1988 года, когда мой муж Серж впервые присоединился ко мне. После этого он сопровождал меня каждый год, и деревня Эгги стала нашим летним домом.

Матриархат Минангкабау заслуживает нашего внимания, потому что он сумел учесть патрилинейное влияние, которое веками приносили короли-иммигранты, торговцы и религиозные прозелитизаторы, стремящиеся обосноваться в богатых золотом и перцем регионах центральной части Минангкабау. В конце 20-го века народ минангкабау осознает угрозу своим «матриархальным обычаям», которую представляет взрыв современности, сделавший Индонезию одной из ведущих развивающихся стран в последней половине 20-го века.Сегодня традиции и современность живут в видимом сосуществовании в городах Западной Суматры. Торговые центры, университеты, банки и книжные магазины находятся на одной улице с традиционными рынками столицы Паданга. Колоритные города высокогорья привлекают туристов со всего мира. Автобусы связывают большинство деревень с городами. Спутниковые тарелки транслируют CNN, азиатский MTV, индонезийские телесериалы, японские и индийские фильмы на телевизоры в деревенских домах и продуктовые лавки. Все эти влияния проникли в Белубус после того, как в начале 1990-х годов в деревне было проведено электричество, а дорога стала проходимой в сезон дождей.Как эти разнообразные влияния приспособлены к деревенской жизни — часть моей истории.

Мое путешествие в самое сердце матриархата Минангкабау говорит о том, что давно пора бросить вызов западному определению матриархата как правления женщин. Это определение привело к печальным последствиям, вызвавшим более чем столетнюю ссору из-за видения, которое могло быть создано только через западные патриархальные взгляды. Со времени первого очерчивания западного определения матриархата в 19 веке его значение определялось по аналогии с «патриархатом» или «отцовским правом», а не со ссылкой на этнографические исследования социальных форм, ориентированных на женщин.Поскольку патриархат развился как кодовое слово для отцовского племенного правления, основанного на библейских источниках, матриархат был определен как его зеркальное отражение, женщина-близнец патриархата.

Вооружившись таким определением, неудивительно, что бесчисленные ученые, которые искали «примитивный матриархат» в течение 20-го века, ничего не нашли. Невозможно найти что-то, что было определено как не существующее с самого начала. Определение ориентированной на женщин социальной формы как зеркального отражения мужской формы — все равно что сказать, что вклад женщины в общество и культуру заслуживает особого ярлыка только в том случае, если женщины действуют как мужчины.Более того, присматриваться к светскому правлению в одной сфере жизни, исключая все другие сферы, значит игнорировать многое из того, что происходит в традиционных человеческих обществах.

Учитывая стремление антропологов смотреть на вещи «с точки зрения туземцев», на протяжении всей моей антропологической карьеры я был разочарован количеством выдающихся коллег, которые поднялись на тарелку, чтобы совершить интеллектуальный поворот в эмпирически пустой социальной форме. Не найдя общества, в котором женщины как класс правили бы как мужчины, основные антропологи провозгласили универсальность мужского доминирования и вычеркнули из своего лексикона слово матриархат.

Исключение матриархата из антропологического канона на том основании, что женщины не правят, скрывает доминирующую роль материнского смысла во многих обществах. Пренебрежение этой ролью, потому что женщины не наводняют сферу мужской политики, несмотря на то, что они играют центральную роль в других отношениях, всегда поражало меня как андроцентричность, граничащую с женоненавистничеством.

Ряд писателей-феминисток в рамках антропологии и за ее пределами не столь близоруки в своем видении. Многие понимают социальные последствия материнских значений и относятся к женскому этосу в социальных отношениях, который подчеркивает любовь, долг и общую приверженность священной традиции.Следуя примеру антропологии, большинство этих авторов избегают употребления термина матриархат, выбирая вместо него такие термины, как гиляния, матрица, матристический, матри-центрированный или матрифокальный, чтобы избежать какой-либо коннотации гинекократии. Что касается отношений между полами в этих случаях, эти ученые говорят о полах как о равноправных, эгалитарных или «связанных», а не «ранжированных», в «партнерских», а не «доминирующих» отношениях. Эта характеристика соответствует минангкабау, поскольку многие из изучавших их антропологи изо всех сил старались указать на это.

Я предпочитаю сохранить термин матриархат из вежливости и уважения к использованию минангкабау. Как антрополог я вижу свою задачу в том, чтобы понять, что означает минангкабау, прежде чем изобретать новый термин. Надеюсь, читатель согласится с моим выводом, что вместо того, чтобы упразднять слово, его нужно обновить. Если бы первоначальное определение было разработано на основе того, что было известно о женских обществах в 19 веке, слово «матриархат» имело бы совсем другую генеалогию в антропологическом использовании.Чтобы начать с нуля, хроника моего путешествия включает в себя этнографический анализ, который мог бы привести к иному концептуализации матриархата.

То, как минангкабау представляют свой мир и думают, что люди должны вести себя в нем, наряду с практиками и ритуалами, которые они разработали для поддержания этого мира, является центральной темой в рассказе, который я рассказываю. Мой опыт того, что женщины занимают центральное место в этом мире в конце 20-го века, — это сцена, с которой я говорю.Основываясь на этом опыте, я предполагаю, что термин матриархат актуален в обществах, где материнские символы связаны с социальными практиками, влияющими на жизнь обоих полов, и женщины играют центральную роль в этих практиках.

По крайней мере, я надеюсь, что эта книга передает уважение к женщинам, которое характеризует культуру минангкабау и пронизывает социальные отношения в таких деревнях, как Белубус. В лучшем случае я надеюсь, что читатель завершит эти страницы пониманием устойчивости «матриархата» Минангкабау в общественной жизни и оценкой мировоззрения, на котором он основан.Если это понимание даст читателю стимул переосмыслить ориентированные на женщин сети значимости в человеческих обществах, включая более патриархальные установки, я достигну своей цели …

Пегги Сэнди (слева) и Пегги Санди (справа), август 1999 г.

6 матриархальных обществ по всему миру

Агентство AnadoluGetty Images

Если вы заглянете достаточно глубоко в историю, то обнаружите, что женщин уважали и почитали за их способность рожать детей.Даже если вы просто откроете греческий эпос, страницы изобилуют богинями и женщинами-воительницами, возведенными в положение поклонения и уважения.

Но с течением времени общества по всему миру начали склоняться к более патриархальной структуре, которая широко распространена в большинстве сообществ в наше время. Тем не менее, все еще существуют выживающие матриархальные общества, в которых женщины в буквальном смысле являются доминирующим управляющим фактором во всех вопросах, социальных, политических и экономических.Узнайте, как эти шесть отдельных сообществ по всему миру и как они отошли от западно-патриархальной архитектуры, которая широко распространена по всему миру.

Реклама — продолжить чтение ниже

1 Мосуо, Китай

Женщины Мосуо — последний выживший матриархат Китая. По данным The Independent, их около 40 000 человек, и они практикуют тибетский буддизм.Родословная прослеживается через женщин в семье. Это общество также является матрилинейным, что означает, что собственность передается по той же женской линии. Женщины мосуо тоже не выходят замуж. Если они выберут партнера, они не будут жить вместе, и мать играет основную роль в воспитании детей.

2 Брибри, Коста-Рика

БриБри — коренное племя, насчитывающее примерно 12–35 000 человек. В этом обществе земля передается от матери к ее детям.Женщины почитаются и поэтому являются единственными людьми, которые могут приготовить священный напиток из какао для своих религиозных ритуалов.

3 Умоджа, Кения

Племя Умоджа — настоящая безлюдная земля, потому что мужчины запрещены. Эта деревня является домом для женщин, подвергшихся сексуальному или гендерному насилию. Деревня Умоджа, что на суахили означает «единство», была основана в 1990 году. В качестве занятий женщины и дети показывают туристам свою деревню и работают, чтобы рассказать другим о своих правах.

4 Минангкабау, Индонезия

Люди минангкабау являются частью крупнейшего выжившего матриархального общества, насчитывающего примерно четыре миллиона человек по состоянию на 2017 год. В этой культуре принято считать, что мать является самым важным человеком в обществе. Женщины правят семейной жизнью. И хотя брак возможен в обществе минангкабау, партнеры должны иметь отдельные спальные помещения.

5 Акан, Гана

Согласно Mental Floss, социальная организация народа акан построена вокруг матриклана.Внутри матриклана решаются вопросы идентичности, наследования, богатства и политики. Судя по названию, учредителями матриклана являются женщины. Однако следует отметить, что в Akan Matriclan мужчины действительно занимают руководящие должности.

6 Хаси, Индия

По состоянию на 2011 год это матриархальное общество насчитывало около 1 миллиона человек. Матери и свекрови — единственные, кому разрешено ухаживать за детьми, а, по данным The Guardian, мужчины даже не имеют права посещать семейные собрания.Более того, когда женщины выходят замуж в племени хаси, их фамилия передается вместо фамилии их мужей.

Сара Мадаус Сара Мадаус — цифровой редактор журнала Town & Country.

Этот контент создается и поддерживается третьей стороной и импортируется на эту страницу, чтобы помочь пользователям указать свои адреса электронной почты. Вы можете найти больше информации об этом и подобном контенте на пианино.io

Реклама — продолжить чтение ниже

Международный женский день: что такое матриархат и где они сейчас? | The Independent

Существует школа мысли, которая считает, что человеческое общество изначально было матриархальным.

Примерно 1,5 миллиона лет назад женщин почитали как жриц и чтили за их способность рожать детей. Археологические свидетельства, такие как древние статуи Венеры, похоже, подтверждают это.

Но где-то около 3000 г. до н.э. баланс изменился, и, как полагают ученые, с тех пор в обществе доминировали мужчины; патриархат родился.

Хотя эта школа мысли, известная как «миф о предыстории матриархата», существует с классической греческой эпохи, она действительно получила распространение в феминистских волнах конца 20-го века.

Ученые и академики рыскали по учебникам истории в поисках историй о королеве-жрице минойского Крита, легенд об амазонских женщинах, германском племени ситонианцев, чамах центрального Вьетнама … везде и всюду в поисках свидетельств матриархата, и, главное, были ли они чему-то подражать.

Но в наши дни слово матриархат неправильно истолковывается. И важно уточнить, что в феминистской мысли идеал гармоничного матриархата, поклоняющегося природе, — это , а не зеркальное отражение патриархата.

По словам Хайде Геттнер-Абендрот, эксперта по матриархату и основателя Международной академии изучения современного матриархата «Святой Дух»: «В матриархате матери находятся в центре культуры, не управляя другими членами общества».

Цель, как она объясняет журналу Dame , «состоит не в том, чтобы иметь власть над другими и над природой, а в том, чтобы следовать материнским ценностям, то есть поддерживать естественную, социальную и культурную жизнь на основе взаимного уважения».

Итак, патриархат: власть над другими. Матриархат: власть изнутри.

Мы также не говорим о Чудо-Женщине и ее скрытом острове амазонских воинов. Другими словами, матриархат на самом деле не в том, что женщины правят мужчинами.

Кэтрин Эдселл — руководитель экспедиции и основательница Matriarch Adventures, которая выводит женщин в пустыню, чтобы понаблюдать за слонами: «абсолютный матриархат».

Эдселл объясняет, что ее всегда привлекала идея матриархальных обществ, «идея женщин, ведущих более эгалитарный образ жизни, с прочными связями в обществе и здоровой бартерной системой, которая является скорее поддерживающей, чем исключительной; скорее мудрый, чем просто сильный ».

Она подчеркивает: «Я не рассматриваю это как общество, которое угнетает мужчин; в большей степени общество, которое ценит инстинкт не меньше интеллекта, восприимчивость и напористость, сотрудничество и индивидуализм, и сочувствие, и объективность ».

Слоны, по ее словам, являются «знаковыми матриархами»: «В мире слонов успешные матриархи не являются самозваными лидерами своей семьи; они лидеры, потому что их уважает семья, и их уважают, потому что годами они доказали, что им можно доверять в принятии мудрых решений.»

« С годами пожилые женщины становятся «хранилищами» социальных и экологических знаний. Итак, природные лидерские качества и многолетний опыт в сочетании — задатки мудрого матриарха ».

Эдселл считает, что это «хороший пример того, как мудрость, харизма и опыт считаются благородными качествами — возможно, нам следует искать это в наших лидерах, мужчинах или женщинах».

В наши дни Мерриам-Вебстер определяет матриархат и как группу или государство, управляемое женщинами, и как систему социальной организации, в которой наследование ведется по женской линии.

Эти общества более известны как матрилинейные общества, где исследования фиксируют значительно меньше преступлений, насилия и разводов, чем в традиционно патриархальных обществах, и значительно больше секса.

Достаточно взглянуть на двух наших ближайших генетических родственников: бонобо и шимпанзе. Как точно резюмирует Карен Джой Фаулер в своем отмеченном наградами романе « Мы все совершенно разные, », бонобо и шимпанзе — идеальная аллегория матриархата и патриархата.

Международный женский день: почему мы его отмечаем

Шимпанзе — это хрестоматийный пример общества животных, в котором доминируют мужчины. Мужчина с самым низким статусом занимает более высокое место, чем женщина с самым высоким статусом. Крайнее насилие и детоубийство — обычное дело, в то время как самки шимпанзе не имеют права голоса в отношении своих сексуальных партнеров.

С другой стороны, бонобо, находящиеся под серьезной угрозой исчезновения, которые встречаются только в Демократической Республике Конго, почти идентичны генетически, но в социальном плане они не могут быть более разными.Преобладает сестринская солидарность, мирное эгалитарное шоу принадлежит женщинам. Приматы также известны тем, что используют секс для решения любой проблемы, в любой ситуации и, что особенно важно, независимо от пола.

Эти два приматы, такие генетически похожие и в то же время столь разительно разные, возможно, дают представление о направлении, в котором могла бы развиваться социальная эволюция человека.

Но думает ли Эдселл, что у концепции матриархата есть будущее в обществе? «Жить совместно, как многие женщины во всем мире, даже если они не являются« матриархальными обществами »как таковыми, — это очень заботливый и поддерживающий образ жизни.”

И даже по сей день матриархальные общества существуют по всему миру. Ниже приведены пять очень разных примеров женской и матрилинейной культур со всего мира.

Мосуо, Китай

Каждой семьей Мосуо управляет фигура матери ахми

(Гетти)

В предгорьях Гималайских гор, у озера Лугу на юго-западе Китая, существует « земля, где правят женщины », или« царство женщин »: Мосуо.

Официально китайское правительство классифицирует их как этническое меньшинство, известное как нахи, но на самом деле мосуо являются уникальными в культурном отношении.

Для 40 000 или около того группы, называющей себя На, политика Китая «один ребенок» не имела никакого значения. Действительно, они практикуют матриархат на протяжении тысячелетий.

Каждым большим домом управляет ах ми , матриарх, а собственность и родословная передаются по женской линии.

Обычно женщины занимаются бизнесом, а мужчины — животными.Дети принадлежат своим матерям; действительно, младенцы часто не знают, кто их отец, и для этого нет никакого клейма.

Отчасти это связано с так называемым «ходячим браком» — мужчины Мосуо остаются со своими матерями, а ночью женщины выбирают партнера, идя к его дому. Пары традиционно не жили вместе; фактически, в языке нет слов, обозначающих «муж» или «отец».

Женщины берут любовников из разных племен, наслаждаясь относительно уникальной сексуальной активностью и свободой от суждений — за одним исключением.

Многие посетители неправильно понимают эти культурные обычаи и полагают, что женщины Мосуо предлагают бесплатный секс. Туризм процветает в этом районе, и озеро Лугу теперь может похвастаться кварталом красных фонарей.

Минангкабау, Индонезия

Минганские женщины в Индонезии управляют землей и выбирают себе вождей

(Гетти)

Высокогорья Западной Суматры являются домом для самого большого известного матрилинейного общества: Минангкабау. Фактически, население составляет около 4 человек.2 миллиона.

Согласно легенде, король Махараджо Дираджо, основавший королевство Кото Бату, умер в 1300-х годах, оставив трех маленьких сыновей от трех жен. Его первая жена, Пути Индо Халито, как говорят, взяла на себя ответственность за королевство, заложив основу для общества, возглавляемого женщинами.

И земля, и фамилия передаются от матери к дочери, в то время как мужчины берут на себя религиозные и политические роли, хотя некоторые женщины также входят в эти сферы.

Однако, хотя мужчины могут брать на себя роль лидера, на самом деле именно женщины выбирают вождя и могут сместить его в случае необходимости.

Но матриархальная культура минангкабау частично сформирована ее диаспорой; мужчины обычно уезжают из страны на длительные периоды времени на работу, оставляя женщин заботиться о земле и имуществе.

Минангцы утверждают, что: «Мужчины могут жить где угодно, и поэтому им не нужен дом, как женщинам».

Алапин-Виллидж, Алабама

Лесбийский рай, хиппи-коммуна, ничейная земля … у сотни или около того оставшихся колоний только для женщин в Америке есть много эпитетов, но официальное название (и написание) это Womyn’s Lands.

Эти общины в основном ведут свои маршруты к оригинальной «Пагоде у моря», основанной в Сент-Огастине, Флорида, в 1977 году.

Группа женщин, созданная в 1970-х годах в рамках прав геев и освободительных движений женщин, пробилась в Флорида жить вместе на пляже, куда не допускаются мужчины. В течение 15 лет пагоду посещали сотни женщин, но лишь небольшое ядро ​​из 12 коттеджей.

В 1990-х годах некоторые из этих женщин, в том числе Эмили Грин, переехали на вершину горы в сельской Алабаме.Они сформировали лагерь под названием Алапинская деревня, который существует до сих пор.

Согласно их веб-сайту, деревня «является домом для разнообразной группы женщин, которые отмечают многие духовные пути, проводят различные мероприятия на свежем воздухе, наслаждаются вегетарианской и безглютеновой диетой, а также всеядны».

В наши дни около 17 женщин среднего возраста живут и обрабатывают землю вместе в экологически дружественном, общинном и строго свободном от мужчин лесбийском сообществе.

Брибри, Коста-Рика

Брибри — коренной народ, проживающий в провинции Лимон в Коста-Рике и на севере Панамы.

По оценкам переписи населения, численность этого племени может составлять от 12 000 до 35 000 человек, но влияние колониализма и западного туризма привело к тому, что многие остались без гражданских прав и без работы.

Только матриархам Брибри разрешается готовить священный напиток из какао

(AFP / Getty)

Их общество действует по материнской линии; женщины передают землю своим детям, а традиции и племенное происхождение — своим внукам. Каждый Брибри принадлежит к «клану», который определяется их матерью.

Только женщинам разрешается готовить традиционный напиток из какао, используемый в священных ритуалах, что дает им определенное духовное превосходство. Легенда Брибри гласит, что дерево какао когда-то было женщиной, которую боги превратили в дерево.

Ноэми Бланко Салазар, матриарх Брибри из Амубри, Коста-Рика, сказала Кортни Паркер, что женщины «являются наследниками жизни».

«Мы должны с достоинством принять эту миссию, которую Сибу (бог Брибри) с гордостью возложил на нее. Мы должны стремиться создавать ценные способы существования для общества.Энергия Матери-Земли — это сила, которая растет в нашем духе ».

«Умоджа», Кения

«Умоджа» — необычный пример матриархата, при котором мужчины фактически запрещены. Буквально ничейная земля, деревня на лугах Самбуру на севере Кении, является домом для переживших сексуальное насилие и гендерное насилие. Он окружен колючим забором, чтобы не пускать посетителей мужского пола.

Матриарх Умоджи, Ребекка Лолосоли, основала деревню в 1990 году с 15 жертвами изнасилования, совершенного британскими солдатами.Сама Лолосоли оправлялась от нападения группы мужчин в наказание за распространение прав женщин в своей деревне.

Умоджа, что на суахили означает «единство», с тех пор стала убежищем для женщин племени самбуру. Они происходят из изолированных и глубоко патриархальных деревень в долине Рифт, спасаясь от принудительных браков, КОЖПО, домашнего насилия и сексуальных посягательств.

Они учатся ремеслам, продают ремесла, учат детей и показывают туристам культурный центр. Они также работают в соседних деревнях, чтобы информировать женщин об их правах.

По состоянию на 2015 год в Умодже проживало 47 женщин и 200 детей.

Миф о предыстории матриархата

ГЛАВА ОДИН

Миф о предыстории матриархата
Почему выдуманное прошлое не дает женщинам будущего
Автор: CYNTHIA ELLER,
. Маяк Пресс

Прочитать обзор

---

Встреча с матриархатом

Однажды, просматривая феминистский журнал On the Issues , я наткнулась на рекламу футболки: «Я пережила пять тысяч лет патриархальных иерархий», — гласила она (см. Рис.1.1). Тот самый день рождения патриархата, пять тысяч лет назад, несколько раз упоминался на лекции, которую я посетил в 1992 году в Нью-Йорке. Я очень часто слышал это число в конце 1980-х — начале 1990-х годов; Я изучала феминистское духовное движение, и пять тысяч — это самый обычный возраст, который духовные феминистки приписывают «патриархату». Возможно, мне не стоило удивляться, услышав это снова. Но я был: оратором была Глория Стайнем, и я не считал ее сторонницей этой теории.

Как я позже узнал, Стейнем размышляла о происхождении патриархата еще в 1972 году, когда она рассказала читателям Wonder Женщина эта история:

Когда-то многие культуры этого мира были частью гинократической эпохи. Отцовство еще не было обнаружено, и об этом думали…. что женщины приносили плоды, как деревья, когда они были спелыми. Роды были загадочными. Это было жизненно важно. И этому позавидовали. Женщинам поклонялись из-за этого, они считались высшими из-за этого … Мужчины были на периферии — взаимозаменяемая группа работников и поклонников женского центра, принципа. жизни.

Открытие отцовства, сексуальной причины и следствия деторождения было таким же катастрофическим для общества, как, скажем, открытие огня или разрушение атома.Постепенно идея о том, что дети должны владеть мужчинами …

Гинократия также страдала от периодических вторжений кочевых племен … Конфликт между охотниками и земледельцами на самом деле был конфликтом между культурами, в которых доминируют мужчины, и культурами, в которых доминируют женщины.

…. женщины постепенно утратили свободу, загадочность и свое превосходство. Пять тысяч или более лет гинократическая эпоха процветала в мире и продуктивности. Постепенно, на разных этапах и в разных частях мира социальный порядок мучительно ухудшался. наоборот. Женщины превратились в низший класс, отмеченный своими видимыми различиями.

В 1972 году Стейнем была голосом в пустыне, рассказывая о прошлой гинократической эпохе; только горстка феминисток подняла эту тему.Вторая волна феминизма была тогда молодой, но для большинства феминисток патриархат был старым, невообразимо старым.

Кто-то скажет, что он слишком старый. Патриархат сейчас помолодел благодаря растущему феминистскому восприятию идеи о том, что человеческое общество было матриархальным — или, по крайней мере, «женским центром» и поклонением богине — от эра палеолита, 1,5–2 миллиона лет назад, примерно до 3000 г. до н.э. Версий этой истории почти столько же, сколько рассказчиков, но вот основные ее контуры:

* До появления письменных источников общество было сосредоточено вокруг женщин.Женщины почитались за их таинственные животворные силы, почитались как воплощения и жрицы великой богини. Они вырастили своих детей, чтобы они продолжали свою линию, создали как искусство, так и технологии, и принимали важные решения для своих сообществ.

* Затем произошла великая трансформация — будь то внезапный катаклизм или долгая, затяжная морская перемена, — и с тех пор в обществе доминировали люди.Это культура и образ мышления, которые мы называем «патриархатом» и в которых мы живем сегодня.

* То, что ждет нас в будущем, не определено и действительно в наибольшей степени зависит от действий, которые мы предпринимаем сейчас: особенно, когда мы узнаем нашу истинную историю. Но всепроникающая надежда заключается в том, что будущее принесет время мира, экологического равновесия, и гармония между полами, когда женщины либо восстанавливают свое прошлое господство, либо, наконец, создают поистине эгалитарное общество под эгидой богини.

Не все, кто обсуждает эту теорию, считают, что история социальной жизни человека на Земле происходила именно так. Существуют существенные разногласия. Но история широко ходит. Это сказка, которую рассказывают в классах воскресной школы, в академической школе. на конференциях, на неоязыческих фестивалях, на сетевом телевидении, на встречах феминистских политических действий и на страницах всего, от популистских феминистских работ до детских книг и археологических фолиантов.Для тех, у кого Уши, чтобы услышать это, шум, который издает теория матриархальной предыстории по мере того, как мы вступаем в новое тысячелетие, оглушает.

Мое первое знакомство с теорией о том, что доисторические времена были матриархальными, произошло в 1979 году на уроке под названием «Минойская и микенская Греция». Находясь в Кноссе, наш профессор — археолог из Американской школы классических исследований в Афины — отмечалось, что артефакты на острове Крит указывают на то, что минойское общество является матриархальным.Я не помню много того, что он говорил в защиту этого утверждения или что он имел в виду под «матриархатом». Все это омрачено в моей памяти реакцией других членов класса на заявление профессора: они засмеялись. Некоторые нервно, некоторые насмешливо. Один или два выразили сомнение. Генерал чувство было примерно таким: «Как будто женщины когда-либо могли бы управлять вещами, могли бы когда-либо управлять вещами … а если бы они это делали, то мужчинам, несомненно, пришлось бы положить этому конец!» И, как радостно отметили мои одноклассники, мужчины положили этому конец, поскольку, по их словам, исторически известно, что цивилизация минойского Крита была вытеснена явно патриархальными микенцами.

Нас там было всего дюжина или около того, в возрасте от подростков до сорока — греки, турки, американские эмигранты, — примерно поровну разделенных между женщинами и мужчинами. Реакция мужчин держалась в центре внимания (как и реакция мужчин в колледжах в 1979 г.). Я не знаю, что думали другие женщины в классе; они либо смеялись вместе с мужчинами, либо ничего не говорили. Я чувствовал всю обсуждение сводилось к жестокому поддразниванию разнообразия игровых площадок, и я был раздражен профессором за то, что он поднял его, а затем позволил ему выродиться из археологических наблюдений в дешевую шутку.Я оставил это взаимодействие думая: «Матриархат? И что?» Если доисторический матриархат мог достать мне только много хихиканья, кому они были нужны?

Так умыв руки с теорией доисторического матриархата, я не сталкивался с ней снова до начала 1980-х, когда я учился в аспирантуре и занимался исследованием феминистского поклонения богине. я слышала эта теория постоянно исходила от всех, с кем я беседовала, и практически в каждой прочитанной мной книге, написанной в рамках движения феминистской духовности.Этот матриархат был не критской особенностью, а всемирным явлением, которое простирается назад через доисторические времена до самых истоков человеческого рода. Эти «матриархаты», часто называемые другими именами, были не грубым обращением патриархальной власти, а образцом мира, изобилия, гармония с природой и, что немаловажно, эгалитаризм полов.

Здесь был ответ на мой поздний подростковый вопрос: «Матриархат? Ну и что?» — основательно аргументированный и страстно прочувствованный ответ.Отнюдь не означает ничего, существование доисторических матриархат значил все для женщин, с которыми я познакомился благодаря изучению феминистской духовности. И в разговоре, и в литературе я слышал евангельский тон обращенных: теория доисторического матриархата давала им люди понимание того, как мы пришли к этому моменту в истории человечества и на что мы можем надеяться в будущем. Он лежал в основе их политики, их ритуалов, их теалогии (или понимания богини) и, действительно, все их мировоззрение.

Как изучающий религию, я был очарован этой теорией с ее способностью объяснять историю, устанавливать феминистскую и экологическую этическую повестку дня и невероятно изменять жизни. Конечно я знал теоретически что это именно то, что делают мифы — и этот рассказ о матриархальной утопии и патриархальном захвате, несомненно, был мифом, по крайней мере, в научном смысле: это была история, рассказываемая неоднократно и благоговейно, объясняющая вещи (а именно, происхождение сексизма), которые иначе считались бы до боли необъяснимыми.Но увидеть, как миф развивается и укрепляется на моих глазах — и, что более важно, в моей группе сверстников — было откровением. мне. Это был миф, который, хотя и был создан недавно, обладал огромной психологической и духовной силой.

Мое феноменологическое увлечение тем, что я стал называть «мифом о предыстории матриархата», было искренним и временами доминировало в моем мышлении. Но это сопровождалось другими, множественными увлечениями.Начнем с того, что как только память о насмешливом смехе в Кноссе исчезла, меня заинтриговала идея женского правления или женской «центрированности» в обществе. Это был поворот, в котором был сладкий вкус силы и месть. Более того, это позволило мне представить себя и других женщин людьми, чей биологический пол не сразу сделал идею их лидерства, творческих способностей или автономии смешной или подозрительной. Это обеспечило словарь для сновидений об утопии и разрешение утверждать, что это не просто фантазия, а мечта, уходящая корнями в древнюю реальность.

Другими словами, я без труда оценил привлекательность мифа. За исключением одной маленькой проблемы — и одной гораздо более серьезной — я мог бы сейчас писать книгу под названием « Матриархальная предыстория: наша славная» Прошлое и наши надежды на будущее . Но если я был заинтригован новизной и силой мифа, а также его смелым изменением пола, то, по крайней мере, столь же впечатлен тем фактом, что все воспринимали его всерьез как историю. Проделывать дыры в «доказательствах» ибо этот миф заключался в том, чтобы опираться на клише, как стрелять в рыбу в бочке.После долгого дня исследований в библиотеке я мог пойти с друзьями и развлечь их последним аргументом, который я читал в защиту матриархата. предыстория, полностью составленная, как я указал, из в высшей степени идеологического прочтения пары доисторических артефактов, сопровождаемых какой-то сомнительной антропологией, возможно, небольшой астрологией и глупой предпосылкой … или два или три.

Когда в конце 1980-х — начале 1990-х годов я снова взялся за свое исследование феминистской духовности, я познакомился со многими женщинами, участвовавшими в движении, и я в значительной степени сочувствовал их борьбе за созидание. религия, более дружественная к женщинам.Но меня продолжала шокировать явная легковерность, которую они продемонстрировали по отношению к своей весьма сомнительной версии того, что происходило в доисторические времена Запада. Имеющиеся у нас доказательства относительно Гендерные отношения в доисторической эпохе отрывочны и неоднозначны и всегда подлежат интерпретации предвзятыми людьми. Но даже с этими ограничениями, какие доказательства и имеют доисторические времена, не могут подтвердить вес, возложенный на это матриархальным тезисом.Теоретически доисторическая эпоха могла быть матриархальной, но, вероятно, это не так, и ничто из предложенных в поддержку матриархального тезиса не является особенно убедительным.

Однако миф не обязательно должен быть правдой — или даже считаться правдой — чтобы быть могущественным, чтобы иметь значение для того, как люди думают и живут, и что люди ценят. Но даже когда я пытался отложить в сторону вопрос об историчности мифа, мне он оставался неудобным.Это произвело на меня магнитное притяжение, но еще более сильное магнитное отталкивание. В конце концов мне пришлось признать, что что-то За моими постоянными спорами об историчности мифа стояло нечто большее, чем возвышенное представление об интеллектуальной честности и целостности исторического метода. Конечно, есть и другие мифы, которых я никогда не слышал. чувствовали себя побужденными к спору: цветы белого лотоса расцвели по следам новорожденного Шакьямуни? Моисей сошел с горы Синай с Десятью заповедями, вырезанными на двух каменных скрижалях? Лично я сомневаюсь, что либо всего этого произошло, но я никогда не стал бы тратить зря, споря об этом с верующими.Утверждения об истине кажутся мне несущественными: важно то, почему рассказывается история, как она используется и кем.

Я внимательно наблюдал за мифом о предыстории матриархата в течение пятнадцати лет и наблюдал, как он переместился из своего несколько узкого дома в движение феминистской духовности в феминистский и культурный мейнстрим. Но я не мог радоваться растущему признанию мифа.Мое раздражение историческими заявлениями сторонников мифа маскирует более глубокое недовольство предположения мифа. В миф о предыстории матриархата встроена теория пола и гендера, и она не является ни оригинальной, ни революционной. Женщины определяются довольно узко как те, кто рожает и воспитывать, которые идентифицируют себя с точки зрения своих отношений и которые тесно связаны с телом, природой и полом — обычно по неизбежным причинам их биологического состава.Этот образ женщины радикально переоценена в феминистском матриархальном мифе, так что это не знак стыда или подчинения, а знак гордости и власти. Но это изображение, тем не менее, довольно условно, и, по крайней мере, до сих пор, оно отлично работало. работа по служению патриархальным интересам.

Действительно, миф о предыстории матриархата — это не феминистское творение, несмотря на агрессивный феминистский подход, который он носил в течение последних двадцати пяти лет.Поскольку миф был возрожден из классических В греческих источниках 1861 года, написанных Иоганном Якобом Бахофеном, у него были — в лучшем случае — очень неоднозначные результаты в том, что касается феминизма. Большинство мужчин, отстаивавших миф о предыстории матриархата в течение первого века (и в основном это были мужчины) рассматривали патриархат как эволюционный прорыв по сравнению с доисторическими матриархатами, несмотря на некоторую сохраняющуюся ностальгию по равенству женщин или благотворному правлению.Феминистки последних половина двадцатого века — не первые люди, которые находят в мифе о предыстории матриархата манифест феминистских социальных изменений, но это не было доминирующим значением, придаваемым мифу о предыстории матриархата, только самые свежие.

Хотя в матриархальном мифе нет ничего феминистского по своей сути, это не причина дисквалифицировать его в феминистских целях.Если миф теперь функционирует по-феминистски, его антифеминистское прошлое может стать просто любопытная историческая сноска. И сейчас выполняет функцию по-феминистски, по крайней мере, на психологическом уровне: этому есть множество свидетельств. Многие женщины — и некоторые мужчины тоже — испытали эту историю о нашем матриархальном прошлом как глубоко расширяющем возможности и как прочный фундамент, на котором можно призывать к лучшему будущему для всех нас и верить в него.

Зачем же тогда тратить время и силы на критику этого мифа, особенно если это означает риск раскола феминистских рядов, которые и так уже достаточно тонкие? Проще говоря, это тоже мое феминистское движение, и когда я вижу, что он идет по дороге, которая, сколь бы привлекательной она ни казалась мне неправильной, я чувствую себя обязанной высказаться. Какие бы положительные эффекты ни оказал этот миф на отдельных женщин, их необходимо уравновешивать. исторические и археологические свидетельства, которые миф игнорирует или неверно истолковывает, а сексистские предположения он оставляет без внимания.Миф о матриархальных доисторических позах как «задокументированный факт», как «датировать наиболее правдоподобное с научной точки зрения описание доступной информации ». Эти утверждения могут быть — и будут здесь — доказаны как ложные. правдивость оставляет феминисток открытыми для обвинений в бессмысленности и неуместности, которые мы не можем позволить себе судить. А гендерные стереотипы, на которых зиждется матриархальный миф, упорно работают, чтобы сгладить различия между женщины; преувеличивать различия между мужчинами и женщинами; и передать женщинам идентичность, которая является символической, вневременной и архетипической, вместо того, чтобы дать им свободу создавать идентичности, соответствующие их индивидуальному темпераменту, навыки, предпочтения, моральные и политические обязательства.

В ходе моей критики феминистского матриархального мифа я не собираюсь предлагать альтернативный отчет о том, что происходило между мужчинами и женщинами в доисторические времена, или определять, является ли патриархат человеческое универсальное или недавнее историческое явление. Это вопросы, от которых трудно уйти — феминистский матриархальный миф был создан в основном в ответ на них — и они являются интригующими для размышлений.Но истории, которые мы рассказываем, и собираемые нами доказательства происхождения сексизма носят в основном академический характер. Они не могут сказать нам, можем ли мы положить конец сексизму и как это сделать. Как я утверждаю в конце этой книги, это моральные и политические вопросы; не научные или исторические.

Враги феминизма давно ставят вопросы патриархата и сексизма в псевдонаучных и исторических терминах.Присоединяться к ним в этой игре не в интересах феминисток, особенно когда это так (относительно). легко нарушить основные правила. Мы достаточно знаем о биологических половых различиях, чтобы понимать, что они не столь разительны и не столь единообразны, чтобы мы либо нуждались, либо должны принимать наши политические решения в отношении них. И мы знаем, что культуры во всем мире продемонстрировали огромную вариативность в построении и регулировании гендера, что указывает на то, что у нас есть значительная свобода в выборе того, что гендер будет значить для нас.Несомненно, недавняя история, как технологическая, так и социальная, доказывает, что инновации возможны: мы не всегда обречены искать свое будущее в прошлом. Открытие — или, точнее говоря, изобретение — доисторических Возрасты, в которых женщины и мужчины жили в гармонии и равенстве, — это бремя, которое феминисткам не нужно и не должно нести. Цепление за устаревшие представления о гендере и пропаганда явно вымышленного прошлого могут только навредить нам. в долгосрочной перспективе, поскольку мы работаем над созданием будущего, которое помогает процветать всем женщинам, детям и мужчинам.

Несмотря на огромные недостатки, миф о предыстории матриархата продолжает процветать. Любая адекватная критика этого мифа должна быть основана на его правильном понимании: кто его продвигает и что они от этого выиграют; как она развивалась и где и как распространяется; и что именно эта история утверждает о нашем прошлом и нашем будущем.Этой описательной задаче посвящены следующие две главы.

(C) 2000 Cynthia Eller Все права защищены. ISBN: 0-8070-6792-X

поддерживает кандидатов из числа работающих женщин | Matriarch

Сейчас, как никогда, нам нужны сильные, прогрессивные работающие женщины во главе правительства.Более половины членов Конгресса — миллионеры, только 23,7 процента — женщины, только 22 процента — цветные и всего 8,7 процента — цветные женщины. Неудивительно, что политика, проводимая Вашингтоном, больше всего приносит пользу богатым людям.

Домашние работники. Учителя. Помощники по домашнему здоровью. Работники общепита. Никто лучше не знает, каково работать менее чем за 15 долларов в час. Что означает отсутствие медицинской помощи. Какой вкус, когда вода из-под крана становится коричневой?Никто лучше не знает, какова человеческая цена насилия с применением огнестрельного оружия, жестокости полиции и разлучения семей.

Слишком долго организации, ориентированные на истеблишмент, решали, поддерживать ли кандидата, основываясь на предварительных цифрах сбора средств кандидатами. Используя банковские счета для измерения жизнеспособности, эти организации часто предоставляют критически важное финансирование на раннем этапе независимо богатым кандидатам и кандидатам, имеющим доступ к финансовым ресурсам. Эти организации оказались в ловушке цикла, когда богатство определяет жизнеспособность, а жизнеспособность ведет к увеличению финансирования.

Многие организации, поддерживающие кандидатов, устанавливают ранние и необоснованные маркеры сбора средств, чтобы определить жизнеспособность кандидата — независимо от того, связан ли кандидат с их сообществом, имеет ли он идеи, которые помогут обычным людям, или пользуется ли он поддержкой широких масс.

Для кандидатов из рабочего класса часто немыслимо собрать огромные суммы денег за короткий промежуток времени, одновременно работая на одной или нескольких должностях. А для работающих женщин, которые часто несут на себе бремя домашних обязанностей и ухода за детьми, найти время для проведения кампании практически невозможно.Это кандидаты, которые нуждаются и заслуживают ранней помощи и поддержки инфраструктуры, потому что они лично связаны с проблемами, за которые они борются.

Вот где появляется матриархат.

Матриархат в современном обществе — Современные матриархальные общества

Mosuo

Getty Images

Мосуо в Китае (живущие в предгорьях Гималайских гор) — один из самых известных примеров матрилинейного общества, где наследование передается по женской линии, а женщины имеют выбор партнеров.Фактически, они практикуют так называемый «ходячий брак», который, по сути, представляет собой практику, когда женщины выбирают своего партнера, идя к нему домой, — и многие женщины имеют несколько партнеров / браков. Дети берут фамилию матери и живут со своими матерями, в то время как мужчины могут участвовать или не участвовать в воспитании детей. Они часто живут в больших семьях в больших семьях, где все деловые решения принимают женщины. Мужчины часто играют роль политиков, но самым уважаемым человеком в любом доме является бабушка.(Чтобы получить больше информации, посмотрите этот короткий документальный фильм.)

Забавный факт: в их языке нет слов, обозначающих «отец» или «муж».

Минангкабау

Getty Images

Также известная как Минанг, эта группа находится в Индонезии и является женской по материнской линии в том смысле, что собственность, земля и наследство передаются от матери к дочери. Низкая наследственность — например, доход — передается от отца к сыну. В прошлом это удерживало женщин у власти, но теперь «низкий доход» становится прецедентом и вносит небольшие изменения в их модернизирующееся общество.Однако происхождение по-прежнему прослеживается по линии матери, и мать является главой семьи. Женихов традиционно «дарят» невесте члены его семьи женского пола, которые сопровождают его до дома невесты. Власть и власть обычно делятся между мужчинами и женщинами, причем женщины правят «домашней» сферой, а мужчины — политическими и духовными ролями. Оба пола считают, что это дает каждому равное положение. В то время как глава клана — мужчина, женщины выбирают вождя и имеют право сместить его, если он потерпит неудачу в качестве лидера.

Акан

Getty Images

Общество акан — это полиэтническая группа в Гане, где все сосредоточено вокруг матриклана, кланов, основанных женщинами. Мужчины часто являются лидерами клана, но их власть исходит от материнской линии, то есть власть передается по наследству от матерей и сестер мужчины. Мужчины содержат не только свои семьи, но и семьи своих родственниц. Женщины проводят множество обрядов и церемоний, таких как похороны, и обычно являются лидерами в сфере еды и домашнего хозяйства.

Брибри

Getty Images

Брибри, расположенная в Коста-Рике и на севере Панамы, представляет собой матрилинейную линию, по которой женщины наследуют землю и создают большие семьи. Дети входят в материнский клан, а бабушки считаются арбитрами традиций и знаний. Хотя мужчины берут на себя важные роли, им не разрешается «передавать» эти знания или работу своим сыновьям, а только сыновьям своих родственниц.Женщинам дается право и ритуал приготовления какао, используемого в священных ритуалах брибри, что придает им первостепенное значение в любом клане.

Гаро

Getty Images

Гарос, коренная группа в Индии и Бангладеш, получает клановые титулы от своих матерей, а самые младшие дочери наследуют собственность от своей матери. В то время как общество является матрилинейным, мужчины обладают властью и имеют право управлять.

Туарег

Getty Images

Туареги — это берберы, ведущие кочевой образ жизни в пустыне Сахары. В обществе женщины имеют высокий статус, а племена организованы в конфедерации, где многие женщины владеют навыками чтения и письма, а мужчины пасут скот. Однако домашний скот и другое движимое имущество в основном принадлежат женщинам, тогда как личная собственность принадлежит и наследуется независимо от пола.Туареги являются мусульманами, но также находятся под влиянием своих ранее существовавших верований, в том числе матрилинейных обычаев.

Подпишитесь на Мари Клэр в Instagram, чтобы быть в курсе последних новостей о знаменитостях, красивых картинок, забавных вещей и инсайдерской POV.

Этот контент создается и поддерживается третьей стороной и импортируется на эту страницу, чтобы помочь пользователям указать свои адреса электронной почты. Вы можете найти больше информации об этом и подобном контенте на сайте piano.io.

Коренной феминизм — наша культура

(Фото iStock / Jerry Sodorff)

Слова «Коренный феминизм» могут быть активными в сообществах коренных народов.Я читал статьи в Navajo Times, в которых говорилось, что «феминизм против нашей культуры», и когда я провожу семинары по этой теме, аудитория часто занимает оборонительную позицию и отталкивает фразу. Я понял. Я съежился в первый раз, когда услышал эту фразу, когда представил себе сильных матриархов Дине, таких как Хуанита или моя собственная бабушка, превращающихся в бессильных, простых «каренов», таких как фотографии «до и после» в индийской школе Карлайла.

Мы склонны ассоциировать это с мейнстримным феминизмом, отрешенным белым мировоззрением, которое обесценивает репродуктивную работу — «женскую работу» — и усиливает превосходство белых и капитализм.Но те из нас, женщин из числа коренных народов, которым выпала честь быть воспитанными нашими бабушками и матриархами, знают, что создание дома и уход за ним имеют первостепенное священное значение. И как мы можем быть частью движения, которое этого не ценит или даже не понимает?

Деколонизация и радикальное будущее коренных народов Эта серия, представленная в сотрудничестве между NDN Collective и SSIR , исследует множество способов, которыми коренные народы работают для успешного решения проблем, которые приносят пользу их сообществам и, в конечном итоге, всем нам.СЛЕДУЙТЕ ЭТОЙ СЕРИИ Вы будете получать уведомления по электронной почте, когда в этой серии появится новый контент.

Коренной феминизм может изменить наш мир, если ему представится шанс. Конкретные слова не имеют значения, и если другие предпочитают называть себя «матриархом» или «матриархом-наставником» или словом на языке коренных народов, которое значит для них больше, я говорю: дерзайте. Моя цель — не обсуждать слова или заставлять всех использовать одни и те же, а настаивать на том, что коренной феминизм, как и все решения проблем в Индийской стране, связан с деколонизацией.Речь идет о признании, названии и отказе от мировоззрения, навязанного, усиленного и навязанного этим колониальным экспериментом под названием Соединенные Штаты Америки, а также о восприятии учений и практик наших предков.

Коренной феминизм, или как вы его называете, является частью этого или должен быть.

За гранью слов, за гранью теории

В широком смысле феминизм коренных народов представляет собой пересекающуюся теорию и практику феминизма, которая фокусируется на деколонизации, суверенитете коренных народов и правах человека женщин из числа коренных народов и их семей.К сожалению, по моему опыту, это в основном теоретическое и сводится к авторским статьям и книгам профессоров. Но мы должны выйти за рамки определений и теоретизирования: в сообществах коренных народов происходит феминистская работа, которую я считаю частью уникального феминизма коренных народов (даже если это явно не названо).

Например, в 2019 году в качестве исполнительного директора Водной коалиции Черной Мезы я организовала Школу феминистских организаций коренных народов совместно с Массовым альянсом глобальной справедливости и Экологической сетью коренных народов.Наши цели состояли в том, чтобы построить отношения и развить общее понимание и анализ патриархата в сообществах коренных народов. Школа собрала около 70 коренных жителей Америки, представляющих 35 различных племен, выполняющих различные виды работ. Некоторые участники, такие как представители Planned Parenthood и Rez Condom Tour, занимаются феминистской работой в сообществах коренных народов. Другие, как, например, Коалиция за прекращение насилия в отношении женщин из числа коренного населения, решают проблемы, характерные только для женщин из числа коренного населения. Другие, такие как коренная гордость Л.А. и взрослые навахо стремятся сделать взгляды коренных народов более популярными. И работа таких групп, как Водная коалиция Черной Мезы и Экологическая сеть коренных народов, была основана на защите Матери-Земли. Среди участников были работники родовспоможения, владельцы бизнеса, студенты, преподаватели и матери клана.

IFOS был микрокосмом работы феминизма коренных народов, и мы многому научились из этого опыта. Мы осознали, что находимся на стадии признания и обозначения патриархата в наших сообществах, и что мы жаждем продолжить разговоры друг с другом и достичь места коллективных действий и силы.Мы узнали об аспектах этого развивающегося феминизма, которые являются исключительно коренными, ключевыми проблемами, такими как непропорциональное сексуальное насилие над женщинами коренных народов и эпидемия пропавших без вести и убитых женщин из числа коренных народов, приоритетами, такими как наша ответственность перед Матерью-Землей и нашими родными землями, и ключевыми препятствиями, такими как реальность колонизации и его постоянные попытки ассимилировать и уничтожить нас (или, скорее, ассимилировать нас с по , уничтожить нас). А поскольку деколонизация требует, чтобы мы не только добивались прав, но и возвращали и поддерживали наши традиционные роли и обязанности, наш феминизм так же разнообразен, как и сотни племен на Черепашьем острове, каждое на своей стадии постколониальной эволюции и со своими собственными убеждениями и практиками. .

Строительство на основе матриархата

Что наиболее важно, наш феминизм помнит и может ссылаться на историю, в которой наши матриархальные системы — чего еще не достиг мэйнстримный феминизм — не только фактически существовали, но и практиковались как важные аспекты наших культур. В некоторых случаях это было всего несколько поколений назад. Наши культуры выжили в значительной степени благодаря силе женщин из числа коренного населения, и именно женщины продолжают лидировать сегодня, несмотря на то, что они не получают признания или поддержки.

Однако мы должны признать это: уважение, которое мы испытываем к нашим бабушкам и матриархам, и их роль в нашей культуре, не находят отражения в обществе. Они даже не отражаются в наших собственных сообществах, где вы видите патриархат в наших в основном — если не полностью — цис-гендерных и мужских племенных советах и ​​руководстве. Вы видите это, когда мужское эго уравновешивает и ослабляет движения, созданные тяжелым трудом женской организации, когда четыре из пяти коренных женщин становятся жертвами насилия, и когда это насилие распространяется на людей наших квир-сообществ.Вы видите это, когда от женщин ждут, что они ставят себя в последнюю очередь, и стыдно, если они этого не делают. Вы видите это, когда мы позволяем уничтожить Мать-Землю, чтобы богатые люди могли стать еще богаче. Вы видите это, когда мы ставим наш комфорт выше выживания будущих поколений.

Патриархат дает мужчинам власть и привилегии в ущерб женщинам и действует как основа для доминирования и угнетения геев, гомосексуалистов и трансгендеров, а также для замедленного развития мужчин. В общинах коренных народов он также стирает и искажает учения и мировоззрения коренных народов о гендере и сексуальности, а именно о разнообразии и силе этих аспектов и опыта.В конце концов, у людей динэ традиционно четыре пола в зависимости от роли, которую человек играет в более широком сообществе. Роли naadheeh (женский мужчина) и dilbaa ‘ (мужской женский род) обладают уникальной способностью и обязанностью действовать в качестве переводчиков между asdzáá (женское начало) и hastiin (мужское начало), и у них есть уникальная особенность. способность обеспечивать баланс между мужским и женским началами.

Патриархат, колониализм и капитализм

Однако патриархат неразрывно связан не только с системами колонизации, превосходства белых и капитализма.Колонизация, белое превосходство и капитализм нуждаются в патриархате , чтобы работать.

Женский труд — это изначальная субсидия капитализма. Репродуктивный труд необходим для социального воспроизводства [всего, что требуется для воспроизводства рабочей силы]: покупка предметов домашнего обихода, приготовление и подача еды, стирка и ремонт одежды, уход за мебелью и бытовой техникой, общение с детьми, обеспечение ухода и эмоциональной поддержки для взрослых, и поддержание родственных и общественных связей.Это ручной, умственный и эмоциональный труд. По мере того как все больше и больше людей осознают, что во время пандемии COVID-19, каждому человеку необходимо человек, чтобы жить такой важной работой. Тем не менее, репродуктивная работа редко вообще считается работой. Патриархат учит, что это «естественная» роль женщины, и поэтому там, где она вообще оплачивается, ей недоплачивают.

Этот вид капитализма и патриархата идут рука об руку с колониализмом. В Динете — моей родине, ныне уменьшенной до народа навахо, — мы по-прежнему практиковали наши традиционные обычаи, в то время как мы сопротивлялись испанцам и воевали с США, включая наше традиционное матриархальное общество, в котором матриархам было дано последнее слово над землей и ресурсами.Но когда правительство США силой отправило ~ 9000 из нас в лагерь для интернированных Боске Редондо в Нью-Мексико, где мы оставались с 1864 по 1868 год, время, известное как Hweeldi или Долгая прогулка, женщины стали жертвами новых зверств, банального изнасилование и принуждение к проституции, чтобы выжить.

Это было началом как институционального сексуального насилия в отношении наших женщин, так и трансформации отношения к женщинам со стороны нашего собственного народа. Представьте, что вы наблюдаете это насилие и ничего не можете с этим поделать; представьте, что вам нужно поощрять его, чтобы получить еду и другие предметы первой необходимости.

Сегодня, когда на наших женщин нападают, мы часто игнорируем это. Мы просто полагаемся на силу женщины навахо, которая поможет ей пережить это.

История продолжилась, когда мы подписали договор в 1868 году и вернулись домой на гораздо меньшую родину. Подписывая договор, мы также согласились дать нашим детям образование в системе США. Это означало отправку их в школы-интернаты и принуждение их ассимилироваться с западным образом мышления и поведения. В дополнение к обучению превосходству белых, эти школы учили наших людей гендерной бинарности и связанным с ней ролям: что женщины меньше мужчин, что квиры неестественны и т. Д.

Когда нефть была обнаружена на территории народа навахо, в 1922 году был создан Деловой совет народа навахо для подписания договоров аренды и удовлетворения требований нефтяных компаний. Министр внутренних дел в то время, друг нефтяной промышленности, знал, что он не сможет открыть нацию навахо для разработки нефти, если он приблизится к разнообразной и распределенной системе кланов. Поэтому он создал «деловой совет» и выбрал в него трех мужчин навахо. Эти люди, вероятно, родились в период хвелди года и были первыми, кто был ассимилирован в школе-интернате.Мужчин, которых, несомненно, учили и поощряли действовать, исходя из веры в то, что они просто потому, что они мужчины, должны принимать решения и что разработка ископаемого топлива — это прогресс. Деловой совет положил начало концу традиционного принятия решений в матриархальном обществе.

У женщин, конечно, все еще был домашний скот, что давало им экономическую автономию и успех: в 1870-х годах у нас было 15 000 овец; в 20-е годы у нас было 500 000 человек; а к 1931 году у нас было 2 миллиона. Но колонизатор не хочет, чтобы мы добились успеха, поэтому федеральное правительство разработало политику под названием «Сокращение поголовья навахо», покупая, убирая и забивая наш скот (и арестовывая тех, кто противился этому).Они также создали систему выпаса, которая гарантировала, что мы не сможем снова выращивать наши стада, и эта система используется до сих пор. Хотя это убило экономическую автономию народа навахо, это особенно повлияло на женщин, потому что они владели этими стадами. Мужчины уезжали работать в качестве разнорабочих, в то время как женщины и их семьи все еще в значительной степени полагались на овцеводство, чтобы выжить. Убийство этих стада гарантировало, что женщины навахо тоже должны будут зависеть от наемного труда, решений и руководства мужчин навахо.

Если капитализм — это система, а колонизация — практика, то патриархат — основа и того, и другого. За 70 лет колонизаторы украли нашу землю и ресурсы и исказили культурное понимание гендерных ролей и обязанностей. Федеральная политика реорганизации и ассимиляции продолжалась до 1960-х годов. Моя собственная мать была частью политики переселения, которая переселяла коренное население с их родных мест в города, чтобы ускорить ассимиляцию. Так что неудивительно, что с начала 1970-х годов на нашей родине началась экономия на ископаемом топливе.Неудивительно, что хотя племенное правительство, управляемое цис-мужчинами, подписало эти сделки с Peabody Coal Company, именно матриархи Биг Маунтин и Чёрной Мезы боролись против него и продолжают это делать.

Матриархат сегодня

Наша культура осталась сильной благодаря женщинам навахо. И наши матриархи существуют и сегодня. Женщины из числа коренного населения — сильные лидеры, сегодня . Такие люди, как Эней Бегай-Питер из Native Movement, Wahleah Johns из Native Renewables и Eriel Deranger из Indhibited Climate Action, которые не только посвятили свою жизнь защите нашей родины, но и приводят реальные примеры справедливого перехода от добывающей экономики.Такие женщины, как Лилиан Хилл из проекта пермакультуры хопи Тутсква, Линда Блэк Лось из технического колледжа United Tribes и Николь Гонсалес из инициативы Changing Woman Initiative, изучают и делятся нашими традиционными знаниями в интересах здоровья нашего народа. Именно такие женщины, как Этель Бранч и Дженен Яззи из семей навахо и хопи по борьбе с COVID-19, поддерживают и обеспечивают безопасность наших людей во время эпидемии COVID-19. И есть много других. Потому что это наш путь. Наша работа — заботиться о своем доме и родине.И мы продолжаем делать это, несмотря на цель патриархата — присвоить нашу автономию, свободу выбора и власть как женщин из числа коренного населения.

Представьте, насколько лучше будет эта работа, когда матриархи коренных народов снова получат автономию, свободу воли и власть. Не власть над мужчинами или другими людьми, но преобразующая сила, которая растет из уважения к себе и равенства с другими, во всем их разнообразии идентичности, опыта и способностей. В этом суть феминизма коренных народов.

Коренному феминизму предстоит еще многое сделать, особенно здесь, в Соединенных Штатах, но мы не одиноки.Сектор Мухерес в Гватемале уже создал множество инструментов политического просвещения для продвижения феминизма коренных народов в общинах майя и готов сотрудничать с нами и поддерживать нас. Массовый альянс Global Justice Alliance принимает у себя Школы феминистской организации по всей территории США, продвигает массовый феминизм и развивает возможности для сотрудничества и совместного развития для коренных, чернокожих и других женщин и цветных квир-людей. Всемирный марш женщин мобилизует миллионы женщин во всем мире на коллективные действия и предлагает десятилетия знаний и опыта.

Коренной феминизм требует от нас не только выполнения наших культурных ролей, но и исправления того, как эти роли были искажены колонизацией и патриархатом. Это требует, чтобы мы задавали сложные вопросы и вели трудные дискуссии. Мы должны подвергать сомнению и оспаривать даже то, чему нас учили как «традиционное».

Существует пророчество навахо, в котором говорится, что, когда женщины будут руководить, с нашим народом и в мире случится много плохих вещей, что мы потеряем свой язык, культуру и детей.На практике я видел, как это пророчество использовалось в качестве аргумента против избрания женщины президентом навахо, и многие навахо до сих пор отказываются это делать. Но я думаю, что патриархат перекрыл это пророчество, внушив страх перед нашим будущим, женским лидерством и переменами. Он удерживает нас там, где мы есть, где с нашими людьми и миром происходят плохие вещи, когда мы теряем свой язык и культуру. Это время уже пришло, но я не выбираю страх. Я смотрю на матриархов в моей жизни, на их работу по защите нашей родины, выступая от имени земли, воды, животных и будущих поколений, и понимаю, что я тоже верю в пророчество.Я верю, что пророчество означает, что лидерство женщин больше всего необходимо сейчас.

Прочтите рассказы Джихана Гирона.

.